Лариса Райт - Королева двора Страница 28

Ксанка из таких нравоучений сделала в те времена свой вполне очевидный вывод: лучше иметь много богатеньких «папиков» и не утруждать свою голову мыслями о скидках. Эту философию потом с успехом перенесла она и в бизнес: прежде чем снизить цену, она рисовала заоблачные прайсы, и, видя выгоду, жадный до денег клиент, не успев понять хитрых маневров Оксаны, заглатывал наживку. Ну а получив качественный товар вовремя, даже и не пытался соскочить с крючка. От добра добра не ищут.

Сегодня надо было склонить к сотрудничеству крупного застройщика. Тактика переговоров была определена, условия сделки понятны: он рекомендует покупателям квартир искать мебель в салонах Оксаны и с каждой покупки имеет оговоренный процент. Оксана не думала, что могут возникнуть сложности, все нюансы были давно сглажены, договоры оформлены, оставалось только ударить по рукам и подписать. Последний штрих, который, в принципе, можно было нанести позже и на день, и на два, и на неделю. Но люди, как известно, все разные. И если одни экономят свое и чужое время, не зацикливаются на формальностях и присылают подписанные документы партнерам с курьером, то другие хотят непременно видеть тебя лично, чтобы посидеть, поговорить и еще раз засвидетельствовать свои серьезные намерения, да и в твоих удостовериться.

Генеральный директор компании-застройщика был как раз из такой породы. Он придавал огромное значение соблюдению ритуалов подписания контракта и перенос такого важного события вполне мог воспринять как личное оскорбление. Кроме того, Оксана не исключала мысли, что ему просто доставляло удовольствие ее лицезреть. Она давно уже привыкла осознавать свою женскую привлекательность и умело ее использовать.

Крепко сбитая, ладная с детства, Ксанка, рано приобретшая милые мужскому взгляду женские округлости, довольно долго стеснялась тех богатств, которыми одарила ее природа. Да и рассматривать себя она привыкла с долей критики, которая, впрочем, была скорее справедливой, чем придирчивой. Ноги у нее были прямыми и длинными, но коленки чересчур острыми, а ляжки чуть полноваты, хотя полноту эту большинство сильного пола охотнее относило к достоинствам, нежели к недостаткам. Бедра тоже были немного широковаты, но, с другой стороны, выгодно подчеркивали талию. Грудь… Ну, здесь у Оксаны не оказалось к себе никаких претензий. Она не была обделена ни размером, ни формой, и после того как несколько лет назад нож опытного хирурга и высококачественный силикон подправили то, что испортили возраст и кормление ребенка, к этой ее части тела не смог бы придраться никто. А еще у Оксаны были удивительно красивые руки. Даже девчонкой она любила рассматривать их в зеркале и думала, что ее кисти с длинными, ровными пальцами могли бы запросто тягаться с ладонями Динки-балеринки. Чего не хватало Ксанке раньше, так это женственности. Плавность линий не сразу угадывалась за резкими движениями, длинные ноги привлекали к себе внимание, прежде всего, количеством синяков и ссадин, глаза – яркие, синие – испепеляли недоверчивым, презрительным взглядом.

Но это было давно, так давно, что можно было и забыть о том времени, когда Ксанка считала себя смешным, угловатым подростком. Она бы с удовольствием выкинула из головы эти воспоминания, но превращение в лебедя далось ей слишком тяжело, а пережитые трудности если и стираются из памяти, то все же не полностью. Женственность не появилась сама и не пришла из ниоткуда. На это ушли месяцы отчаянной работы. Как правило, молодые мамы используют каждую свободную минуту для того, чтобы восстановить силы и хотя бы немного поспать. Ксанка же все свободное время проводила у зеркала. Она запиралась в комнате и пробовала ходить, как Дина, поворачивать голову, как Дина, говорить, как Дина: не грубо и резко, а медленно, с хрипотцой, чуть растягивая слова, будто задерживая их в гортани – чтобы собеседник прислушивался, проникался еще большим интересом. Ксанке, энергичной, шустрой, нелегко давалась сдержанность и неторопливость, но она готова была стараться, тем более что знала, ради чего надрывается, не высыпается и постоянно репетирует перед зеркалом мелкие шаги, учится красиво изгибать шею и «делать» глаз с поволокой.

– Ты очень похорошела, Ксаночка, – призналась ей как-то преданная Верочка, которая, хоть и не одобряла замужества подруги, все же сочувствовала ей. А как не посочувствовать, если муж увлечен другой и не скрывает этого?

– Все же природа-матушка знает, что делает. Может, если я рожу, тоже преображусь. Надюшка, вон, и без того симпатичная была, а теперь и вовсе глаз не отвести. У нее даже волосы гуще стали. Ну а ты – так просто красавица.

