Валида Будакиду - Буковый лес Страница 25

На этот раз Александра даже не проснулась. Линда поднимала ей попу, чтоб просунуть под неё новую промокашку, а Сашка во сне улыбалась и беспорядочно молотила себя по лицу холщовыми варежками.

Уснуть не получалось, тем более надо было скоро вставать, чтоб прокипятить использованную соску, остудить новую порцию кипятка и ждать пока Алька снова проснётся, потом кормить, потом прижать к себе, чтоб пропукалась, потом сменить подгузник, и снова кипятить соску. Купить несколько бутылочек почему-то совершенно не приходило в голову. Почему-то… наверное, из-за тяжёлого операционного наркоза. Он тогда в комнате с белым топчаном и капельницей в вене всё не действовал. Его добавляли и добавляли. Ну, в эту… в катетер из подключичной вены.

– А что ты из себя всё время корчишь героиню? – Эндрю на самом деле, на полнейшем серьёзе недоумевал о чём это она, – Женщины на то и существуют, чтоб рожать детей. Ты себя такой единственной в мире что ли считаешь? Странная ты… Все рожают, и ты родила, всем сперва трудно, ничего страшного, привыкнешь.

И она действительно привыкла.

Привыкла ночью абсолютно не спать. А какой смысл? Только заснёшь, уже надо вставать и готовить новую порцию съестного. Привыкла есть что попало, лишь бы это было быстро и чтоб не греть, научилась видеть, не зажигая света; научилась купаться не каждый день, потому что просто не было сил, научилась сгибать ноги в колене и мыть их через спину сзади, так как вперёд наклониться было невозможно. Казалось, эта боль из позвоночника не уйдёт никогда.

Линда заметила, что по улицам с детской коляской вышагивает только одна она.

– Неужели я одна во всём районе родила? Ну, нет же ни одного ребёнка на улице.

Только гораздо позже Линде по дружбе сообщила соседка, что в Греции «не принято» с детьми гулять по улицам. Во-первых, дети могут «простудиться и заболеть», температура то зимой «ого-го как низко падает, иногда даже до десяти градусов выше нуля!», А во-вторых: гулять-то всё равно негде. Есть не очень далеко от дома единственное маленькое паркообразное сооружение с фонтаном в одну струю и песком для детей и домашних животных. Там возле четырёх красных лавочек постоянно дежурят очередники, в ожидании бонуса судьбы в виде освободившегося места. Если посчастливится и кто-то с лавочки встанет, тут же начиналась борьба за место. А, маленьких детей, как сообщила всё та же сердобольная соседка, перевозят с места на место на своих «авто» и только иногда достают из этих самых «авто», когда доезжают до бабушек и дедушек.

Вот когда Линда затосковала по Лейпцигу. Парки, парки, вся земля в парках… Велосипедные дорожки под вековыми дубами, нежно-зелёные липы, пруды с кувшинками и золотыми рыбками, а на берегу за отдыхающими упорно бегают дикие уточки, нагло требуя у них хлебные корки.

Дедушка с бабушкой из Германии звонили нечасто. Да, Линда, собственно и не смогла бы с ними наговориться вдоволь. Она думала, что чем ребёнок старше, тем больше появляется у человека свободного времени, на самом же деле проблем и дел с каждым днём становилось всё больше и больше, в придачу и Алька совсем не собиралась спать по ночам как другие дети её возраста. Она так же регулярно, как новорождённая просыпалась три раза, чтоб поесть, пропукаться, надуть подгузник и потом в шесть утра уже проснуться окончательно. Вся жизнь Линды разделилась на «до того», до рождения Алечки, и «после».

Не проходящая усталость ела её как моль носки домашней шерсти. Не хотелось абсолютно ничего. Ни почитать, ни купить себе новенького, ни в гости сходить. Из всех ранее присущих Линде желаний единственным оставшимся было выспаться. Просто взять и выспаться. Вот с вечера просто лечь и просто спать, чтоб никто и ничто не будило её, пока она сама не проснётся. Вот! Но, это, к сожалению, теперь невозможно. Невозможно потому, что как выяснилось «очень стыдно спать, когда у тебя маленький ребёнок, нуждающийся в твоём уходе». Если бы Эндрю работал и хоть на несколько часов уходил из дому, то она бы, конечно, выкроила время и вздремнула. Альку под бочок вместе бы и поспали. А так при нём даже неудобно улечься днём ни с того, ни с сего. Он и так любит над ней пошутить, тут и пристыдить может. Зачем днём лежать? Что она больная какая, или старая? Он хороший отец, иногда даже играет с Алькой, щекочет ей рёбрышки мизинцем, разговаривает с ней, но пойти с коляской погулять отказывается категорически, говорит, что не знает город «достаточно хорошо».

– А вдруг ребёнок расплачется? А вдруг что-то ей понадобится? Откуда я знаю, что с ней делать, мать же ты! – Укоризненно говорил он, – Я могу пойти погулять, но только с тобой. Знаешь, всякое бывает.

