Юлия Лешко - Лица счастья. Имена любви Страница 27

Даже если бы мама была вполовину моложе и не в пример здоровее, она не поехала бы в страну сыра и тюльпанов ни за что. Вот такой менталитет!.. И жизнь ее на родине не была усыпана розами, и войну она прошла, и беды ее не миновали, а однако – нет! Чужбина!..

Но мама еще и болела. Мама угасала. Помимо страшного диагноза, который своими ангельскими стараниями отменила в свое время ее дочь, маму терзал недуг безжалостный и неизлечимый: старость.

Жених понял, чего от него ждут, и не настаивал на переезде. Напротив – сам решил жить «на два дома».

…И начались их поездки! «То вместе, то порознь, а то – попеременно» они ездили друг к другу в гости по туристическим визам. И так – два года.

За время этих «туров» Анна сумела сделать очень многое. Первое и главное – начала учить язык. Голландский позабавил ее: в нем нашлось немало общих корней и созвучий с самыми непечатными из ненормативных русских слов…

Второе – она официально вышла замуж, буквально за месяц до опубликования нового голландского закона для иностранных жен. Вот ведь что удумали: экзамен у невест проводить – на знание голландской истории, культуры и языка! В случае «завала» – переэкзаменовка с уплатой крупного штрафа… Анна сдала бы этот экзамен (эка невидаль!), но не понадобилось.

И третье – чудны дела твои, Господи! – она поступила на заочное отделение в Королевскую Академию художеств на отделение дизайна!.. Остальные претенденты приносили с собой дискеты с виртуальными проектами, а Анна приволокла из своего Выставочного центра собственноручно разработанные и уже готовые буклеты, проспекты, плакаты. Как же было ее не принять?…

Самое главное, чуть не забыла! «Автомеханик», как скромно величал себя Аннин жених и впоследствии муж, на самом деле занимался восстановлением английских антикварных автомобилей 30-70-х годов – с последующей демонстрацией и продажей на международных автосалонах. Когда она дала ему понять, что улавливает разницу между «автомехаником» и вот этим его делом с филиалами в Англии и Финляндии, он только улыбнулся…

…Нет, не удержусь, уж очень хочется добавить: ни одной из наших с Анной знакомых виртуальных кандидаток в заморские жены так и не посчастливилось найти в Инете свое счастье.

…Мы снова пошли в сад. Приперли, кряхтя, тяжеленную лестницу из подвала, приставили ее к старой яблоне. Первой наверх вскарабкалась Анна. Потянулась было к прекрасным яблокам, да неосторожно глянула вниз.

– Э, нет, Юлия! Этак я сковырнусь по-стариковски.

– А Бог с ними, с верхними-то, Анна, слезай. Пусть для красоты висят.

– Нет, ты попробуй залезь. Ты высоты не боишься?…

Не боюсь. Чего ее бояться? Залезай повыше да падай камнем вниз вместе с приспособлением… Что я и сделала под истошный вопль своей подруги.

Наохавшись и насмеявшись, снова принялись за дело…

…Больше нам не придется жать сок на старой Анниной даче в Городище.

Вскоре Анна уехала насовсем. Больше ничего не удерживало ее здесь: мама умерла тем же летом.

Милосердная судьба преподнесла моей Анне в первый же ее визит в Голландию подарок. Когда они с будущим мужем приехали с вокзала, дверь двухэтажного дома как будто сама собой открылась и… На пороге стояли два чудесных игрушечных старичка. Сухощавый свекор был похож на морского волка с университетским образованием – седовласый, с лучистыми морщинками вокруг глаз, с коротенькой трубкой в длиннопалых, не боящихся работы, но привыкших к книгам руках… Свекровь доставала ему до плеча и прекрасно гармонировала с мужем – седым облаком пышных волос, синевой глаз, добротой улыбки.

Они столько слышали об умной и веселой русской невесте своего сына. Они уже готовы были полюбить ее. А она была готова любить их.

У меня скопилось множество Анниных писем – того периода, когда она ездила в Голландию в качестве невесты. В этих письмах – радость узнавания новой страны и новых людей, точные описания, тонкие наблюдения, неистребимый юмор Анны. В них еще нет и тени грусти… Голландию в них она называет несерьезно – Голлашкино. Или еще проще – Го.

Мне нравится! Потому что «го» – это название древней игры, в которой белые камушки должны вытеснить с поля черные. Конечно, может выйти и наоборот. Но хочется верить в лучшее.

Я на разных языках не говорю,По-голландски я не знаю ничего.Все по-нашему – смеюсь и горюю,Мне для этого хватает одного.

…Как ты там, моя уехавшая вдаль,Разучившаяся, видимо, писать?Научилась унимать свою печаль?Помнишь, что это такое – «унимать»?…

Семь грехов

…После первой «картошки» кто-то из девчонок-однокурсниц по секрету мне сказал, что я очень не нравлюсь Светке.

«Ух ты, – подумала я, – ни с того ни с сего… Едва здороваемся…» Именно это и стало толчком для нашей последующей очень долгой дружбы.

Мне просто захотелось узнать, а чем это я ей так не понравилась? Внешним видом, что ли? Или манерами? И вообще – когда успела? Не то чтобы я стремилась нравиться всем подряд – такой цели я перед собой, конечно, не ставила. По крайней мере, относительно однокурсниц. Но в молодости все мы так обидчивы, так ранимы, обращаем внимание на всякие пустяки…

Я стала присматриваться к заносчивой рыжей «медалистке» (это еще во время абитуры выяснилось, что у Светки золотая медаль). А присмотревшись, поняла, что ничего похожего она выговорить не могла, как сейчас говорят, просто «по определению». Светлана являла собой яркий образец «девушки из хорошей семьи», сдержанная, интеллигентная. Если бы я была ей в самом деле активно несимпатична, она дала бы это понять только мне, ничего не говоря не только посторонним, но даже, пожалуй, и вслух. А мы ведь и в самом деле были едва знакомы – так, знали друг друга по имени и фамилии, не больше. Познакомиться на картошке успели все, а подружиться – немногие…

И заносчивой она, конечно, не была. Просто при росте 180 см надо или горбиться, возвышаясь над мелковатыми в большинстве однокурсницами, или расправлять плечи и еще выше поднимать голову. Она, видимо, выбрала второе.

К тому же она еще была и рыжей, как я уже упомянула. Тоже не всем нравится. Это почти на уровне атавизма: «Бойся человека рыжего, нехорошего…» М-да. Опять два выхода: перекраситься и стать как все или делать шикарные стрижки и гордиться своей густой огненной гривой. Она опять выбрала второе.

Ну и, наконец, как вести себя в свежесложившемся молодежном коллективе, да еще на самом творческом из факультетов университета, где каждый первый стремится к самоутверждению? Всячески подчеркивать свои выдающиеся умственные способности и таланты? Попытаться занять «достойное» место в студенческой административной иерархии? Ринуться в общественную жизнь? А она просто хорошо училась (ну, привычка у нее была такая, с детства), после лекций ходила по столичным театрам, записалась в наш журфаковский СТЭМ. Она даже в общаге не жила – снимала где-то квартиру в спальном районе…

Как-то после очередного спектакля, где она очень неплохо сыграла роль, я подошла к ней, похвалила игру, и мы разговорились. Мне нравится, когда женщина не боится показаться смешной. Это один из признаков ума и настоящей уверенности в себе.

И потом мы какое-то время перекидывались при встрече фразами, обменивались мнениями… А однажды вместе сходили в театр, посмотрели «хит сезона», который ее привел в восторг, а меня – в недоумение. Тем не менее, мы быстро поняли, что нам, может быть, и нравятся разные вещи, но вот не нравятся – одни и те же. А это иногда сближает сильнее, чем абсолютная общность интересов.

Мне нравилась рыжая Светка. Кроме того, что она была умная и очень доброжелательная, у нее были такие замечательные черты – в характере, в манерах… Например, увлекшись разговором, она, не замечая того, начинала кивать в такт словам собеседника и повторять окончания фраз. А как она умела смеяться! Запрокидывала голову и хохотала «в небо» – так заразительно, так от души!

У меня были еще и другие подруги, я вообще по молодости лет любила шумную компанию, а Светлана чаще была одна. Но, правда, только на своем курсе! А вот среди старшекурсников у нее быстро появились хорошие друзья, очень популярные в масштабах факультета личности, благодаря все тому же СТЭМу.

… Примерно к четвертому курсу, кажется, все мы уже надружились и перессорились по двадцать раз, попривыкли друг к другу, как к мебели в аудиториях «alma mater», уже почти не влюблялись на факультете, кое-кто женился и вышел замуж на стороне, кто-то развелся. Уже появились на курсе первые дети!.. В общем, все как-то стало на свои места. И мы, понемногу растеряв подруг, вращаясь в сузившемся естественным путем кругу общения, уже не разлучались со Светкой.

Навострились даже писать в соавторстве. У нас и прозвище было на курсе, тоже одно на двоих – Критикесса и Кинодама. Потому что я любила кино, а она – театр. Но мы, чтобы чаще быть вместе, честно писали и о кино, и о театре – поровну.