Алексей Ефимов - Бездна Страница 25

– По-моему, у большинства мечты маленькие, и их много. Во всяком случае, у меня так.

– Это не хорошо и не плохо. И все относительно. Один видит себя героем страны, второй мечтает о мерсе, третий – о «Жигулях» или о ящике водки. Что же. Отлично! Если они счастливы и будут счастливы, что в этом плохого? Не все Рафаэли, Наполеоны и Достоевские. У каждого есть возможность быть счастливым. Правда, всегда есть риск упустить что-то более важное. Не зря ли растрачивают силы? Может, не видят лес за деревьями? Если же цель грандиозна, то все остальное неважно. Причем нужно быть одержимым, уверенным в ней на двести процентов и быть готовым на жертвы. В случае с целью всей жизни попытка только одна.

– Я должна вырастить сына. Это хорошая цель? – спросила она с улыбкой.

– Отличная. Я все больше склоняюсь к тому, что это единственный смысл нашей жизни и что от нас ничего больше не требуется. Все остальное – приманка природы. Но это всего лишь теория. Есть сотни других теорий.

– Мне эта нравится.

– Я пока не готов с ней смириться, хотя все говорит в ее пользу. Мы биологические организмы, мы часть природы, и почему наша цель должна отличаться от цели других существ? Все в нашем мире связано с волей к жизни. Мир – это и есть эта воля. Искусство, любовь, ненависть, трусость, героизм, эгоизм, – она всюду. Эволюция продолжается. Естественный отбор никто не отменял.

– А как же милосердие, сострадание? Как они вписываются в эту теорию?

– Есть разные мнения, но лично я склоняюсь к тому, что это все та же воля к жизни. Мы демонстрируем силу, когда помогаем слабым. И получаем от этого удовольствие. И поддерживаем свой род. Но, например, у Ницше были на этот счет другие соображения. Он презирал слабых. Он говорил, что не надо им помогать. Он дарвинист. Я его уважаю, но не готов с ним во всем соглашаться.

– Сколько людей – столько и мнений.

– Очень часто мы нетерпимы друг к другу. Критика – наше любимое дело. Если бы мы могли встать по ту сторону добра и зла, то сказали бы: «Он таков, какой он есть, и мы не боги, чтобы его судить» – но мы набрасываемся и критикуем. Мы самоуверенны. У каждого свой взгляд на мир. И мало кто знает, что все относительно. Нет ничего абсолютного, эталонного. Тем более в философии.

Они продолжили свой путь по скверу, усыпанному желтыми листьями.

– Я вас замучил?

– Да что вы. Мне интересно.

– У меня столько всего в голове, что если я с кем-то не поделюсь, есть риск взрыва мозга.

– Берегите себя. Если истины нет, то и не нужно зря напрягаться, так? – она улыбнулась лукаво. – Для продолжения рода это не требуется.

– Это не означает, что мы должны все бросить и делать детишек пачками. Природа продумала все от и до. В ней нет ничего лишнего. Это было бы слишком большой роскошью. Природа очень рациональна. Кто знает, чего хочет воля к жизни от каждого из нас? Даже то, что мы сами усложняем себе жизнь, может быть частью общего плана.

Через минуту они спустились под землю.

Это то место, где они расстаются. Она входит на станцию через стеклянные двери, а он идет дальше по переходу.

Завтра они встретятся.

Глава 2

Седьмого сентября две тысячи первого, в пятницу, все началось с того, что она опоздала на работу.

Выехав из дома на десять минут позже обычного, она застряла в длинной пробке на Красном проспекте. Две машины притерлись друг к другу и стали причиной пробки. Красный аварийный знак на асфальте, пульсация желтого, потоки машин на грани фола, толстопузый хмурый гаишник – а люди едут и смотрят. Не оторваться. Душа отчего-то радуется. Это сопереживание с двойным дном. Хорошо, что не со мной. С другими. Сегодня не их день.

Она опоздала на семь минут. Это был смертный грех. Она нарушила одну из заповедей «Хронографа» и своего внутреннего кодекса. Как требовать с других, если сама не безгрешна? Горячими волнами накатывает злость на обстоятельства и на себя. Но обстоятельства здесь не при чем, милая. Это все ты. Прособиралась. Если бы выехала вовремя, не опоздала бы.

Поздоровавшись с охранником без традиционной улыбки и споткнувшись на разбитых ступенях – черт! – она вошла в офис.

Первое, что она увидела – Олеся красит ресницы, открыв от усердия рот.

Это тоже нарушение правил. На лице Олеси появляется замешательство, зеркальце закрывается, тушь отправляется в верхний ящик, а ящик —

– Ши-и-и-х! Бум! —

задвигается.

