Ульяна Соболева - Пусть любить тебя будет больно Страница 24

Он медленно поднимался по лестнице, сжимая в потной ладони ствол и мысленно подсчитывая ступени. В отличие от тех, внутри него, – эти не рушились, а в душе Руслан уже давно упал, разбился и истекает кровью, а вокруг стоят все, кого он любил и кому доверял, и смеются истерически-издевательским смехом. Все без исключения. Остановился напротив двери и замер – все как раньше. Ничего ведь не изменилось. Он уехал отсюда час назад одним человеком, а вернулся совершенно другим. Как и тот, кто за дверью, – спит и не знает, как быстро отсчитывает бег все то же время. Отсчитывает секунды. Руслан оставил здесь друга, а вернулся уже к предателю. Не человеку, а твари. Человек умер несколько недель назад… а может, и не было его никогда. Только тварь в маске человека.

Повернул ключ, толкнул дверь квартиры и прошел в гостиную. Серый развалился на диване. На полу ствол и пепельница, полная окурков, пустая бутылка и стакан. Руслан тихо подошел, поднял ствол, сунул за пояс и направил дуло своего пистолета в лоб Серому. Какое-то время ещё рассматривал его лицо – такое близкое и родное за все годы дружбы. Сука! Чего ж тебе не хватало, тварь? За сколько ты продался и кому?

Медленно опустил пистолет, пока дуло не уперлось Серому между глаз.

– Вставай, – ткнул посильнее и не узнал собственный голос, – утро настало, брат. Время умирать пришло.

Тот, быстро моргая, открыл глаза, вначале прищурился, рассматривая Руса.

– Ты чего, б**? Охренел? Убери пушку и спи давай.

Руслан сильнее вжал дуло.

– Я не спать хочу, а убивать. Тебя, гниду. Только медленно и не здесь. Вставай! Я тебе последнее слово дам. Обещаю.

Серый усмехнулся, но вышло фальшиво, он судорожно сглотнул, глядя Руслану в глаза:

– Шутишь, да?

– Хотел бы, да нет – не шучу. Убивать тебя пришел, Серый. Только вначале покатаемся – вставай. Вставай, бл***ь! – голос сорвался, и в горле снова застрял ком. Он сглотнул и словно кусок грязи проглотил, аж затошнило.

Взвел курок.

– Ты что, охренел, Бешеный?

Рус достал из кармана сотовый и поднес к глазам Серого.

– Узнаешь? Ты сидел в машине и ждал, пока тебе привезут заказ. Ты просто, тварь, сидел и жрал в машине, зная, что через какие-то двадцать минут убьешь их! Кусал гребаную пиццу, смотрел на часы, жевал, мразь, и ждал. Вставай, сука! Не то я тебе пальцы поотстреливаю! По одному. Потом кожу снимать буду, свежевать тебя живьем. И ты знаешь, что я не шучу. Подари себе время – ВСТАВАЙ!

Серый медленно поднялся с дивана, застегивая рубашку, и Руслан швырнул ему свитер, продолжая держать на прицеле.

– Скажи что-то, мразь! Не молчи! Хоть слово скажи!

– Нечего сказать, – мрачно ответил бывший друг, натягивая свитер, – ты все знаешь. Поехали. Покатаемся. Всё равно пристрелишь.

Они спускались вниз по лестнице. Один впереди, а другой сзади, толкая первого дулом между лопатками. Никогда не думал, что направит оружие на лучшего друга. Когда-то в юности клятву давали. Глупую, наивную – не направлять друг на друга оружие, не бить друг друга. Они ведь братья. По жизни. Самые близкие. Так и было до сегодняшнего дня.

«Никогда не говори никогда»… и снова захотелось истерически смеяться.

Подошли к машине, Бешеный кинул Серому ключи.

– Открой. Достань из бардачка наручники и надень. Правила игры знаешь.

Руслан не знал, куда везет их обоих, но тачка словно сама выскочила на трассу и понеслась за город. Рассвет казался каким-то серым, тусклым, тучи нависли очень низко грязными и рваными кусками ваты. Серый молча смотрел в окно, стиснув челюсти и позвякивая браслетами наручников, когда сильно сжимал и разжимал пальцы. Боится. Потому что знает, что назад не вернется.

– За городом убивать будешь? Место выбрал уже? Или импровизируешь?

– Не решил еще. Да и какая, на хрен, разница, где сдохнуть?

– Музыку включи, а то стрёмно в тишине сидеть.

– Ну да, помирать, так с музыкой – ты прав. Наслаждайся.

Бешеный ткнул пальцем в магнитолу и прибавил звук.

Дальше они ехали молча. И Руслану опять казалось, что внутри тикает счетчик времени. Он как включился со смерти родителей, так и не выключается. Ведет обратный отсчет до полного апокалипсиса. Свернул на проселочную дорогу к лесопосадке. Они оба знали это место. Когда-то бежали по ней после разборки, Рус Серого на себе тащил, а тот кровью истекал и песню пел. Бешеный заставил, чтоб знать, что живой еще. Он тогда мог его бросить там. Самого нехило задели, но не бросил, а тянул несколько километров от поселка до трассы.

Остановил машину и выключил музыку:

– Выходи!

