Таня Кадзи - Русская гейша. Секреты обольщения Страница 26

Прошла неделя после моего возвращения, и мне уже казалось, что я никуда не уезжала. Начало июля в Москве было дождливым и прохладным. Я почти все время проводила в агентстве. Сакура поехала в отпуск в свой родной Питер, и мы активно занимались с Идзуми. К тому же, к моему удивлению, заказы на присутствие гейш на вечеринках продолжали поступать. Интенсивность наших выступлений была почти такою же, как и в сезон с осени до лета.

Лиза вела дела аккуратно и со всем прекрасно справлялась. Мы отпустили и Злату на две недели.

– Как там поживает Павел Николаевич? – как-то вечером спросила я Лизу. – Что-то он к нам и не заглядывает.

Она оторвалась от монитора и вскинула на меня глаза с лукавым выражением.

– Отпуск взял после больничного, – ответила она. – В загородном особняке отлеживается.

– Замечательно, – сказала я. – Расстаться еще не надумали?

– Упертая ты, Танюха! – рассмеялась Лиза. – Мы сейчас вообще никогда не расстанемся, – серьезно добавила она после паузы. – И только смерть разлучит нас!

– Это еще почему? – испугалась я.

– Он же стал рабом Григорием!

– Это еще кто? – спросила я, недовольно глядя на раскрасневшееся лицо Лизы.

– Игра такая у нас новая, – объяснила она и зачем-то вновь посмотрела в монитор. – Иди сюда, прочитай, – предложила Лиза.

Я, недоумевая, подошла и увидела на мониторе открывшийся текст.

Вот что он гласил:

«Договор между г-жой Вандой фон Дунаевой и г-ном Северином фон Кузимским.

От сего числа г-н Северин фон Кузимский перестает считаться женихом г-жи Ванды фон Дунаевой и отказывается от своих прав в качестве возлюбленного; отныне он обязывается, напротив, честным словом человека и дворянина быть рабом ее до тех пор, пока она сама не возвратит ему свободу.

В качестве раба г-жи Дунаевой он должен носить имя Григория, беспрекословно исполнять всякое ее желание, повиноваться всякому ее приказанию, держаться со своей госпожой как подчиненный, смотреть на всякий знак ее благосклонности как на чрезвычайную милость.

Г-жа Дунаева не только вправе наказывать своего раба за малейшее упущение или проступок по собственному усмотрению, но и мучить его по первой своей прихоти или просто для развлечения, как только ей вздумается, – словом, он ее неограниченная собственность…»

– Что это такое, Лизавета?! – сурово спросила я, когда закончила читать.

– Это литературный шедевр, повесть «Венера в мехах» Леопольда фон Захер-Мазоха, – сказала Лиза, сделав невинные глаза.

И тут же прыснула.

– Только мой раб решил претворить эту историю в жизнь. Тем более он уверяет, что Захер-Мазох составил такой договор на самом деле, и его жена подписала. И по их примеру Павел Николаевич тоже составил аналогичную бумагу, только проставил наши имена. Его хороший знакомый, нотариус, оформил и узаконил печатью. Так что все серьезно!

– Кошмар! – не выдержала я.

– Он сказал, что если вдруг я его забью до смерти, то эта бумага послужит мне оправданием, – добавила Лиза и звонко расхохоталась. Но увидев мое взволнованное лицо, тут же быстро проговорила: – Успокойся, не собираюсь я никого убивать. Но если ему нравится думать, что я на это способна, то пусть тешится!

Лиза вышла из-за стола и подошла ко мне.

– Чайку? – спросила она, ласково заглядывая мне в глаза. – Я тут по твоему настоянию изучала основы чайной церемонии. Ох, и сложная штука оказалась! Просто так не сотворишь!

– Еще бы! – усмехнулась я, покидая приемную и направляясь в комнату для репетиций.

Я решила успокоиться и пока не обсуждать ее взаимоотношения с Павлом Николаевичем.

Лиза шла за мной.

– К тому же необходим хотя бы маленький садик. В репетиционную есть вход со двора, помнишь? – быстро говорила она.

– Но ведь там тупик и настоящая свалка, – повернулась я к ней. – Мы той дверью никогда и не пользуемся!

– Можно все расчистить и огородить какой-нибудь красивой решеткой.

– Надо подумать, – ответила я, заходя в комнату и обозревая пустое пространство.

Потом подошла к запасному выходу и с трудом открыла замок. Толкнув дверь, раскрыла ее и выглянула на улицу. Густые развесистые кусты сирени порадовали меня, но кучи мусора возле них и запах явного общественного туалета заставили поморщиться. Облезлый худой кот выбрался из-под кучи старых досок, наваленных возле высокой каменной ограды, и с опасливым любопытством посмотрел на меня.