Все это не глядя. Надо смотреть в глаза Ольге и приветственно улыбаться.

– Здравствуйте, Ольга Владимировна!

– Доброе утро, Олеся. Сделай, пожалуйста, кофе.

Она прошла в кабинет.

Доброе утро, мое черное кожаное кресло. Мы не виделись с тобой целую ночь. Ты у меня такое мягкое и удобное. Я откинусь на твою высокую спинку, вздохну и на одну минутку прикрою глаза. Я успокоюсь. Я соберусь.

Когда я открою глаза, я буду другим человеком.

…

Их было двое.

СЕЙЧАС?

Следом вошли еще двое, в гражданском.

Нет. Это всего лишь проблемы. Большие проблемы.

– Налоговая полиция. Капитан Алексеев. – Один из гражданских выставил вперед раскрытую красную книжицу.

– Старший налоговый инспектор Травкин, – второй тоже достал удостоверение. – Ольга Владимировна Зимина?

– Я.

Ей уже не было страшно. Перебоялась.

– Что случилось? – спросила она.

– Пока ничего. – Старший налоговый инспектор Травкин, коренастый владелец прокуренных висячих усов и несвежего мешковатого пиджака, раскрыл кожаную папку.

– А сейчас, Ольга Владимировна, – продолжил он, – мы вручим вам решение о проведении выездной налоговой проверки, и, соответственно, начнется проверка Общества с ограниченной ответственностью «Хронограф» за период одна тысяча девятьсот девяносто восьмой тире две тысячи первый год. Проверка будет проходить с привлечением сотрудников налоговой полиции. Ознакомьтесь и распишитесь. Можете снять себе копию.

– Минутку.

Она пробежалась взглядом по тексту.

– Зачем это шоу? Объясните, пожалуйста.

Она говорила жестко и смотрела мужчинам в глаза.

– Ольга Владимировна, это не шоу, – ей ответил подтянутый гладковыбритый капитан. – Мы с вами не в театре. Повода для веселья нет. Сейчас мы начнем выемку документов.

– Слава, нам нужны понятые, – он обратился к одному из камуфлированных амбалов. – Только повежливей.

– Есть! – ответила маска.

Поправив на плече ремень «Калашникова», полицейский вышел. Тяжелые армейские ботинки протопали по итальянскому паркету из массива дуба.

Инспектор Травкин вручил ей постановление о выемке:

– Ольга Владимировна, у нас есть основания полагать, что некоторые документы могут быть уничтожены, сокрыты или исправлены, поэтому мы проведем их изъятие. В течение пяти дней вам будут предоставлены заверенные копии.

Он говорил резко, отрывисто. Он как будто зачитывал Налоговый кодекс и при этом не смотрел ей в глаза. У нее сложилось впечатление, что он состоит из комплексов и пытается скрыть их под маской облеченного властью человека. У этого инспектора-бюрократа наверняка проблемы с женщинами, да и вообще не складывается общение с людьми. Он отыгрывается на других за собственную несостоятельность.

Ольга хотела взять телефон, но капитан остановил ее жестом.

– Ольга Владимировна, я попросил бы вас воздержаться от звонков, – сказал он. – Давайте лучше пригласим главного бухгалтера, придут понятые, и начнем выемку.

– Тогда нам в большую комнату. Все документы и главный бухгалтер там. – Она встала и сделала шаг вперед.

Путь ей преградил «физик». Встав перед дверным проемом и почти целиком закрыв его своей огромной фигурой, он не сводил с нее взгляда из прорези черной маски. Он смотрел на нее, и она видела маленький насмешливый огонек в его взгляде. «Что теперь будешь делать, крошка?» – словно спрашивал он.

Алексеев молча ему кивнул: пропусти.

Человек-гора освободил проем, и все трое: Ольга, Алексеев и инспектор Травкин, – прошли в общую комнату. Здесь на входе стоял еще один камуфлированный здоровяк, а третий держал под контролем вход в офис.

Сколько их тут? Маски-шоу. Цирк.

Она увидела взволнованные взгляды сотрудников.

– Это всего лишь налоговая проверка, – сказала она. – Просто товарищи проверяющие немного переборщили.

Капитан ухмыльнулся.

Ольга подошла к Тане, девушке двадцати семи лет, главному бухгалтеру.

– Таня, у нас проверка за три года, за девяносто восьмой – две тысячи первый. Господа хотят взять документы с собой. Надо им помочь, иначе они применят к нам грубую физическую силу.

Она издевается. Капитана покоробило, а усатый инспектор резко прочистил горло.

Раскрасневшаяся от волнения, Таня смотрела на них.

Тем временем капитан окинул комнату цепким профессиональным взглядом.