Юлия Лешко - Ангел в темноте Страница 24

– Нет, на факультете была военная кафедра. Мы выходили из университета в звании младшего лейтенанта, потом его надо было подтверждать на сборах.

– Вот как! И какой род войск?

– Танкисты.

– Сергей Александрович, но с вашим ростом… какой, кстати, рост у вас, если не секрет?

– Дело в том, что военная специальность для будущих журналистов определялась без всякой связи с их физическими данными. Сначала на журфак поступали самые разнокалиберные ребята, а потом их ставили перед фактом, что им суждено стать еще и танкистами. Мой рост – сто восемьдесят семь, я ни в один танк не влезу. Да и вообще я по натуре очень миролюбивый человек, можно сказать пацифист.

Сейчас я ему «подмигну»:

– Когда возникают проблемы с сотрудниками, всегда решаете их мирным путем?

– Надеюсь, у вас не будет повода убедиться в обратном.

– Я тоже очень на это надеюсь. О чем я забыла вас спросить, или о чем бы вы сами хотели рассказать?

– О многом можно было бы рассказать, если позволило бы время: о людях, которые меня учили, о людях, с которыми учился. В общем, обо всех, кого любил и люблю. Все они, так или иначе, связаны с главным делом моей жизни – телевидением. И раз уж мы с вами почти все время говорили о женщинах… среди них женщин – большинство.

– Спасибо вам, Сергей Александрович, за эту последнюю фразу – особое спасибо. Ведь я – женщина!

Ну, и кто кого загонял «по корту»? Я устала ужасно! После самого сложного прямого эфира я так не уставала ни разу. После «Звездного бала» не уставала никогда, а тут… Выходим из студии молча, молча ждем лифта и так же молча заходим в кабину. Как только дверь закрывается, Сергей обнимает меня и целует, очень нежно. За последние два с половиной часа я успела забыть, каким нежным он бывает. И я с готовностью отвечаю на его поцелуи, при этом краем глаза поглядывая на меняющиеся цифры на табло: 6… 5… 4…

Выхожу из лифта, но он не идет за мной. Я оборачиваюсь:

– Не едешь?

Он отрицательно качает головой:

– Много работы, Рита, позовешь меня на монтаж, хорошо?

Моя очередь упрямо помотать головой:

– Нет, Сережа, не позову, потом посмотришь, на худсовете.

Он улыбается:

– У тебя золотой характер, поэтому такой тяжелый. Делай, как знаешь.

Я вяло машу на прощанье рукой.

Когда на следующий день я отсматриваю материал в монтажной, вдруг обнаруживаю то, что во время раз говора не было заметно нам, но стало очевидно в записи. Я же всегда говорила: перед камерой скрыть ничего невозможно.

Невозможно скрыть нежность в глазах и улыбку – слишком теплую, слишком родную, слишком ДЛЯ ТЕБЯ. Ты – для меня, я – для тебя.

В общем на экране видно невооруженным глазом: мы очень увлечены не столько разговором, сколько друг другом.

Глава 16

«И спускаемся мы с покоренных вершин…»

Церемония вручения главной телевизионной награды – это всегда роскошное, если не сказать помпезное, действо. Лучшие креативщики телевидения соревнуются в изобретательности, создавая сложные декорации, оригинальный сценарий, продумывая до мелочей очередность концертных номеров, формируя ансамбль ведущих. По традиции, церемонию ведут несколько пар, и партнеры в этих парах – представители разных телеканалов. Дамы – в вечерних туалетах, мужчины – в смокингах. В зале минимум посторонних, хотя к телевидению, по большому счету, все имеют то или иное отношение. Но сегодня, здесь, в этом торжественном зале все свои, посвященные, почти небожители. Я фактически не иронизирую: люди, которые не просто «входят в каждый дом», но еще и формируют общественное мнение, диктуют стиль отношений и моду, учат, лечат, воспитывают с экрана телевизоров, наверное, со стороны не могут восприниматься иначе.

Поэтому я нисколько не удивлена, что еще на подходе к ступенькам Дома кино меня окружает стайка поклонников: две оживленные дамы в возрасте, парень с девушкой и солидный мужчина средних лет. Последний преподносит мне великолепный букет из белых роз и целует руку.

Плащ, который я накинула на свое черно-белое платье, благородного пурпурного оттенка: цветы на этом фоне кажутся еще белее, как будто сделаны из тонкого мейсенского фарфора. Кстати, у цвета моего плащика есть название: «Мария Стюарт». Я об этом узнала от моей подруги Оксаны. Она объяснила мне, что мятежная шотландская королева в день казни надела наряд именно такого пурпурно-кровавого цвета, чтобы ее собственная кровь не была заметна на фоне пламенеющего бархата.

