Елена Арсеньева - Мужчина в пробирке Страница 26

Поглядев на Нелю, которая сладострастно сжимала своими накрашенными губками сигарету, Женька брезгливо поморщилась и повернула к автомату, в котором можно было за двадцать-тридцать рублей взять кофе, или чай, или стаканчик какого-то супа, который в первый раз казался вкусным, а во второй раз на него и глядеть не хотелось, потому что это была чистая синтетика, имеющая запах и привкус таких же моющих средств, как те, что производили на заводе. И разве только суп? А кофе? Чем он пах? Да чем угодно, только не кофе.

– Жень, будешь что-нибудь? – раздался голос, и Женька увидела, что у автомата стоит Володька Мальчиков и улыбается ей. – Что тебе взять?

– Да я сама возьму, ты что? – удивилась она.

– Я хочу извиниться, – сказал Володька смущенно. – За утро. Прости, пожалуйста, я так глупо пошутил.

Женька не сразу вспомнила, что Володька извиняется за свои слова: «Так это ж женщина!»

Ишь ты! Женька и не подозревала, что Мальчиков – такой деликатный.

– Да ладно, – буркнула она, пожав плечами. – Я сама так себя вела, что… Посмотрела на себя сегодня утром в зеркало и чуть не спятила от ужаса. Мужик и пропойца, а не женщина!

– Ты это внезапно заметила, сегодня утром? – с интересом спросил Володька. – Значит, сегодня особенный день в твоей жизни!

– Ну, типа того, – кивнула Женька.

– Так это надо отметить! – радостно провозгласил Володька. – Давай в обеденный перерыв…

– Ничего я отмечать не буду, ни в обеденный перерыв, ни после работы, – решительно перебила Женька. – Тем более что в обед я хотела пройтись по магазинам. Мне нужно себя как-то в порядок привести.

– Ты не поверишь, – усмехнулся Володька. – Я не собирался звать тебя в пивнушку. Я хотел тебя в новый «Макдоналдс» позвать. Я знаю, ты любишь бигмаки. Он в торговом центре открылся, видела, за автобусной остановкой? Мы поедим, а потом ты можешь зайти в пару отделов. Там все есть – и косметика, и обувь, и белье, и тряпки. И, кстати, я там покупал свои мокасины – помнишь, ты спрашивала?

– Не пойму, на кой черт мне сдались твои мокасины, – сурово сказала Женька. – Мне туфли нужны, нормальные туфли, может даже, на каблуках. Я хочу изменить стиль! Одеться по-другому. И жизнь изменить. Но если ты сейчас хоть раз хмыкнешь, Мальчиков, я тебе эту усмешку по морде размажу.

Володька покраснел и покачал головой.

– Жень, – сказал он проникновенно. – Если хочешь начать новую жизнь, то начни с языка. Ты говоришь еще ужаснее, чем даже Дванога! У меня и в мыслях не было смеяться. Я рад за тебя, честно. Я давно на тебя смотрю и удивляюсь, что такая женщина на себя махнула рукой.

Женька тупо моргнула. Это она – такая женщина? Она?! Мальчиков издевается, что ли?

Но его глаза были серьезны. Похоже, он не издевался.

Женькины губы против воли расплылись в улыбке.

– Спасибо, Володька, я бы пошла с тобой, честно, но я… у меня…

Она осеклась. Было невозможно сказать ему, что у нее денег всего ничего и в торговом центре с такой жалкой суммой, наверное, делать просто нечего. И она забормотала:

– Я не очень хорошо разбираюсь во всех этих женских причиндалах, я от этого здорово отвыкла. И мне надо у кого-нибудь спросить про всякие там… тонкости. Поэтому я лучше с Нелей или Мариной схожу.

– Ну и зря, – пожал плечами Мальчиков. – Они тебя сначала на смех поднимут, а потом еще раззвонят по всему заводу, что ты – мужик мужиком и ничего в самых простых тряпках не смыслишь. Так что я надежнее как партнер. Никому ни слова. Могила! А что до советов и всяких тонкостей, я тебе что угодно расскажу, я в этих ваших штучках-лифчиках-чулочках-туфельках-юбочках – гранд-спец. Не представляешь, скольких девочек раздевал и все это снимал! Уже поднаторел!

– Нет, Володька, понимаешь… – смущенно начала было Женька, но он вдруг взял ее за руку и сказал, понизив голос:

– Женька, я – дурак, не догадался… у тебя, наверное, с деньгами проблемы?

Женька смотрела на его тонкие, длинные, очень красивые пальцы, лежавшие на ее заскорузлой, красной, грубой, короткопалой, широкой лапище.

У нее вдруг кровь застучала в висках. И почему-то защипало глаза.

