Алексей Никитин - Victory Park Страница 28

Дети и пенсионеры наконец унеслись куда-то в сторону памятника Шевченко, и сразу же следом, словно лишь для того, чтобы заполнить опустевшую аллею, один за другим к фотоателье подошли два первых клиента. За ними, едва заметно кивнув Виле, торопливо протрусил приемщик-кассир Рувим Исаевич. А за кассиром вдруг возник Миша Яблозинский, старый приятель Вили, и не только Вили, а, пожалуй, всего Киева.

Когда-то Миша с Вилей учились фотографии в ПТУ Горбытуправления на Курской. Но Виля, как и собирался, теперь работает фотографом, а Миша фотографом не стал. Миша стал поэтом. И музыкантом. И художником тоже. Ни одно из трех занятий не приносило Яблозинскому денег, поэтому зарабатывал он, паяя педали для электрогитар.

– Вилька! – крикнул Миша. – Олени времени несут меня к тебе. Ведь ты и сам олень – глаза твои ветвисты.

– Что-что у меня с глазами? – не понял Виля.

– Я хотел сказать – рога! – засмеялся Миша. – Твои рога олении ветвисты.

– Нет, глаза все-таки лучше.

– Ну, как хочешь, – не стал спорить Миша. – Мне с тобой поговорить нужно.

– Виля, вы уже будете фотографировать людей? – вклинился в разговор Рувим Исаевич. – Они тут целый час ждут! Или мне самому встать к аппарату?

– Мишка, приходи в обед, в два часа дня. Сможешь?

– Договорились! Буду у тебя в два.

– Рувим Исаевич, – Виля посмотрел на часы, – откуда вам знать, что делали эти люди час назад, если вы здесь всего пять минут? Это ваши родственники? Племянник и внук?

– Виля, не умничай, – отмахнулся приемщик, достал из кармана яблоко и откусил сразу половину. – Иди работай. А то сейчас начнется, ты же знаешь.

И действительно началось. Пока Виля фотографировал двух первых: одного – 3×4 для комсомольского билета, второго – 5×6 для паспорта, подвалило сразу двенадцать дам разных возрастов и габаритов из Музея русского искусства, у них одновременно заканчивались удостоверения. Когда он уже заканчивал с первой партией, оказалось, что будет еще вторая, просто директор не захотел оставлять музей совсем без персонала. Большинство музейных теток Виля знал. Не потому что часто ходил смотреть русское искусство – он был в музее только когда учился в школе, наверное, раз или два, не больше. Но парк-то небольшой, и лица всех, кто работает по соседству, быстро успевают примелькаться.

Между первой и второй группами музейщиц вклинились две воспитательницы детсада с пятью детьми. Им срочно нужно было оформлять какие-то путевки в санаторий. На фотографию одного ребенка времени уходит как на трех взрослых, и когда Виля еще только заканчивал с четвертым детсадовцем, у входа в ателье собралась изрядная толпа из экскурсоводов и примкнувших студентов университета.

Тут наконец появился директор ателье и едва смог пробиться ко входу – очередь не желала его пропускать – поэтому первым делом он обругал Вилю за то, что тот медленно работает.

– Просто начинать нужно вовремя, – подъелдыкнул Рувим Исаевич, достал второе яблоко и с удовольствием откусил половину.

До обеда Виля так и не успел отпустить всех собравшихся. Недовольно бурча, очередь запомнила, кто первый, кто за кем, и разошлась. Из музейных экскурсоводов на скамейке у входа осталась одна девушка, которой он прежде в парке не встречал.

– Ой, а Вы не могли бы меня поскорее сфотографировать? – попросила девушка. – Мне очень нужно уйти с работы прямо сейчас. Директор уже отпустил, только сфотографироваться осталось. Я пока только устраиваюсь в музей, еще столько дел надо сделать. А завтра уже будет поздно, я все сроки сорву.

– У меня обед, – казенно-нудным тоном ответил Виля и посмотрел на часы.

Миша опаздывал. Если не придет через пять минут, то он пойдет обедать один. Не сидеть же ему с экскурсоводшей на лавочке и объяснять, что у него нет времени ее фотографировать. Это как-то совсем глупо получится.

– Понятно, – вздохнула девушка из музея, подтянула колени к подбородку и приготовилась терпеливо ждать целый час. Но всего через пару секунд спросила: – А это вы делали все эти портреты?

– Конечно, я.

– Здорово. Даже жаль, что мне всего лишь фото 3×4 нужно, а не такой портрет. А я бы хотела.

– Ладно, пойдем сделаем снимок, – Виля попался на ее лесть. – Я приятеля жду, но он опаздывает. Успеем быстренько сделать ваше 3×4.

– А портрет? – тут же спрыгнула со скамейки девушка.

– Портрет в следующий раз, – довольно шевельнул усами Виля, пропуская ее вперед. Он любил женские портреты.

– Вам не говорили, – спросила девушка десять минут спустя, когда они вышли из ателье, – что Вы очень похожи на Боярского?