Линда соглашалась:

– Да, – мол, – несомненно «бывает», – и натягивала туфли.

– Послушай! – Эндрю был раздосадован, – Как ты можешь носить такие уродские калоши?! Такие ботинки надевают туристы, когда идут в походы. Если бы ты в Альпы собралась, я бы ничего не сказал. Ботинки со шнурками, квадратный каблук, такие в прошлом веке носили солдаты Вермахта. Мне за тебя стыдно, когда ты в них ходишь по городу со мной рядом и все понимают, что ты – не солдат Вермахта, а моя жена.

– Я не могу сейчас надеть каблук, у меня пока болит позвоночник от укола. Я и так с трудом ребёнка на руки поднимаю, а на каблуках… нет! Это вообще не реально! И эти ботинки очень даже по моде… многие такие носят… «Тимберланд» называются.

– Конечно, носят! В городе подростки носят, мальчики и девочки с носком поярче и гофрированным. А ты не забывай, что ты – врач и не забывай сколько тебе лет.

– А!.. – Линда прикусывает язык… Она хорошо помнит, сколько ей лет, – Ладно, я не буду их больше надевать, тогда может чтоб скорее зажило мне в спортзал походить? Спину немного накачать?

– Как ты любишь искать лёгкие пути, я просто тебе поражаюсь! Лишь бы из дому удрать и не делать то, что обязана делать каждая женщина. Хорошо, скажем ты пошла в спортзал и когда ты собираешься всё успеть? – Эндрю начинает раздражать её торговля за место под солнцем, – Со следующей недели ты должна начать работать, то есть будешь уходить из дому на работу, потом снова будешь уходить в магазины за провизией, теперь ещё спортзал. Прямо все женщины первое, что делают после родов так это бегут в спортзал. Я не понял – тебя что заставляли рожать?! Тебя никто не заставлял, ты сама этого хотела.

И опять он прав! Да! Да! Хотела! Очень хотела! Безумно хотела! Зато теперь… теперь даже иногда кажется что вовсе и не хотела. Как это оказывается всё сложно. Даже не то что очень хочется закрыть глаза и заснуть, прямо идя по улице с коляской, и не то что скоро надо начать работать, а то есть будет нечего на полном серьёзе, сложно даже не то, что она снова набрала вес. Да и вес не так чтобы прямо вообще, но ни одни штаны не сходятся на талии. Ещё жир отложился почему то на спине… Три совершенно жуткие складки нависают одна на другую. Линда с этим борется собственными силами. Она прямо в «Одноклассниках» нашла подходящие «группы», где девчонки обмениваются советами «как быстро похудеть» и что делать вообще. Там все сходились к мысли, будто быстро худеть нельзя, а надо «в целом вести здоровый образ жизни». Ну а каким образом его тут «в целом поведёшь», как советуют многочисленные отощательные общества?! Сказано – кроме диеты надо подольше ходить, есть по утрам овсяную кашу и вообще сообщали много разных секретов. Половину советов исполнить можно, но что делать со второй половиной, судя по всему с основной?!

Линда стала есть «сырую тыкву» и пить «зелёный чай без сахара», вроде как «эти продукты» сжигают жиры. Потом она становилась перед зеркалом и пересчитывала спинные складки. Их как было три, то есть шесть – по три с каждой стороны, так они и продолжали висеть, образуя знаменитую «гусеничку». Значит, никакая сырая тыква её жир не «сжигала». И всё равно Линда придерживалась «здорового питания», поднимала себе настроение и снова верила в чудо.

Но, больше всего пугала даже не, расписанная в «Одноклассниках» «сырая тыква», тщательно откладывающаяся в её спинных складках, а полное отсутствие мыслей. Точнее не отсутствие мыслей как таковых, а полнейшая невозможность додумать хоть одну до конца. Она не могла ни на чём сосредоточиться, она не могла думать отвлечённо, потому, что оказывается семейная жизнь заключается в том, чтобы всё время быть начеку и постоянно, каждую минуту, каждую секунду принадлежать двум своим эгоистичным и капризным детям. Женщина на то и женщина, чтоб принадлежать мужу, воспитывать детей, хранить «домашний очаг», думать, мыслить, решать не её удел. Как же жить?! Можно перетерпеть всё – расползшуюся фигуру, огромные мешки под глазами, руки превратившиеся в наждачную бумагу, волосы, ломающиеся с такой скоростью, что можно уже не покупать расчёску и набить ими небольшой матрасик для домашнего животного. Всё это можно стерпеть и пережить, кроме… очень, ну вот очень хочется хоть часик, хоть полчасика в день вообще, вот вообще ни с кем не разговаривать и не отвечать на вопросы, попринадлежать исключительно себе. Только часик в день мочь думать отвлечённо о чём угодно постороннем, хоть о производстве каменного угля методом пиролиза, или полезных свойствах бикарбоната кальция, но только не о детях, кормлениях, стирках и доме.