Сергей Петров - Хроника его развода (сборник) Страница 24

– И ещё мы хотим, – добавляет зам, – чтобы вы не выносили сор из избы. ЭТО не должно быть нигде опубликовано.

– Вы думаете, чья-то история, – вопрошаю я, – история человека – «не звезды» может быть интересна какому-то издательству?

– Не знаю. Но вы не должны выносить сор из избы!

– Как и вы. Верно, Елена Юрьевна?

Елена Юрьевна отводит взгляд в сторону.

– Верно, – выручает начальницу зам, – это тоже не в наших интересах.

2

– Их нужно опередить, – Лера горяча, как никогда, – чёрт его знает, какие они в Москву направят бумаги!

– Как ты их опередишь?

– Я пойду к Чижову.

Чижов – начальник этого гремучего логова. Человек в общем-то неплохой, он же и взял меня на работу. По просьбе Леры взял. Минуя мнение Шац.

– Не нужно к нему ходить, Лера. Нет необходимости унижаться перед ними. Всё это одна кодла.

– Нет, я должна! Я позвоню ему! Я чувствую свою вину перед тобой. Из-за меня ты приехал сюда. И получил целую пачку неприятностей…

Я смотрю в глаза её, в грустные и ласковые. Она говорит это искренне. Она всё ещё не хочет потерять меня. Она уже смирилась с тем, что я уеду, но всё ещё надеется, что мы будем вместе.

Лера действительно хочет помочь, но я не нуждаюсь в этой помощи. Чижову эти суки напели в уши изрядно, их он слушает, им он доверяет. И что тут может сделать Лера?

…Последнее время у нас сложились нормальные отношения. Её инициатива.

– Давай всё же расстанемся нормально, – сказала она две недели назад, – я не хочу жить в атмосфере ненависти.

Разумные слова. Но произнесены они слишком поздно.

Мне жаль её, я не испытываю ненависти, я свёл всё к ясной и простой формуле. Не сошлись характерами. Просто не сошлись, ошиблись.

Но она, видимо, думает по-другому.

3

Антошка сидит за столом, кругом куча ненужных, идиотских бумаг, мне даже жалко этого маленького бюрократа. На стене висит портрет его ненаглядной супруги. Насколько я понимаю, портрет написан маслом. За спиной Антошки окно, за окном не на шутку размахнулась стройка. Гулко вбиваются сваи, отчего периодически вздрагивают и позвякивают стоящие на подоконнике немытые кружки.

– А ведь ты совершил большую подлость, Антон, – говорю я ему, – рано или поздно придётся держать ответ, дружище.

Глазки его бегают, ручонки, сложенные на столе, потряхивает, как у руководителя ГКЧП Янаева.

– Что значит – «подлость»? И почему вы ко мне обращаетесь на «ты»?

– Потому что ты влез в мою личную жизнь, Антон. А это же – Конституция. Основной закон. Ты же фактически оперативно-разыскное мероприятие провёл без судебного решения.

Я мету уверенно, терять мне нечего. Уверенность и напор обезоруживают. Заявление по поводу мероприятия без санкции заставляет Антона нервничать ещё больше. Ладошка к ладошке, пальчики сцепляются в замок.

Главное – не перегнуть палку, – приказываю себе, – не перегни её, Андрюха!

– Я выполнял указание руководства, – взвизгивает Антошка, – проверить служебный компьютер…

– Проверил?

– Проверил.

– Про гонорар узнал?

– Узнал…

– Молодец, что узнал. Но!

Поднимаю указательный палец вверх.

– Ты полез дальше. И увидел кое-что личное. А как только ты увидел это, тебе следовало остановиться. Понимаешь? Не дай бог, узнает общественность. Не дай бог, это дойдёт до моей супруги, – чеканю я, – ведь будет развод…

– Так вы и так… Там же написано…

Оглядываюсь. Кто-то прошмыгнул по коридору. Здесь такой порядок, в этой богадельне, держать двери открытыми, чтобы всё было под контролем королевы Шац.

Дверь я закрываю, беру стул и подсаживаюсь к нему едва не вплотную.

– Тебя не должно волновать, что там написано. Но коль ты прочитал это и уже о прочитанном кое-кому известно, поверь мне, я смогу увязать наш развод с твоими действиями. И жена меня поддержит. Я заряжу в суде такой ценник, что мало не покажется, Антон. И объектом иска будешь именно ты! То, что я пишу, – это всего лишь мысли, а может, и вовсе фантазии. А то, что сделал ты, повторяю, – это действия. Действия, повлекшие крушение ячейки общества.

Мне нечего терять. Я вспоминаю своё следачье прошлое. Моё ощущение сродни тому, что я испытывал, когда кого-то колол. Я колю, и он колется. Это великолепное ощущение.

Губки Антошки (только сейчас я обратил внимание, что они тоже пухлые) размыкаются-смыкаются, как у рыбы. Сидит, растерянный, хлопает ресничками.