– Специально сюда, да? – Серый не смотрел на Руслана, а снова сильно пальцы сжал, так что те хрустнули.

– Тебе суждено было здесь пару лет назад. Это твое место. Выходи!

– Любишь символичность. Я помню.

Говорят, словно не случилось ничего, и не ведет его Руслан, чтоб мозги разнести и закопать потом так, чтоб никто и никогда не нашел.

Они прошли несколько метров в глубь посадок, между деревьями с пожелтевшей листвой, гнущимися к земле от порывов ветра. Шли по той же тропинке, как и много лет назад. Серый впереди, а Руслан сзади со вскинутым стволом в вытянутой руке и с лопатой на плече.

Когда вышли на поляну, Бешеный остановился, ткнул лопату в землю и посмотрел Серому в спину.

– Всё. Пришли. Тормози. Помнишь это место?

Здесь они тогда упали вместе, и Бешеный не мог встать на простреленную ногу. Какое-то время лежали в траве, но Рус все же встал, а потом Серого поднял и на себя взвалил снова.

– Помню. Я всё помню, Бешеный. У меня хорошая память.

Он по-прежнему не смотрел на Руслана, только себе под ноги.

– Хреновая у тебя, гнида, память! Ты бы хоть слово… в свое оправдание. Давай, Серый, давай! Давай, сука! Может, я сжалюсь! Попробуй!

Но тот повернулся к Руслану бледный, с каплями пота над верхней губой и с искаженным лицом, тяжело дыша. Видно, что от страха зуб на зуб не попадает. Жалкий, перепуганный, дрожащий.

– Нет оправданий, брат. Их просто нет. Ни единого! Думал, не узнаешь никогда, – всхлипнул, – ты давай, Рус, стреляй – не тяни. Мне все это время самому хотелось дуло в рот сунуть и спустить курок.

Руслан презрительно сплюнул на сухую траву и сунул в рот сигарету, прикурил, продолжая смотреть Серому в глаза:

– Что ж не сунул и не нажал?

– Не смог. Пожалел себя.

– За что, а? Ты мне просто скажи, за что, мать твою?

Серый потянул носом и, задрав голову, взглянул на небо. Звякнул наручниками, поворачиваясь по кругу, продолжая смотреть вверх.

– За долги. Все спустил на Мишель-суку. Все до копейки на эту наркоманку конченую. А она, – он расхохотался, – она от передоза сдохла месяц назад. Под клиентом. Он ее трахал, а она померла. Я сам на герыче, Рус. Подсел, б**. Она подсадила. И понеслась. Все спустил в никуда. На счетчике у Ахмеда стою – сказал, долг простит, если отца твоего… – Серый застонал и руками в волосы впился. – Он простил. Скосил всё. Только я себе простить не могу, – заскулил, кусая губы.

– Трагедию не ломай, – рявкнул Руслан. Вышло хрипло, надрывно, – ты тварь, Серый. Ты же, сука, мог ко мне прийти за бабками, у отца попросить мог. Ты мог не быть трусливым шакалом, а мне сказать.

– Мог! Но я шакал, брат. Сам знаю. А у Царя я и так просил. Он потом понял, на что, и давать перестал. Предлагал в клинику оформить. Только оно не лечится. Не наркота, а зависимость от бл**ди этой не лечилась. Она вот сдохла, а я все еще зависим, и как дозу возьму, легче становится. Да труп я уже, Бешеный. Ты правильно говорил когда-то – торчки все мертвяки. Мне самому воняет разложением. Не церемонься – стреляй, закопай тут где-нибудь. Не тяни время.

Руслан опять почувствовал, как саднит внутри. Как хочется орать и выть, бить этого ублюдка и выть. За то, что дружбу похерил, отца и матери лишил, и ради чего? Ради наркоты. Ради гребаной дозы и шлюхи, которую перетрахала вся столица. Той самой шлюхи, с которой его Руслан и познакомил.

– Меня и дружбу за дозу! Царя, который на груди пригрел и как сына любил, – за дозу! Жизнь – за дозу!

Сам не понял, как ударил, а потом еще и еще, до озверения, пока не упали на землю, а он бил и бил, превращая лицо Серого в месиво, ломая ребра. Тот не сопротивлялся, даже сдачи не дал и от ударов не увернулся. Только глухо стонал и дергался.

Руслан сел на колени, задыхаясь, глядя, как бывший друг кашляет кровью, сплевывая в траву, стараясь подняться на руки, и снова падает, а Бешеного самого трясет, и он пот окровавленными руками со лба утирает.

– А Лариска при чем здесь? Трахал её?

– Нет, – Серый упал на живот и снова с трудом приподнялся, – наркоту брал, а иногда она у меня. Приезжала поныть, как любит тебя, какая жизнь херовая и несправедливая, пока я дозу героина грел, а она кокс свой тянула со стола через соломинку.

Руслан поднялся с земли и направил пистолет на Серого.

– Мразь ты последняя. У меня, кроме тебя, и нет никого. Я один остался. Лучше б тебя кто пристрелил, или сдох сам от пере доза. Я б тебя, падлу, оплакивал, вспоминал. Но не так! Не как собака, не как сволочь паршивая!