– У нас есть колбаса? – спросила я, поворачиваясь к Лизе, выглядывающей из-за моего плеча.

– Сейчас принесу, в холодильнике что-то было, – ответила она и быстро ушла.

Я вновь посмотрела во двор, и мое сердце на миг перестало биться от сильнейшего ужаса, мгновенно охватившего меня.

Из-за куста сирени выглянул Степан, мой смертельный враг. Он пристально посмотрел на меня, и я инстинктивно отшатнулась, прикрыв дверь. Мои руки затряслись, сердце забилось мучительно сильно.

«Спокойно», – сказала я сама себе.

Но ноги были ватными. Мне казалось, что я сейчас потеряю сознание. В этот момент появилась Лиза с сырой сарделькой в руке. Она замерла, испуганно на меня глядя.

– Что случилось? – спросила она и побледнела.

– Ничего, дорогая, – сказала я, с трудом вдохнув. – Просто голова закружилась.

Лиза подхватила меня под локоть, но я высвободилась и, через силу улыбнувшись, сказала:

– Давай кота покормим.

Я взяла сардельку и медленно открыла дверь.

Возле кустов никого не было, только кот сидел на месте и терпеливо ждал. Я положила сардельку на землю. Потом медленно пошла к кустам, осторожно переступая через пустые пластиковые бутылки. За сиренью оказалось свободное пространство, и у самой стены стоял заржавевший помойный бак, доверху заполненный полусгнившим мусором.

«Неужели показалось? – подумала я, идя обратно и наблюдая за котом, который жадно доедал сардельку. – Но я видела его так ясно! А может, это был какой-нибудь прохожий, зашедший в кустики справить «малую нужду»? – пришла в голову успокоительная мысль. – Просто он очень сильно похож на Степана, только и всего».

Я зашла в помещение и тщательно закрыла дверь на замок.

После работы я предложила Лизе где-нибудь поужинать, так как очень не хотела ехать домой. Мне было не по себе. Я все еще не могла с точностью сказать, кого сегодня видела за кустами сирени.

«По времени Степан как раз должен вернуться. И даже если он продлил контракт и остался работать в Токио, то мог приехать в отпуск», – думала я, закрывая свой кабинет.

Услышав, что за дверью зазвонил телефон, я не стала вновь ее открывать и пошла в приемную. Лиза расчесывала волосы возле большого зеркала у дверей.

«Но если он приехал, то, конечно, первым делом захотел выяснить, что стало со мной», – думала я, наблюдая за плавными движениями Лизы.

Невольно я вспомнила, как Степан схватил меня, беспомощную и слабую, возле дверей клиники и впихнул в машину, какой ужас я тогда почувствовала и что за этим последовало. Я ясно увидела обшарпанную комнатушку и измученную Лизу со спутанными волосами, в изорванном халате, сидящую на полу на цепи возле миски с водой. И вот ночной мрак, открывающаяся дверь, сладкий запах ванильного табака, который всегда курил Степан, и его навалившееся на меня грузное тело. Я почувствовала его шумное дыхание, его пальцы, задирающие мне платье, натяжение цепи, за которую я была прикована, резь в запястье от наручника и вскрикнула, закрыв глаза ладонями.

– Таня?! – раздался испуганный голосок. – Что с тобой сегодня?

Я открыла глаза и увидела Лизу, стоящую передо мной. Из входной двери за ее спиной выглядывал наш охранник.

– Все в порядке, Слава, – сказала я и улыбнулась через силу.

Он кивнул и исчез.

– Голова болит, – ответила я на немой вопрос неподвижно стоящей Лизы.

Никто, и даже она, не знал об участии Степана во всей этой истории. После нашего освобождения он сразу улетел в Токио, справедливо опасаясь, что я укажу на него. Тем более Степан состоял в запрещенной у нас с 1995 года после газовой атаки в Токио секте «Аум Синрикё». Перед смертью Петр, мой любимый, оставил крупную сумму денег, как потом оказалось, принадлежащую секте, в которую он также входил. Кроме этого, он завещал мне свою квартиру. Степан решил, что все это – достояние «Аум», вернее, его собственное, и поэтому хотел избавиться от меня любым путем. И после того как я освободилась из рабства, чего он никак предположить не мог, я стала для него крайне опасным свидетелем. Год я жила спокойно, зная, что он работает в Токио. Но с сегодняшнего дня моему спокойствию, видимо, пришел конец.

«Может, попросить узнать Павла Николаевича, – в смятении думала я. – Он для Лизы все сделает. Раб Григорий! – невольно усмехнулась я. – Ведь есть же какие-нибудь списки тех, кто работает за границей».