Вячеслав Малежик - Снег идет 100 лет… Страница 23

Кто-то однажды притащил в институт купленную у глухонемых в поезде «Камасутру», но на руки этот труд мне никто не дал, и углубиться в схемы, таблицы и графики не посчастливилось. Запомнились какие-то рисунки, похожие на иллюстрации пирамид физкультурных парадов времен «военного коммунизма». Но чтобы перед сном почитать, а потом еще и помечтать… Этого нет, не было, и я сам себе напоминал Маугли, который воспитывался вне человеческого племени. Оставалось положиться на инстинкт.

Вспомнился и еще один случай – я был в состоянии пересдачи теоретических основ электротехники, и мозги были забиты этим предметом и сопровождающими его (то есть предмет) формулами. И подходит ко мне мой друган Саша Каретников, открывает какую-то книгу и показывает мне какой-то график, на котором изображены две кривых… В общем, что-то в зависимости от времени…

– Ну, двоечник, – сказал Карета. – Что это? Только быстро.

– Интеграл Дюамеля, – ответил я.

– Дурак ты, Слава. Смотри…

И с этими словами он убрал руку от подписи под рисунком. И я прочитал: «График возбуждения женщины и мужчины в зависимости от времени во время процесса». Я прочитал название – «Новая книга о супружестве» было написано на обложке. Но теория теорией, а практика, как говаривал великий вождь пролетариата, является тем элементом, который подтверждает теорию. Лабораторных работ, ходовых испытаний (как это ни называй) в моей биографии было позорно мало.

И грянул вечер, Лена пришла в сопровождении Саши на танцули. Кавалер был под газом и танцевал как никогда «ярко и незабываемо».

– Перепел перепил, – шепнула мне Ленка во время танца, оторвавшись от своего кавалера.

– Все по плану? – спросил я.

– Думаю, да.

– Случай чего, я подожду.

В этот день наша красавица была одета в какую-то юбку, довольно свободную клетчатую рубаху и полуспортивные туфли. Короче, на ней была одежда, которая удобна и практична в условиях, приближенных к боевым.

Часть 6

Я шел к винзаводу в Джемете, к заветной беседке. Джемете освещался фонарями кое-как, но дорога была знакома, и я постоянно натыкался на своих приятелей, которые продолжали вечер, сгруппировавшись в компании или парами. Слабую освещенность улиц поселка компенсировала луна, перешедшая стадию полумесяца, и поэтому я не имел проблем с канавами и рытвинами, что встречались у меня на пути. Со стороны гор заходила туча, и время от времени небо на востоке вспыхивало ярким светом. Но «матч состоится при любой погоде», – вспомнил я почему-то штампованную фразу спортивных комментаторов.

Волновался ли я в эти минуты? Думаю, что да. Но это обычное волнение, как перед выходом на сцену. Она придет, мы возьмем вместе первый аккорд, и волнение улетучится. Далекий раскат грома придавал этой минуте элемент театральности. Наконец – беседка. Я ждал недолго… Появилась Ленка, она почти бежала и, влетев в беседку, бросилась мне на шею. Мы с разбегу начали целоваться, и у нас сразу же получилось, я это понял потому, как ее губы, ее язык складно помещался у меня во рту. Великое все-таки дело – инстинкт. Не зря я в своих размышлизмах полагался на него. Природа не подвела. Мои руки, забыв стеснительность, ласкали Ленку.

– Стой-стой, пошли отсюда… Здесь так много народа.

Я перевел дыхание и, поправив свою одежду и прочее, предложил Ленке пойти прогуляться.

– Куда? – спросила она.

– Пошли на пляж.

Не знаю почему… Да нет, знаю… По детской неопытности у моих сверстников считалось, что заняться этим делом на песчаном пляже или на сеновале – это высший пилотаж. Только потом с опытом приходит осознание, что песок, проникающий во все щели, не способствует улучшению работы механизма, а сено, которое колется, щекочет и вообще смешит, не дает возможности найти опору, которая могла бы помочь перевернуть мир.

Уже потом, когда я понял что к чему, я стал все чаще вечерами замечать парочки, отправлявшиеся на дюны в сопровождении одеяла. А сейчас мы шли с пустыми руками, которыми на ходу ласкали друг друга. А гроза приближалась. Порыв ветра – и первые капли упали нам на лицо. Мы были уже на пляже, и я увидел лодку спасателей, которая вверх днищем лежала около их будки. Вспомнив фильм «Сердца четырех», я приподнял борт судна и галантно пригласил даму в помещение спрятаться от дождя. Без долгих разговоров дама нырнула в укрытие, а затем помогла мне забраться в наш маленький домик. Лодка, как мышеловка, захлопнулась, и мы оказались рядом лицом друг к другу на теплом еще песке. Я прижался к Ленке, испытывая…

