Таня Кадзи - Русская гейша. Секреты обольщения Страница 29

Уже после запрета «Аум Синрикё», по сообщению Комитета по спасению молодежи от псевдорелигий, среди ее адептов прокатилась волна непонятных смертей, когда скоропостижно умирали мужчины 28–36 лет, и самоубийств, например, с балкона выбросился 12-летний мальчик, вовлеченный в «Аум Синрикё» своей матерью».

Через два дня, которые я провела в компании Тима, почти безвылазно сидящего в квартире, я улетела в Токио вместе с господином Кобаяси, его супругой и дочерью. Тим с удовольствием согласился пока пожить у меня.

Где боги живут?Где обитают Будды?Ищите ихТолько в глубинах сердцаЛюбого из смертных людей.

После дождливой прохладной погоды московского июля в Токио мне показалось невыносимо жарко. Сезон дождей окончился недавно. И богиня Аматэрасу заливала страну слепящими жаркими лучами. В первый день я ощутила, что попала в огромную парилку. Директор нашей школы, преподаватель японского языка и большой знаток культуры, однажды сказал мне, что более точный смысл иероглифов, обозначающих Японию, не Страна восходящего солнца, а Страна солнечного корня. Если учесть, что, по преданию, все императоры, включая нынешнего Акихито, 125-го по счету, потомки богини Аматэрасу, то это название содержит вполне определенный намек.

Поселилась я в небольшой квартире приятеля господина Ито, который жил и работал в США и по полгода не бывал дома. Квартира находилась в южной части города в районе Минато. Семья Кобаяси жила в восточной части, в районе Кото, довольно далеко от меня. И это даже радовало, хотя господин Кобаяси настаивал, чтобы я хотя бы часть времени проводила с ними. Также он попросил ежедневно ему звонить.

– Ты гость моего города, – сказал он, когда мы приехали из аэропорта на поезде «Нарита-экспресс» на вокзал «Токио». – И я не могу оставить тебя в одиночестве.

От вокзала я решила добраться до квартиры на такси. Увидев машину с зеленым огоньком, по привычке направилась к ней под изумленным взглядом госпожи Кобаяси. И тут же остановилась, вспомнив, что в Токио зеленый огонек говорит о том, что такси занято. Когда я наконец села в свободную машину, господин Кобаяси наклонился и что-то быстро заговорил шоферу. Тот внимательно слушал, периодически на меня поглядывая и улыбаясь. Потом кивнул, сказав: «О’кей!»

– До встречи, Таня, – ласково проговорил господин Кобаяси.

Я с легким удивлением заметила, что он с трудом сдерживает волнение.

– Не беспокойтесь, Кобаяси-сан, – сказала я и улыбнулась. – Если что, то обязательно позвоню.

– И обязательно приезжай в мой дом погостить, – закивал он в ответ.

Я мельком глянула на улыбающееся личико Кихару и на недовольное лицо госпожи Кобаяси и молча кивнула, закрыв дверцу такси.

Квартира, в которой мне предстояло прожить почти месяц, понравилась с первого взгляда. Обрадовало то, что в ней кондиционер. Как только я вошла, то сразу включила его и с невероятным облегчением почувствовала живительную прохладу. После парилки на улице мне показалось, что я попала в настоящий рай. Я бросила сумку на пол и у двери по привычке сняла обувь. Квартира состояла из гостиной, спальни и кухни. Она выглядела как невообразимое смешение стилей. Сразу было видно, что хозяин много путешествует по свету. В углу сияла лаком японская деревянная двухпанельная ширма, на которой на золотистом фоне цвели светло-фиолетовые глицинии и порхали бабочки. Рядом стояло обычное европейское кресло, покрытое шелковой накидкой с вышитыми на ней пионами и бабочками, очень похожими на тех, что были на ширме. Так и казалось, что бабочки сели одновременно и на ширму и на кресло. Возле кресла высился торшер, что тоже было нехарактерно для японского жилища. Я невольно посмотрела на его плафон в виде розового стеклянного бутона, ожидая увидеть бабочку и там. И когда мой взгляд, скользнув выше, уперся в плоскую люстру, распластанную по потолку в виде цветных крыльев махаона, я улыбнулась. На полу лежали две циновки, сплетенные в форме бабочки и цветка. В стене, в непременной для японского жилища нише токонома, висел старинный на вид рисунок на свитке. Над пионовым кустом зависла неизменная для этой квартиры бабочка. На полу стояла фарфоровая ваза с крышкой. На ярко-синем кобальтовом покрытии сияли золотые бабочки.

