И. Евстигней - Переводчик Страница 24

– …Коооот… ты гадкий, развратный, уличный ассирийский кот… – прошептала Шунрия. – Ты же знаешь, мой отец убьет тебя, если узнает…

– Мне плевать на твоего отца. Ты моя. Ясно? МОЯ. И будешь моей! И отчего ты называешь меня уличным?! Я богатый.

– А отцу неважно, что ты богатый. У него и без того шекелями и минами подвалы забиты. Ему нужна слава. Власть. А ты уличный, безродный кот, – Шунрия улыбнулась и потерлась об меня спиной. – А ещё ты чужой… чужой здесь… везде… Нездешний какой-то. Разве сам этого не чуешь?

Я не ответил, только продолжал молча вбирать в себя её запах, скользя губами от ушка по тёплой шее к ключице.

– За это и люблю тебя… рыжий… И ещё люблю, когда ты вот так прижимаешься ко мне, сзади… и я чувствую, какой ты там, внизу… как сильно ты меня любишь…

Дыхание Шунрии сбилось, я взял её за плечи, резко перевернул на спину, навалился сверху. Запустил руку в её волосы, чтобы вовсе уж никуда не делась, потому что моя, моя!., и начал целовать губы, глаза, лоб… Она изогнулась, подалась бедрами ко мне, и от жгучего желания я застонал, и, уже на пределе рассудка, шептал, шептал, не в силах остановиться, вдавливая её в это роскошное ложе, покрытое мягчайшими пуховыми перинами и дорогим шитым льном:

– Моя любимая, моя, моя, моя, моя…моя…моя…МОЯ…

Но только откуда, откуда это тянущее чувство тревоги, от которого никуда не спрятаться, не скрыться?! Словно стоишь на краю пропасти, и ледяной ветер бьет тебе в спину…

– Доброе утро! Эй, May, да просыпайся же ты наконец! Пошли купаться! Сегодня нам ещё предстоит масса дел!

Кьёнг стоял надо мной и что есть сил тряс за плечо. Нейрореаниматолог хренов, так же всю душу из человека можно вытрясти! Да вернулся я уже, вернулся, встаю…

Вода у этой части побережья оказалась на редкость прохладной, даже тело начало покалывать словно мелкими иголками. Наверное, какое-то холодное течение подходит к берегу. Я нырнул в прозрачную нефритовую толщу, заложил пару крутых кульбитов – прям-таки фигуры высшего пилотажа, ощущение полета под водой и правда было фантастическим – и вынырнул на поверхность.

– Поплыли вон к тому камню, – Кьёнг махнул рукой в сторону осколка скалы, торчащего из воды метрах в пятистах от берега. – Кто первый!

Ну-ну, усмехнулся я, нашел, с кем соревноваться. Поплавал бы он в нашем воронежском море с его тяжёлой и маслянистой водой. Да у меня после нашей воды здесь будто подводные крылья вырастают!

Я уже пару минут сидел на камне, тщетно пытаясь согреться под нежарким утренним солнцем, когда из воды появилась взъерошенная голова моего приятеля.

– А всё же зря ты не хочешь остаться у нас, – отфыркиваясь, выдал он. – Я тебе скажу одну вещь насчёт русских…

Он проворно вскарабкался на соседний уступок. Купаться этот эротоман предпочитал голым, и я внутренне поежился, представив, каково ему сейчас было сидеть на холодном камне, покрытом изумрудной водорослевой слизью. Но тот, похоже, был к этому привычен.

– В скором времени вас, русских мужчин… – он запнулся, посмотрел на меня и фыркнул от смеха.

– «В душе я больше русский, чем ты думаешь…» – передразнил он меня.

– May, да ты в зеркало себя видел?.. А, ладно… Так вот, в скором времени вас, русских мужчин, перестанут пускать к себе все страны. Визы будут давать только женщинам, а вы станете строго не въездными. Насколько мне известно, некоторые страны уже планируют ввести некоторые ограничения.

– Это ещё почему? – удивился я. – Я ничего подобного не слышал.

– Ты же знаешь, генетиков давно интересует проблема национальных геномов и закономерностей их выражения. Так вот, в ходе недавних исследований было установлено, что вы, русские, являетесь… как бы сказать помягче… препотентными кобелями.

– Что?! Какими ещё кобелями?!

– А чего ты так возмущаешься? Тебя что, никогда так не называли? – довольно захохотал Кьёнг.

Ну-ну, кажется, у моего приятеля сегодня прекрасное настроение… Конечно, называли. Та же Аля, чуть что, так… ненавижу это слово!