Я не Мария Стюарт, конечно, но что-то символичное в этом моем прикиде есть, только я сейчас войду в сверкающий огнями вестибюль и расстанусь со своей огненной мантией. И никому не придет в голову, что я себя ассоциировала – хоть на секунду! – с честолюбивой и властной женщиной, которую одновременно лишили короны и жизни и которая о потерянной короне жалела куда сильнее – до последнего мгновения отнятой у нее жизни.

У меня сегодня никто не отнимет корону по той простой причине, что никто меня ею и не короновал. И не собирается.

И хватит, Маргарита, хватит!

А все же хорошо, что мне подарили эти чудные цветы. В обнимку с нежно благоухающим букетом, который и обращает на себя внимание, и прикрывает меня, уже не так одиноко. Легонько прижимая цветы к груди, я подхожу к зеркалу, в котором вижу себя… и Сергея Александровича, поднимающегося по ступенькам об руку с высокой красивой шатенкой в элегантном костюме цвета сомон. Это, конечно, его жена. За те несколько секунд, которые я позволяю себе потратить на изучение супруги моего любимого начальника (нет, вот так – любимого-начальника), я успеваю разглядеть приятное умное лицо, немного усталые, кажется, светлые глаза, красивые ноги в очень дорогих туфлях. Она мне нравится. Я ей, наверное, нет, даже если ей (а вдруг?…) ничего не известно о хронической склонности мужа заводить служебные романы, и мой светлый телевизионный облик не омрачен в ее глазах сведениями о наших отношениях с Сосновским.

Направляюсь к своему почетному месту в первых рядах партера: ну как же, я ведь номинант. Стоящие по бокам интенсивно освещаемой сцены телевизионные камеры и краны-журавли направлены, в первую очередь, именно на эти ряды, ведь среди номинантов сидят и лауреаты, еще не ведающие о своей грядущей победе.

Некоторые, разумеется, «ведают» о своем триумфе заранее. Вон стоит в окружении коллег блестящий Глеб Кораблев – ироничный, остроумный, прекрасно образованный, настоящая телезвезда. Он, конечно, давным-давно в курсе, что на заднем сиденье его «лексуса» сегодня вечером будет располагаться тяжеленькая золотая фигурка «драчуна в юбке» – символическое изображение устремленного к успеху работника телевидения. Его правая рука высоко поднята, в ней зажато нечто вроде звезды, но с расстояния более метра звезда кажется увесистым кулаком, которым он кому-то грозит, а юбка – это расширяющееся книзу одеяние, переходящее в поста мент, украшенный гравировкой. «Лучший ведущий развлекательной программы» – вот что будет написано на награде Глеба.

Ладно, все эти внутренние размышления – в пользу бедных. А бедная на этом празднике жизни сегодня, конечно, я.

Еще и вымотанная донельзя: весь вечер накануне провела в монтажной вместе с Ольгой Васильевной. Пилотку сделали, но, Господи, какой ценой…

Нет, в общем, получилось даже хорошо. Это Ольга сказала, а я ее мнению полностью доверяю. Хорошая заставка, динамичная, элегантная, с юмором, в ритме клипа: я смотрю из окна, читаю книгу, в два уха выслушиваю каких-то старушек, болтаю по телефону, проверяю дневник, стою с поварешкой… Последнее, что я делаю – включаю телевизор, в котором сама и сижу. Забавно! Я подобный стиль называю «не надо надувать щеки». Помните, как Остап Бендер учил Кису Воробьянинова надувать щеки для важности? Вот-вот, не надо важничать, заставка мне понравилась.

Начали монтировать видеоряд, дробить наше пространное интервью на кусочки, иллюстрировать ретро-вставками. Нет, правда, хорошо получилось, с настроением, но не без накладок, конечно.

В кучке студенческих фотографий, на четырех или пяти из них Сосновский опять стоял вместе с Алисой! Именно вместе – не рядом. И тут уж я решила преодолеть робость и спросила-таки у Ольги, что же их связывает.

Ольга Васильевна немного подумала, потом сказала:

– Да, вот эти фотки я уберу, Лена ведь тоже будет смотреть передачу.

«Кто у нас Лена? Лена – жена…» – без посторонней помощи догадалась я. Но уточнять ничего не стала: ну и что, мол, что Лена увидит… Во-первых, не хочется быть маниакально настойчивой, а во-вторых, из замечания Ольги Васильевны уже можно сделать единственный, вполне определенный вывод: значит, что-то было, и это что-то может вызвать неприятные воспоминания у жены.

Да, я не стала бы расспрашивать больше, но Ольга сама решила меня просветить. По-моему, это было продиктовано ее женской солидарностью – не со мной, конечно, с женой Леной. А может, чтобы я тоже сделала какие-то выводы. Она ведь ко мне хорошо относится… Не знаю. Знаю одно: Ольга поведала мне эту историю не из желания перемыть чьи-то косточки, не такой она человек.