«Есть же такая штука – маникюр, – подумала она, с трудом удерживаясь, чтобы не всхлипнуть. – И этот… массаж. И эпиляция. И еще какие-то финты, которые могут сделать мои руки если и не такими же красивыми, как у Володьки, но чтоб хотя бы не было противно на них смотреть, не было противно дотронуться до них! Или эпиляция – это что-то из другой оперы?»

– Жень, ты знаешь, – проговорил Володька, – во-первых, я готов тебе денег занять, но, если ты не хочешь лезть в долги, могу устроить одну халтурку. Я для одной частной фирмы втихаря кое-что делаю, они здорово платят, у меня сейчас денег до фига, но я просто не успеваю всю работу сделать, а там срочно нужно одну вещь проанализировать, ну, состав распознать, понимаешь? И заплатят, главное, хорошо! А?

Он искательно заглянул Женьке в глаза.

Та усмехнулась. Да, по части анализа никто с ней в их лаборатории не сравнится! Володька правильно выбрал помощника в своей левой работе.

Так вот чем объясняются его подходцы… и понять это тоже помогает элементарный анализ. Только не химический, а психологический. Но Женька не обиделась. Ей все равно было приятно – стоять рядом с ним, говорить о том, что можно вместе провести обеденный перерыв, о работе, которую они могли бы делать вместе, приятно, что он держит ее за руку… и запах кофе, доносившийся из автомата, уже не напоминал запах средства для чистки унитазов «Ирландская роза».

– Ладно, – сказала она, осторожно вынимая руку из его тонких пальцев. – Конечно, я тебе помогу. Само собой. Но сегодня я в магазин с тобой не пойду. Ты не обижайся, но мне как-то неудобно.

– Как хочешь, – покладисто согласился Володька. – Но тогда возьми аванс. А я сейчас навру что-нибудь Кощею и сбегаю к своему работодателю, а потом тебе втихаря подставлю пару пробирок, которые надо исследовать. Вот деньги, – он проворно сунул Женьке в руку две красные пятитысячные бумажки. – Они обещали заплатить двадцать тысяч. Десять авансом, десять – потом. Не слабо, да? Двадцать штук за какой-то паршивый анализ!

Женька медленно кивнула. Еще бы не слабо… Не то слово! Это больше ее зарплаты!

Она взяла деньги и спрятала в карман.

Прозвенел сигнал. Технический перерыв кончился.

– Ну вот, а кофе мы так и не выпили, – усмехнулся Володька. – Ты иди, а мне еще тут надо…

Он пошел по коридору в сторону двери с буквой М.

Женька подумала, что и ей не мешает навестить аналогичное место, только с другой буквой, и подошла к женскому туалету. Открыла дверь – и получила увесистый удар по физиономии.

– Хорошая колбаска была, – умильно проворковала Ирина Филимоновна, убирая со стола. – И тортик такой вкусненький… Еще и на завтрак осталось…

Как-то так вышло, что Артем притащил к Лизе целую кучу всякой еды: и колбасу, и батон, и сгущенку, как было заказано, и еще салат из морской капусты, и купил вкуснейшей, самой вкусной на свете сырковой массы, которую продавали только в магазине с диковинным названием «ГосударЪ», что на углу Генкиной и Ванеева, там, где раньше была булочная, а потом бестолковая «Точка»; и еще винегрет в «Семерке» купил – там были просто забойные винегреты, – и еще почему-то прихватил там же тортик «Сказка». Этот торт его мама страшно любила, и Артем тоже любил, он у них всю жизнь был самым любимым, и сейчас, в той странной перепутанице, которая его вдруг окружила, он показался Артему просто необходимым – как напоминание о том времени, когда все было понятно, стабильно, спокойно – во всяком случае, в душе. В стране-то как раз спокойно не было, в стране все тогда стояло на ушах… оплотом незыблемости оставались только дом, мама и тортик «Сказка», который иногда – чудом! – можно было купить.

Что характерно, у Артема и в мыслях не было нести торт домой – в смысле, к Вике. Вино покупать он тоже не собирался. Но то, что он съездит туда, парень знал точно. У него вдруг возникла одна догадка – может быть, совершенно нелепая, то есть наверняка нелепая! – но проверить ее можно было только одним путем: вернувшись в ту квартиру.

Но сначала они поужинали.

Лиза сидела сонная и мрачная. Тем более мрачная, потому что напрасно уповала Ирина Филимоновна: ничего в Лизином странном психическом раздвоении не изменилось, она по-прежнему ощущала себя парнем, хотя и понимала с прежней остротой, что с ней случилось что-то ненормальное. Ела она, впрочем, с аппетитом – как и Артем, и Ирина Филимоновна, изрядно приуставшая на посту неусыпного охранника. При этом выглядела бабуля совершенно здоровой, довольной и как бы даже помолодевшей. Во всяком случае, куда более живенькой, чем утром, когда к ней приехала «Скорая».

– Лиза, надо поговорить, – сказал Артем, когда они поужинали (все ушло на ура) и выпили чаю, заедая его тортом.