– Правда? – рассеянно переспросил Виля. Эту безразличную, чуть отстраненную интонацию в сочетании с холодновато-удивленным выражением лица он отрабатывал старательно и долго. – Чем же?

– Усами, конечно, – тут же начала загибать пальцы будущий экскурсовод Музея русского искусства, – и выражением глаз, и улыбкой… Вот улыбнитесь!

– Да он все это знает, девушка, – раздался голос подходящего к ним Мишки. – Он эти усы еще в училище культивировал, как элитные сорта пшеницы на Кубани. Одни побольше и посветлее, другие поменьше, но потемнее. А еще закрученные, пышные, волнистые. Он их, как Мичурин, выращивал – научными методами.

– Правда? – удивилась девушка.

– Кого Вы слушаете? – Виля похлопал Мишу по спине. – Миша – поэт, в его воображении усы и на Марсе будут, как яблони, цвести. Жду Вас завтра после обеда за фотографиями. Тогда и про портрет поговорим.

– Ты зачем девочку шугаешь? – Виля замахнулся, чтобы дать Мишке подзатыльник, едва они вышли из парка и направились обедать в «Ленинград», но вместо этого обнял его.

– Да ее не испугаешь, – засмеялся Миша, – впилась в тебя, как акула. Ты еще не будешь знать, как от нее отделаться. Ногу точно отгрызет, вот увидишь. Или руку.

– Ничего, главное, чтоб не голову. Раньше с ними как-то управлялся и теперь разберусь. Как вообще у тебя дела? По-прежнему паяешь педали?

– Конечно. Я это дело теперь на поток поставил. Производство налажено, но сбыт хромает на обе ноги. На обе педали. Я об этом и хотел поговорить.

– А детали? Ты же жаловался в прошлый раз… Что ты смеешься? «Дом Радио» расширил ассортимент и обошел радиорынок?

– Виля, дорогу в «Дом Радио» я забыл навсегда. Я не пойду по ней, даже если татаро-монголы потащат меня туда на аркане. Я буду сопротивляться и плевать желчью во всех встречных. Мои глаза открылись, как шлюзы Днепрогэса перед теплоходом «Леся Украинка», и я увидел, что радиорынок – это детский сад! Это магазин «Юный техник» в сравнении знаешь с чем?

– С чем?

– С заводом «Маяк».

– Магнитофоны? – не понял Виля.

– Патефоны на транзисторах, – с жалостью посмотрел на него Миша. – Ты помнишь, как в сентябре прошлого года наши сбили над Сахалином южно-корейский «Боинг»?

– Еще бы. Все помнят.

– Так вот, на той «Сушке», на Су-15, который выходил на боевой перехват, стояло оборудование, выпущенное на нашем «Маяке». И оно сработало без сбоев, точно и надежно. Когда полный разбор полетов был закончен, ребята на заводе отметили успех. Тихо. Неофициально. В узком кругу специалистов.

– Значит, твои педали сделаны на лучших транзисторах в стране?

– Точно!

– В чем же тогда дело?

– Я же сказал: сбыт. Три готовые педали лежат дома – не могу продать. Познакомь меня с Белфастом.

– Белфаст самопальной электроникой не торгует.

– Неважно, – впился в него Миша. – Он просто не знает, как это клево. А там двойной подъем.

– Миша, ну не смеши ты меня. Двойной подъем у них на фирмовом шмотье, а твой металлолом ничего не стоит… Слушай, может, тебя с Харлеем познакомить?

– Не надо. С Харлеем я уже говорил. Он сейчас только на косметике сидит. Мне нужен Белфаст.

– Мишка, давай с Белфастом пару недель подождем.

– Почему?

– Так вышло, что я вчера у него бабу увел. Ну, так получилось. Я не хотел, понимаешь? Она сама в руки шла. И пришла.

– Тебя Белфаст посадит на кол. А после рот забьет свинцовым жестким кляпом. И спать пойдет. С твоей бабой…

– Типун тебе…

– Экспромт, между прочим, – довольно улыбнулся Мишка, однако с темы стихов тут же съехал. – Но я же на тебя рассчитывал, Вилька! Думал, продам сейчас три педали и поеду к морю.

– Извини, не оправдал, – вдруг обозлился на приятеля Виля. Почему его включают в какие-то дурацкие, нелепые, невыполнимые планы, не предупреждая, строят на нем расчеты, а потом, когда планы рушатся, на него же и обижаются? Он-то тут при чем? – Все, Миша, мне пора в ателье. Я жду звонка.

– Ты не забудь мне сказать, когда у вас с Белфастом все наладится, – жалобно попросил Миша.

– Это другое дело.

2

Пеликан позвонил, как и обещал, ровно в четыре.

– Виля, деньги есть. Сто сорок, как договаривались. Ты тапки еще никому не продал?

– Изо всех сил держу для тебя, – успокоил Пеликана Виля. – Всем отказываю.