– Не пой, Верка! Роды тут ни при чем. Надька твоя крапиву в голову втирает, Костик как-то руки запустил в мою шевелюру и спросил: «А ты, как мама, волосы травой мажешь?»

– Травой? Ой! Я тогда тоже буду втирать. А ты? Ты-то что делаешь? – Верочка искоса посмотрела в зеркало, залюбовалась подругой: Ксанкины раньше всегда собранные в тугой хвост светло-каштановые волосы теперь струились по плечам жгуче-рыжими от хны волнами, оттеняя и без того синие глаза в ореоле пушистых, умело подведенных ресниц.

Верочка краситься не умела. Она невольно сравнила себя с подругой. Конечно, Вера тоже немного вытянулась и прическу изменила: вместо куцего хвостика ее украшало, действительно украшало, каре. Иногда, по особым случаям, она даже подкручивала концы волос на бигуди, и на голове появлялось подобие настоящей прически. В тот день никакого особого случая не было. Верины волосы были прямыми и висели за ушами бесформенными прядями, примятыми косынкой после очередного дежурства в больнице. Разве могут эти патлы сравниться с Ксанкиными чудесными волнами? Девушка с нетерпением ждала ответа, а вдруг Ксанка сейчас расщедрится и откроет секрет чудесного превращения, и тогда она – Верочка – тотчас перестанет катиться по жизненной тропинке Колобком, а поплывет по ней не спеша, очаровательной павой.

– Делаю, – снисходительно кивнула Ксанка.

– А что? Что?

– Меняюсь. Я, Вер, цель поставила и двигаюсь к ней шаг за шагом.

– Какую цель? Ты и так прекрасно выглядишь.

– Кому-то этого недостаточно. – Девушка объяснила беззлобно, будто в какой-то степени уже приняла эту мысль как данность и даже сумела с ней примириться. – Мне нужно стать другой.

– Какой?

– Такой, как она, понимаешь? – Ксанка схватила Веру за руку и заговорила быстро, сбивчиво, будто боялась, что подруга не поймет ее искреннего желания преобразиться: – Чтобы смотреть так же, говорить так же. Чтобы жесты, движения, все-все было, как у нее. Ведь если тебя все это ждет дома, так зачем на сторону смотреть? Он же должен когда-нибудь прозреть, понимаешь?

Верочка осторожно кивнула. Она разрывалась от двойственности охвативших ее чувств. Испытывая искреннюю, глубокую жалость к подруге, она в то же время была уверена в том, что та заслужила свои страдания. Кроме того, Ксанка заставляла страдать еще двоих людей, один из которых был Верочке по-прежнему не безразличен, и она продолжала желать ему счастья, которое он, безусловно, не мог обрести рядом с женой.

– Ксан, это утопия.

– Почему же? – Губы превратились в тонкую полоску, глаза сощурились, и вдруг, будто и не было этой секундной вспышки гнева, лицо Ксанки мгновенно преобразилось, стало безмятежно спокойным, без единой тени, без какого-либо признака недавнего недовольства. – Видишь, как я могу? – не без гордости спросила Ксанка. – Только что была самой собой, и вот перед тобой уже она – мисс невозмутимость и обходительность. Видишь, я все могу копировать: и взгляд, и походку, и поведение.

– Ксаночка. – Для пущей убедительности Вера дотронулась до руки подруги. – Копия всегда хуже оригинала. Никто не станет приобретать подделку, если владеет подлинником.

Ксанка резко отдернула руку:

– Думаешь, я не смогу стать лучше оригинала? Да я сейчас по улице иду, мужики шеи сворачивают, не веришь?

– Я верю, верю. – Назревала ссора, и Верочка тут же бросилась спасать положение.

– Выходит, Мишка не мужик, что ли? Не видит, какая краля у него под боком спит?

Верочка поморщилась. Как только Ксанка начинала злиться, все ее преображения волшебным образом исчезали, уступая место природной резкости и неотесанности. Нет, Вера не могла согласиться с тем, что подруге когда-нибудь удастся искоренить без следа эту грубоватую манеру общения, но даже если бы это произошло, вряд ли Ксанке посчастливилось бы достичь поставленной цели. Поэтому Верочка только и сказала:

– Разве в этом дело?

– А в чем же еще?

– Знаешь, у Шекспира есть такие строки. – Вера нахмурилась, пошевелила губами, вспоминая, потом продекламировала с грустью:

… За внешний облик – внешний и почет…А зеркало души – ее деянья.И заглушает сорная траваТвоих сладчайших роз благоуханье…[11]

– Значит, моя душа – сорная трава, да? Ну, спасибо тебе, подруга! Не ожидала! – Ксанка смерила Верочку презрительным взглядом и выскочила в коридор. Вера, тут же устыдившись своей откровенности, бросилась за ней, приговаривая на ходу: