Ольга Погодина-Кузмина - Адамово Яблоко Страница 28

– Может, следовало сначала узнать и мое мнение по этому поводу?

– Ты против? – Георгий Максимович выразил лицом легкость мыслей и чувств. – Это же твой приятель. Потом посадим его на такси.

По драматическому характеру его молчания Георгий понял, что Рослик давно отрепетировал сцену их встречи. Представление срывалось из-за Севочки, который выскочил из кулис, как прикормленная буфетчицей кошка, имеющая неизменный успех у публики даже при скромных внешних данных и небогатом даровании.

Звучное имя Ростислав сокращали по-разному, но Георгий как-то сразу окрестил его Росликом. В этом прозвище, словно стоящем на полупальцах и тянущемся вверх, звучал тот же тон, что и в пропорциях узкого тела с высокой шеей и удлиненными конечностями, в мелодике его немужского сипловатого голоса. Он танцевал в частной труппе, занятой развлечением туристов: фольклорные шоу, «Лебединое», «Жизель». Небольшие роли, соло в кордебалете, иногда поездки за границу. Всегда трезво оценивал свой потенциал – не всем же блистать в Мариинском или у Эйфмана.

Три, нет, уже четыре года назад Георгий ехал с какой-то затянувшейся допоздна встречи, и почти под колеса ему выскочил подвыпивший, чем-то сильно расстроенный молодой мужчина с волосами цвета льняной соломы, с нездешним абрисом бледных щек. Георгий угостил его кофе в ночной закусочной, довез до дома, прослушал хорошо темперированную жалобу в адрес вероломного друга-хореографа, соблазнившегося юными прелестями воздушного акробата. Мир богемы, цирк на воде, спешите, наши клоуны не умеют плавать…

Поначалу с ним было легко и занятно – яд сухощавого, натренированного в злословии ума источался на товарищей и недругов по ремеслу, на круг балетоманов, сопричастных общему пороку, плотно сомкнувших ряды вокруг учебных, открытых и закрытых сцен города. Ряды, в которых они обнаружили немало общих знакомых. Через полгода Георгий помог ему переселиться из многокомнатной коммуналки в отдельную квартиру в зеленом районе, обставить новое жилье. Но с обретением защиты от враждебного мира в скорлупе житейского благополучия Рослик постепенно утратил и свой воинственный задор, и нервную пылкость, и половину обаяния. Душа его вдруг сделалась тяжеловесной и бескрылой, как его прыжки, как добротная приземистая мебель белорусского производства под старину, которую он выбрал для спальни и прихожей.

– Ну, расскажи, как твои дела? Как гастроли? – спросил Георгий, вспомнив, что в последний раз они встречались как раз перед отъездом труппы за рубеж.

– Гастроли нормально, – ответил Рослик, так и не опустив брезгливо поднятую в адрес рыжеволосого приятеля бровь. – Хотя был изматывающий график. Почти вся Скандинавия, с ночными переездами. Стокгольм, Копенгаген, Амстердам… В Амстердам я просто влюбился. Наверное, снова поеду в феврале. Кстати, меня там все принимали за местного. Не только из-за цвета волос. Я очень комфортно себя чувствовал. Никто не верил, что русский…

– А меня в Турции за своего принимают, – влез в беседу рыжий Севочка. – Только не надо комментариев, что Турция дешевка! Во-первых, я сам знаю, а во-вторых, все равно они живут лучше нас. Они в Евросоюз скоро вступят. И вообще, там тепло и много красивых мужиков, а у нас ни того ни другого. Понятно, о присутствующих я не говорю.

За то время, что Георгий не был в малометражной квартире Рослика, она еще уютнее укуталась занавесками и коврами, еще наряднее расцвела островками комнатных растений. В кухне по деревянной сетке цеплялся вьюнок, дозревали на невысоком деревце лимоны. В ванной поселились керамические гномы, держащие на головах плетеные корзинки для банных принадлежностей.

Завалив диван целым ворохом шуршащих пакетов, Рослик заботливо укрыл прикроватный столик салфеткой, начал расставлять тарелки с закусками, стаканы. Принес лед. Севочка бросился перебирать сокровища – шелковые рубашки, шарфы, колготки, еще какие-то яркие предметы, назначение которых было Георгию неизвестно.

– Вот это я хочу! И это, и это, – восклицал рыженький, подмигивая Георгию в зеркало всем своим веснушчатым лицом, некрасивость которого несколько искупалась живостью. – Прямо все бы взял, был бы спонсор! Я померяю, Слав?

Ничуть не скрывая очевидных намерений, он тут же разделся до трусов, и Георгий на минуту почувствовал, что небольшое жилистое тело парнишки, покрытое яркими веснушками с ног до головы, волнует его по крайней мере живей, чем красота Рослика и перспектива остаться с бывшим возлюбленным наедине.