Боже мой, сбиваюсь на стиль бульварной литературы… А над нами грохотала гроза, дождь как полоумный колотил в дно и борта лодки. Я осмелел и, не переставая целовать Ленкины губы и плечи, начал правой рукой ласкать ее ноги. Не получая отпора, моя рука поднималась все выше, и наконец я добрался до нижней кромки ее трусиков… Мне было много позволено, и, вспомнив, что женщине доставляет несказанное удовольствие, когда ее раздевают, решил приступить к этому процессу. Но, о, ужас… Я не нашел резинки или чего-то там еще, что должно было быть у ее трусиков сверху. Меня эта проблема поставила в тупик, и я отошел на исходные рубежи. Я перегруппировал войска и сделал новую вылазку… Успех операции был тот же, и я в панике отступил… Вожделение куда-то схлынуло… Я отвалился от моей девушки, как пиявка, обожравшаяся крови.

Дождь не унимался, и в полной темноте, слава богу, не видно было моих растерянных глаз. Эльдар Рязанов не снял еще фильм «Вокзал для двоих» и фраза «сама, сама, сама» еще была не известна кинозрителю. Лена мне не помогла. Уже потом я сообразил, что на ней был надет цельный купальник. Наверное, это был своеобразный телохранитель, и он выполнил свою роль.

Попади я в подобную ситуацию через пару лет, я бы уже с легкостью решил эту задачу, а тогда растерялся. Я был похож на рыбака, который отпускает ни с чем русалку, не поняв «как».

Пауза затягивалась.

– Который час? – спросила Лена. – Родители, наверное, с ума сходят, не зная, где я.

– Думаю, около четырех, потому что еще не светает.

– Да тут ничего не видно, я бы посмотрела на часы.

– Знаешь, – сказал я, – я понял, что такое слепая любовь. Это то, что у нас сейчас: я тебя совсем не вижу, но то, что я чувствую, в высшей степени прекрасно.

– Ты знаешь, а ты – хорош, а целуешься даже лучше, чем играешь на гитаре.

– Ты хочешь сказать, что я совсем не умею играть на гитаре?

– Нет, просто ты своими руками играл на мне, как на инструменте, а губы твои меня так целовали, что я теряла голову и контроль над собой.

– Эх, Ленка… – сказал я с интонацией, в которой были досада, восхищение и еще черт знает что.

– Да не грусти ты… Мне было с тобой так хорошо, что последний аккорд мы отложим.

– Может, все-таки я приду в тонику и поставлю точку?

– Милый, ну, потерпи немного… Ты же знаешь, как девушки относятся потом к себе, если все произошло в первый вечер?

– Кажется, дождь кончается, – сказал я, приподнимая борт лодки.

– Ну что, давай выбираться? – спросила Ленка.

– Давай. Спасибо тебе.

– За что, дурашка?

– За дурашку.

Часть 7

Мы с Леной Галкиной шли по предутреннему Джемете, направляясь к дому, где обосновалась ее семья.

Моя спутница заметно волновалась, и я решил, что это происходит от эмоций, полученных в перевернутой лодке во время дождя. Я к этому времени успокоился и перестал переживать за неудачу, произошедшую со мной полчаса назад. Лена была тактична по отношению к моему мужскому самолюбию, и я решил, что она все сделала правильно.

Маленькая женская хитрость, я оценил ее и решил, что так даже лучше. Мы не переступили черту, и мне не надо взваливать на себя никаких моральных обязательств, которые, как я понимал, должен нести мужчина по отношению к своей женщине. Мы весело болтали ни о чем, хотя Ленка иногда взволнованно переводила разговор на родителей, моделируя их поведение при встрече ее дома. Мы шли по аллее навстречу рассвету. Впереди, заслоняя все пространство (или мне так показалось), появились три мужские фигуры, направлявшиеся к нам.

– Так… Это мои, – то ли прошептала, то ли пролепетала Ленка, – сейчас мне будет…

Я подумал, вспомнив о братьях-самбистах, что мне будет тоже. Ну изобьют, не убьют же… Мужчина и женщина, которые явственно просыпались в нас с Ленкой на пляже, куда-то улетучились, и мы оба почувствовали себя детьми, нашкодившими и не готовыми ответить за свои поступки.

– Лена, это ты? – услышали мы мужской, с оттенком стали, голос.

– Да, папа!

– Иди сюда.

Меня не звали, и я остановился в поле досягаемости, дабы ответить на вопросы, если они будут к кандидату в женихи. Отец Лены вышел за линию, которую «держали» ее братцы, грубо схватил еще мою девчонку за руку и затащил на свою территорию. Он отвесил ей пощечину и, сопровождая свои действия руганью, погнал ее, как нашкодившую собачонку, в сторону дома. Ленка плакала, что-то кричала, но из ее слов врезалась в память фраза «за что?».