Взгляд мой скользит по периметру его чиновничьей кельи. Я замечаю на тумбочке иконку сербско-черногорского святого Василия Острожского. У меня было их несколько, таких иконок, и одну из них я подарил этому пухлому чудаку.

– Когда один человек, которому другой человек подарил икону, – выдумываю я на ходу, – предаёт его, он не просто его предаёт, он предаёт Бога. А с Богом шутки плохи. Сербская православная мудрость.

– Ну да, – мямлит он. – Здесь я, наверное, не прав. Но… Мне просто сказали, приказали… Я не хотел причинять вам конкретного вреда… Так, думал, премии лишим, и всё… Просто этот файл. У него название «мать фашистскую»… Я подумал – экстремизм. Призывы к ненависти…

– Ненависти к кому? К матерям? Или фашистам?

– Ну…

– Какую характеристику вы составили на меня для Конторы, Антон?

Антошка нервно поправляет очки.

– Не очень…

– Покажи мне её…

Антошка тревожно смотрит на дверь, потом на меня, потом на иконку.

– Ладно, – шепчет он.

Несколько «кликов», и из принтера выкатывается характеристика.

– Я сначала нормальную написал, но меня попросили переделать…

…поручения выполняются не в срок. Отношения с коллегами и руководством натянутые…

Быстро пробегаю текст.

…поступил на службу тогда-то, уволился по собственному желанию…

Ничего страшного, в общем, конкретики они не приводят. Да и какая тут может быть конкретика? Она была бы при наличии выговора, например. Выговора за то, в чём меня обвиняют. Но нет выговоров. И я всё легко могу объяснить в Конторе. Было бы желание выслушать мои объяснения.

– Документы уже отправлены в Москву?

– Не знаю. – приложив руку к сердцу, выдыхает Антон.

– Что ещё будет туда направлено?

– Я не знаю. Честно не знаю, Андрей Павлович…

– Бывай, Антон.

Я прохожу по кабинету, тяну на себя дверь, оборачиваюсь.

Пустыми глазами Антон смотрит на иконку. Губы его шевелятся. Condom Антон.

4

В руке моей обходной лист. Отдел кадров, материально-хозяйственный отдел, зачем-то поликлиника. Один из конечных пунктов – секретариат.

– Как же, как же, – качает молоденькая начальница головой, волосы у неё такие красивые, белые, шея длинная, верхние пуговки сорочки провокационно расстегнуты, видна мне сверху (я стою, она сидит) красивая грудь, – вы так недолго у нас поработали…

– Да, – соглашаюсь я, – недолго.

– Года не прошло, кажется.

– Не прошло.

– И куда вы теперь? Обратно? В Москву?

– В Москву.

– У вас взгляд такой задумчивый. И, кажется, грустный.

Взгляд невесел, это точно. Но весьма находчивым оказывается мой взгляд. Не думай только, что это из-за столь быстрого отъезда, из-за упущенного времени, чтобы позабавиться с тобой или просто сходить в кино. Хоть и могли бы чисто теоретически, ох, могли бы, но нет. Лежит просто на краю стола бумажка формата «А4», и вижу я напечатанную на ней фамилию. Свою фамилию.

Я не помню, как зовут молоденькую начальницу. Чёрт-те что. Не выходить же мне в коридор и не смотреть на табличку кабинетной двери? Год, почти год работал здесь. Всё как в тумане. Не знаю никого.

Невозможно различить содержимое письмеца. Лежит он под бумажной стопочкой, треть листа выглядывает.

– Я прочитаю эту бумажечку, милая девушка? – спрашиваю вежливо, придавая голосу умеренно-эротические интонации.

– Ну, – загадочно улыбается она, – это же документ, так сказать. Официальный…

Уверенно беру её руку и галантно целую.

– В Москве вы будете почётным гостем.

Девушка смотрит с надеждой.

– Ах…

Документ я уже вытянул другой рукой.

Читаю. Вот оно что, оказывается. Никому ничего не отправим, значит? Лера, Лера. Зачем же ты нервируешь меня? Почему не слушаешься?

«…в отношении Ветрова А. П. проводилась служебная проверка по факту нарушения антикоррупционного законодательства, но в связи с увольнением последнего она прекращена».

Характеристика, что у Антошки вычитал, ещё бумаженции какие-то неопасные.

Всё-таки квакнули, подлецы. Хоть и в подробностях не расписали. Сор не вынесен, но совочек с ним продемонстрирован из приоткрытой двери. Скверно. Я ведь знаю нравы Конторы. Управление кадров, оно непременно заинтересуется, что это за проверка такая. Антикоррупционное законодательство, мать её. Если формально подойти к этому, то неуказание достоверной информации в декларации – повод отказать в трудоустройстве, вспоминаю я вновь. А мне так непривычно быть безработным.