Таня Кадзи - Русская гейша. Секреты обольщения Страница 24

– Деда, иди сюда! – позвала я.

– А я подумал, что ты опять гулять с мальчишками отправилась, – сказал он, подходя и усаживаясь рядом.

– Нет желания, – ответила я. – Ты мне лучше расскажи про своих двух девушек. Помнишь, ты обещал? – перевела я разговор на другую тему.

Дед прищурился и достал из кармана неизменную трубку и старый, вытертый кисет. Я знала, что его сшила когда-то давно бабушка, и дед так и таскал его с собой.

– Ну, если тебе так интересно, – начал он, раскурив трубку, – то слушай. Я жил в городе и учился в университете, как все обычные ребята из хороших семей. Мой отец был уважаемым человеком, бухгалтером на одной крупной фирме. И я учился на бухгалтера. Мама занималась домашним хозяйством. Мой старший брат женился и жил отдельно. У нас была хорошая квартира в новом доме. До университета я добирался пешком, так как он располагался в получасе ходьбы от нашего жилья. Мне было девятнадцать. Знаешь, Таня, мне все говорили, что я очень симпатичный юноша.

– Неудивительно, – сказала я. – Ты и сейчас очень симпатичный.

Дед глянул на меня, улыбнулся кончиками губ, потом продолжил:

– Понимая, какой я красавчик, считал, что могу вскружить голову любой девушке. Но получилось так, что я влюбился сам и сразу в двух. И при этом ужасно мучился.

– Деда! – расхохоталась я. – Но как такое могло быть?

– Они обе были для меня абсолютно недоступны, поэтому я и любил их с такой страстью.

– И ни одна не ответила взаимностью? – спросила я, погладив Тимофея, который подошел и прижался к моим ногам.

– Юко была дочкой мусорщика. Казалось, что ей не больше четырнадцати, такая она была худенькая и низкорослая. Я иногда видел ее по утрам на улице, сжигающей небольшие кучки мусора. Ее жалкий вид при довольно красивых чертах лица и изящной фигурке вызывал во мне нежность и желание защищать. Она нигде не училась, потому что ее семья была «эта», и часто помогала отцу.

– Эта? – переспросила я. – В смысле?

– Переводится как «отбросы», – ответил дед и вновь раскурил погасшую трубку. – Ты мало жила в Японии и не знаешь всех тонкостей. Издревле «эта», или официально «буракумин», как бы вне приличного общества. Они выполняли работу могильщиков, убойщиков скота, они обмывали трупы, убирали мусор, то есть делали работу, «оскверненную смертью» по буддийским понятиям. И селились они за пределами городов в специальных поселках «бураку». Во времена Токугавы почти все они служили доносчиками для господ из сёгуната. В наше время они живут на окраинах городов. И молодой человек из приличной семьи никогда не сможет породниться с девушкой из «бураку». Они и на хорошую работу не могли устроиться. Не думаю, что и сейчас что-то изменилось. Древнее название Японии – Ямато, или Великая гармония, – после паузы задумчиво добавил дед. – Возможно, «буракумин» никак не укладывались в понятие гармонии и даже разрушали ее, поэтому их как бы вынесли за пределы общества.

– Кошмар какой-то, – заметила я. – А у нас, по-моему, все равно, мясник ты или инженер, лишь бы хорошо свою работу выполнял.

– В этом преимущество русского характера, – улыбнулся дед.

– А вторая девушка? – с нетерпением спросила я.

– Я увидел ее, когда гулял в южной части города после сдачи трудного экзамена. Помню этот ясный летний день и мое прекрасное настроение. Я забрался на склон, называемый Голландским, потому что там располагалась знаменитая вилла Гловера. Она очень красива. Ее еще называют домом мадам Баттерфляй. В саду есть статуя японки. Я увидел Итисудзу возле этой статуи. Она внимательно ее разглядывала, я подошел и завязал разговор. «Говорят, что это статуя знаменитой гейши Чио-Чио-сан», – сказала она. И повернулась ко мне. Ее тонкое одухотворенное личико с большими светло-карими глазами поразило меня выражением непритворной печали. И я мгновенно влюбился. Мы познакомились. Итисудзу было всего шестнадцать, и она училась на гейшу. Ее имя значит «колокольчик». И она действительно оказалась веселой, живой, со звонким голоском, напоминающим колокольчик. Мы потом периодически общались, и это всегда доставляло мне много радости.

Я с замиранием слушала этот рассказ. Меня так и подмывало сообщить деду, что я тоже своего рода гейша. Но я понимала, что ему лучше этого не знать. Он, конечно, благодаря постоянным занятиям йогой сохранял ясный живой ум и острую память, но кто мог знать, как он отреагирует на такое сообщение.

– А потом? – спросила я с нетерпением.

– Потом война началась, – сказал дед и замолчал.

– А ты говорил про «веселые» кварталы, – решила я изменить направление разговора.