– Ладно, не напрягайся. Дело не в кобелиных наклонностях, а в препотентности. Говоря научным языком, препотентность – это способность производителя передавать с повышенной устойчивостью свои индивидуальные качества потомству. Проще говоря, при скрещивании ваши русские гены почти полностью подавляют" иностранные" гены, отвечающие за выражение некоторых ключевых национальных признаков. В частности, они подавляют чужие гены, кодирующие структуру головного мозга и сознания. Например, если мать ребенка – негритянка, а отец – русский, ребенок вполне может родиться чернокожим, но структура сознания у него будет, как у русского. Думать он будет, как русский. Так что, Ляо-Ша, хотя я и смеюсь над тобой, но ты прав. Ты узкоглазый только снаружи. Твой отец влил в тебя русскую кровь… а вместе с ней и русскую душу.

– Значит, они боятся, что русские мужики будут ездить по всему миру и заделывать маленьких шпионов?

– Не то чтобы шпионов, но лет через двадцать пять, когда такой метис вырастет, он будет подсознательно отдавать предпочтение всему русскому – поддерживать политику России, тянуться к её культуре, доброжелательно относиться к русским людям и всё такое прочее. Понимаешь? Своего рода пятая колонна в каждой стране! Этакий мягкий захват мира, без оружия, исключительно силой любви.

У меня перед глазами возникла красочная картина, как тысячи русских мачо активно завоевывают мир своими могучими членами, и от дикого приступа хохота я едва не скатился с неширокого уступа.

– Смеешься? Да тебе плакать нужно. Вот посмотришь, как только результаты этих научных исследований окончательно подтвердятся, вас вообще никуда впускать не будут. Ну или, в лучшем случае, будут заковывать в пояса девственности при пересечении границы. Так что я смогу свободно ездить куда угодно и трахать там кого угодно… женщин, я имею в виду, – уточнил он, поймав мой взгляд. – А ты не сможешь.

– Не смогу, – послушно согласился я. – Потому что я всё равно не смог бы оставить своего ребёнка в чужой стране.

К моему удивлению, Кьёнг промолчал.

Когда у тебя есть деньги и ты знаешь, к кому обратиться, фальшивые документы сделать несложно. Деньги у ведущего нейрореаниматолога Поднебесной имелись в избытке. Как и нужные знакомства. К тому же своенравная мадам по имени Фортуна благоволила ко мне совершенно уж бесстыжим образом. Я этому уже не удивлялся, а Кьёнг предпочитал молчать. Один из интернов внезапно заболел, освободив для меня вакантное место в группе практикантов.

– Итак, кем же ты будешь? – мой приятель окинул меня скептическим взглядом. – На нейрореаниматолога ты вряд потянешь. Да и с человеческой жизнью всё же не шутят. Мало ли что может случиться по пути или уже там, на месте. Невропатолог тоже отпадает. Для этого требуются довольно глубокие специализированные знания. Остается только психиатрия. Ты хоть что-нибудь знаешь в этой области?

– Знаю, – угрюмо кивнул я. – Каждый год у этих изуверов обследуюсь. Они мне каждый раз пытаются поставить диагнозы один страшнее другого и грозят психушкой.

– Вот и прекрасно, – улыбнулся Кьёнг, но, поймав мой убийственный взгляд, поспешно добавил:

– Да нет, прекрасно не то, что тебя в психушку хотят упечь. А то, что ты хоть какой-то медицинской терминологией владеешь. Не будешь абсолютным профаном, если что. Если будут спрашивать, говори, что ты специализируешься на ментальных патологиях переводчиков. А на месте как раз заодно посмотришь на своих бывших коллег…

После полудня к нашему столику в местном ресторанчике из разряда «только для своих» подошел человек в безупречном костюме и вручил мне свиток из плотного шёлка вместе с глянцевой карточкой.

– Вот ваша паспортная карта и диплом. А вам просили передать глубочайший поклон, – повернулся он к Кьёнгу.

– Сколько с нас? – мой приятель полез в карман за бумажником, но человек остановил его жестом.

– То, что вы сделали для нашего господина, не оплатить никакими деньгами. Благодарю вас.

Он отвесил нам легкий поклон, развернулся и упругим шагом вышел из-под крытой террасы на залитую солнцем улицу.

– Жена местного дона попала в аварию, – не дожидаясь моих расспросов, объяснил Кьёнг. – Говорят, это было подстроено, стреляли по колесам.

Она была беременна, на последнем месяце. Её саму мы спасти не сумели, а вот ребёнка вытащили. Да и вообще его парни у нас в реанимационном отделении частые гости.

Я развернул на столе плотный бордовый шёлк, на котором золотыми нитями было вышито, что я с отличием окончил Пекинский институт медицины по специальности психиатрия.

– Да уж, с красным дипломом они явно переусердствовали, – пробурчал Кьёнг. – У меня и то обыкновенный.

Он повертел в руках мой новый паспорт и задумчиво сказал:

– Теперь у нас осталась одна проблема. И если мы её не решим, все наши усилия пойдут прахом. И эта проблема называется Управление государственной безопасности. Нам нужно каким-то образом внести тебя в соответствующие базы данных…