Он глотнул виски и сразу почувствовал, как алкоголь приятно разливается в крови. Почему-то он уже предвидел, что напьется сегодня допьяна.

– Зачем шмоток-то столько навез? – спросил он, пытаясь поймать Рослика за руку и привлечь к себе. – Поездку «отбить»?

Тот не дался, брыкнул головой, откидывая с глаз длинную челку – всегда делал так, если врал или нервничал.

– Я покупал всё для себя, а продаю, что не подошло. Или разонравилось.

– А я хочу в Японию, – заявил Сева, примеряя кацавейку, расшитую золотыми блестками. – Меня, кстати, звали в шоу «Русская тройка». Турне по десяти городам, контракт на год. За год можно язык выучить и там остаться. Ну как?

В новом наряде он проскакал по комнате, сделал пируэт.

– И кем тебя звали в это шоу – левой пристяжной? – не удержался в рамках приличий Рослик.

– Ой, как смешно! А вы где одеваетесь, Георгий Максимович? В Париже, наверное? У вас такой костюм, и галстук, и туфли…

– Давайте-ка сюда, – позвал их обоих Георгий. – Жора-нем, как говорят у нас в Париже.

Рослик, поколебавшись, все же уселся на мягкий подлокотник кресла, в котором устроился Георгий, дал себя обнять. Севочка без смущения втиснулся с другой стороны. Спросил, подняв бокал:

– За что пьем?

Георгий вспомнил излюбленный тост Маркова, подходящий к ситуации.

– За то, чтобы нам иметь право первой ночи, а не последнего слова.

– Нет, если уезжать, только не в Японию, – заявил Ростислав, пригубив виски. – Во-первых. там землетрясения, во-вторых, никогда не привыкнешь, все другое. Америка – страна тупых и жирных… Нормально можно жить только в Европе, особенно в Скандинавии. И не только на бытовом уровне. Главное – культура общения. Люди сдержанные, лояльные ко всему. В каждом городке на тысячу жителей есть гей-бар. Перестаешь себя чувствовать существом второго сорта.

Георгий чувствовал, что за его словами прячется какой-то дополнительный смысл, но не хотел думать об этом сейчас. Он спросил, просто чтобы не казаться равнодушным:

– Это правда, детка? Ты чувствуешь себя существом второго сорта, потому что ты – гей?

– Представь себе, – тот вскинул голову. – Кого-то устраивает двойная жизнь под одеялом. Делать вид, что ты как все, или замалчивать тему. А кому-то нужны открытые полноценные отношения. В Европе гей-пары давно уже вписаны в структуру общества. Им не надо прятаться и врать. Они живут обычной жизнью, вместе ездят в гости к родителям, имеют право официально оформить наследство. И никто на них не показывает пальцем. А какие могут быть взаимные обязательства, если люди не позволяют себе открыто быть вместе?

Этот камень, запоздало и беспомощно брошенный в чужой огород, был направлен мимо цели, и не мог задеть. Но рассуждения бывшего любовника невольно повернули мысли Георгия в сторону Игоря, из-за которого он успел наделать множество глупостей, получив взамен рога и досадную ссору с компаньоном.

– А мне кажется, в Европе то же, что у нас, – проговорил Севочка. – Есть нормальные люди, а есть мудаки.

– В Европе нет такого быдлячества, как у нас, – возразил Рослик в запале. – Там в гей-клуб люди приходят, чтобы пообщаться, поиграть в бильярд, обсудить какие-то вопросы, а не чтобы снять партнера для случки на одну ночь!

– Ну да, там еще у всех геев крылья вместо хуев, – не без яда предположил Севочка.

– Интересно, ты о чем-нибудь думаешь в жизни, кроме хуев? – вспылил Рослик. Он захмелел; тонкая кожа у него на лбу и на крыльях носа загорелась малиновыми пятнами. Черты Минервы, смягченные алкоголем, опустились вниз и словно раскисли.

Георгий поймал себя на том, что поглаживает его по спине, ощупывая пальцами твердые позвонки, вспоминая, как волновала его раньше эта аскетическая худоба, казавшаяся изысканной и немного старомодной, как у женщин эпохи ар-нуво.

– Я много о чем думаю, – ответил Сева. – Одно другому не мешает. Просто я считаю, что надо пользоваться тем, что нам дала природа, а не рассуждать о несбыточных мечтах.

И он снова подмигнул Георгию, словно обещая раскрыть бог весть какие тайны.

– Так ты пойдешь в душ? – напомнил Рослик с ноткой ревности. – Дать тебе чистое полотенце?

Тот встал, слегка покачнувшись.

– Да я и грязным вытрусь. Ой, я уже такая пьяная… Только вы не начинайте без меня!

Рослик тоже поднялся, начал убирать вещи с кровати.