«Здесь, видимо, обитает мужчина-бабочка, – подумала я, изучая огромный телевизор с плоским экраном, стоящий на ультрасовременной на вид подставке из стекла и серебристого металла, и аппаратуру под ним. – Странно, что телевизор не имеет форму крыльев!»

Но среди этого обилия бабочек я увидела две интерьерные куклы – гейши.

Я заглянула в спальню, которую от гостиной отделяла традиционная раздвижная перегородка фусума. По сравнению с яркой цветной гостиной спальня выглядела просто и строго. Обычное татами и валик для головы вместо подушки. На всю стену раздвижной шкаф. Кухня и ванная тоже оказались вполне привычными. Но традиционный чан фуро был на месте, и я первым делом наполнила его горячей водой. Скинув одежду, я забралась в чан, сев на корточки, погрузилась в воду до плеч и, закрыв глаза, полностью расслабилась.

«Так, с чего начну? – подумала я, когда вышла из ванной и упала на татами. – Необходимо позвонить госпоже Цутиде и договориться об уроках. Прежде всего я здесь за этим. Пусть времени у меня немного, но за месяц можно кое-что успеть. И господин Ито настаивал. Во-вторых, неплохо бы встретиться с Митихиро».

Хаттори Митихиро, молодой японец, работающий адвокатом, был моим поклонником. Я с ним познакомилась в прошлый мой приезд в Токио. Он посетил потом Москву. И мы вновь встретились.

«И, конечно, я должна разыскать Антона, если он еще здесь», – улыбнулась я.

Когда я оказалась в Токио два года назад, то поселилась в небольшой гостинице в районе Мегуро. Антон, мой соотечественник, работал неподалеку в русском ресторане. Там мы и познакомились. И у меня о нем остались самые хорошие воспоминания.

«Хотя, возможно, он уже уехал и давно живет в своей Костроме, – подумала я и вытянулась на спине, неожиданно вспомнив, как Антон однажды засыпал мое обнаженное тело лепестками роз, когда я вот так же лежала перед ним. – Какой он все-таки был милый!» – улыбнулась я и почувствовала невольное возбуждение.

В этот момент зазвонил телефон, и я нехотя встала и подошла.

– Хай? – осторожно спросила я почему-то по-японски.

– Все в порядке, Таня? – услышала я бодрый голос господина Ито и невольно улыбнулась.

– Да, все отлично. Долетели хорошо. Я уже в квартире.

– Тебе там нравится? – заботливо поинтересовался господин Ито.

– Очень! Главное, кондиционер, – рассмеялась я. – А то в Токио жара немыслимая.

– А в Москве по-прежнему холодно и дожди, – вздохнул он.

– Здесь обитает мужчина-бабочка? – не удержалась я от вопроса.

– Что? – удивился господин Ито, а потом звонко рассмеялся. – Нет, Таня, мой друг программист и очень высокого уровня. Просто он помешан на известной гейше Чио-сан. Увидишь, сколько у него дисков с записями этой оперы. Он, когда узнал, что ты гейша, сам предложил эту квартиру для тебя. Ладно, девочка, отдыхай! Если что, звони.

Он отключился, а я еще раз внимательно огляделась по сторонам.

«Японцы верны себе, – подумала я и улыбнулась. – На работе он наверняка деловой и серьезный. А когда возвращается сюда, то грезит о прекрасной мадам Баттерфляй. Надо бы попросить госпожу Цутиду, чтобы рассказала мне об известных гейшах».

Я вернулась в спальню и накинула халат. Потом занялась разборкой вещей. Настроение отчего-то резко упало. Я вновь вспомнила моего любимого. Перед внутренним взором появлялись картины нашей жизни с Петром здесь, в Японии. Только мы тогда поселились в городе Наха, столице префектуры Окинава. Как же я была тогда счастлива! Дни казались сияющими и беззаботными. Мой любимый был рядом, и я жила, окутанная его нежностью и страстью, и ничего не замечала вокруг. И как же нереально страшен был конец! Я вновь увидела перекошенное мукой лицо Петра и побелевшую руку, судорожно вцепившуюся в рукоятку кинжала, лезвие которого входило в его живот. И это резкое движение наискосок.

Я закрыла глаза и неожиданно расплакалась. Воспоминания нахлынули и были такими яркими, словно это произошло вчера. А ведь прошло уже два года с того горестного дня. Но моя любовь не умерла. Она постоянно пряталась на самом дне души, словно бесценное сокровище, о котором знала я одна. «Ты сильная и помни, что любовь есть и на небе», – написал мне Петр перед смертью. И я чувствовала, что где бы он ни находился сейчас, он любит меня и знает о моем чувстве. Это было выше моего понимания. Это было на уровне интуиции. Но связь между нами продолжала существовать.