Дед повернулся ко мне и лукаво улыбнулся.

– А ты бабушке не расскажешь? – тихо спросил он.

И я рассмеялась. Тимофей, лежащий у меня на коленях, поднял голову и недоуменно посмотрел на нас сонными глазами.

– Конечно, и у себя в Нагасаки, и когда выезжал куда-нибудь. Я уже тебе говорил про Ёсивара, – сказал дед, глядя на мою улыбку. – Все молодые люди посещали такие заведения. Общаться с гейшами, артистками и с… – он замялся, подбирая слово.

– Путанами, – пришла я на помощь.

– Да, – улыбнулся он, – входило в традиционное воспитание молодого человека.

– Интересно, – заметила я.

– И правильно, – сказал он. – Тогда каждый мог выбрать, что ему больше нравится, какие женщины, какие способы. Ведь предпочтений в сексе великое множество. Ты стала совсем взрослой, раз мы говорим на такие темы, – заметил он.

Я посмотрела на его лицо, освещенное заходящими лучами солнца. Оно казалось высеченным из красновато-коричневого камня и поражало живым блеском глаз.

– Но это была другая жизнь, – после паузы добавил он. – И трудно сказать, что было лучше. Я и не сравниваю никогда. Ведь здесь, рядом с твоей бабушкой, поверь, удивительной женщиной, я тоже на своем месте. И, возможно, это лучшее место для меня.

Из тетради лекций госпожи Цутиды:

«Итальянец Джакомо Пуччини внес едва ли не самый значительный вклад в создание романтических представлений о гейшах, написав оперу «Мадам Баттерфляй» по повести «Гейша» американского писателя Лонга. Но в основе этой красивой истории подлинная судьба гейши Кага Маки родом из Нагасаки.

В семидесятые годы XIX века в Нагасаки жили три брата-шотландца по фамилии Гловер. Алекс, один из братьев, познакомился в чайном доме с пятнадцатилетней японкой по имени Кага Маки. Она была гейшей и носила псевдоним Чио-сан, или Бабочка. Молодые люди влюбились, но такой брак в то время был невозможен, и они заключили так называемый «временный брак», то есть Алекс заплатил сто иен семье гейши. Такой союз мог быть расторгнут по воле мужа в любое время. Кага Маки родила сына, назвав его Синсабуро. Но Алекс оставил их и уехал.

По законам гейше не разрешалось воспитывать детей. Брат Алекса Томас, который жил гражданским браком с японкой Авайа Цуру, усыновил племянника. Он поменял его имя на Томисабуро, сокращенно Том. Кага Маки запретили общаться с сыном. Когда Том Гловер вырос, его отправили учиться в Америку. Все, кто знал, что Том сын гейши, хранили молчание. Но когда была написана повесть «Гейша», основанная на подлинных событиях, а потом и опера «Мадам Баттерфляй» стала иметь оглушительный успех по всему миру, Том Гловер рассказал в интервью, что он действительно сын гейши Чио-Чио-сан. Исследования учетных записей регистрационных служб подтвердили это.

Кага Маки, после того как ее покинул горячо любимый муж, а сына отдали в приемную семью, еще какое-то время работала в качестве гейши. И вот она узнает, что Алекс женился в Америке. В опере мы видим эффектный конец – Чио-Чио-сан после этого известия кончает жизнь самоубийством, пронзив горло кинжалом. Но на самом деле Кага Маки приняла ухаживания давнего поклонника, своего соотечественника, и вышла за него замуж. Они переехали в другой город. Но брак оказался неудачным. Когда они развелись, Кага Маки вернулась в Нагасаки, где и умерла в 1906 году.

Ее сын, которого она так больше никогда и не увидела, вернувшись из Америки, поселился в Нагасаки. Он женился на Накано Вака, дочери английского коммерсанта. Их брак был бездетным. Накано Вака погибла во время Второй мировой войны. А после атомной бомбежки в августе 1945 года сын Баттерфляй покончил с собой.

После успеха оперы многие захотели посмотреть на дом Тома Гловера. В южной части Нагасаки, в районе Оура-Тэнсюдо, неподалеку от Дэдзимы, располагается своеобразный заповедник западной архитектуры – Оранда-дзака (Голландский склон). Вот там и располагалась резиденция Гловера. Дом был построен в 60-х годах прошлого века японскими мастерами по проекту английского архитектора и стал одним из первых сооружений европейского стиля в стране. Это прекрасная вилла, построенная в форме цветка клевера. Ее окружает великолепный сад, где стоит отлитая в бронзе фигура японки в кимоно, которая указывает прижавшемуся к ней мальчику на морские просторы. Ее поза передает глубокую тоску. Большинство туристов считают, что это памятник Чио-Чио-сан, хотя на самом деле изображена японская певица Тамаки Миура, прославившаяся исполнением главной партии в опере Пуччини. Внутри дома сохранены обстановка, документы и фотографии той эпохи».