Владислав Картавцев - Эспрессо ТВ Страница 3

– А не боишься? – вообще-то Аргун всегда считал, что каждый мужчина должен сам принимать решения, и поэтому редко когда пытался кого-то переубедить. Но Мишка ему все-таки друг (пусть и непутевый) и напарник! Да – он молод, гормоны играют, мускулы налиты силой, и в возможность печального исхода не верится совсем. Но Аргун-то намного опытнее и гораздо осторожнее!

– А чего бояться! Мы своих защищаем! Пусть они боятся! – Мишка, наверняка, под «ними» имел в виду тех – из Галичины (в последнее время совершенно распоясовшихся). – И пусть знают – на любую силу найдется еще более сильная сила, мы им обязательно покажем!

– Ладно! – Аргун быстро обтесал одну из поверхностей камня. – Переворачивай! И заявление не забудь!

– Яна! – ответом ему была тишина. Яна ушла – наверное, поболтать с подружками. На столе Аргуна ждал холодный ужин и записка: «Подогрей! Вернусь часам к девяти!»

– Отлично! – Аргун повеселел. Ему хотелось немного побыть в одиночестве – и первые полдня наедине с камнем не смогли удовлетворить эту его жажду. В последнее время он чурался громкого людского общества – и даже подруга напрягала.

– Ну что, Витек, чокнемся! – Аргун достал из серванта рюмочку и налил в нее перцовки. Витек – его боевой друг по Афгану уже четыре года как спал в земле, а сегодня у него был бы день рождения. Их забросили «за речку» уже под самый конец – в январе 1988 года сразу после учебки. И сразу – в мясорубку. Так вышло. Тогда Витек спас ему жизнь – подставив под пулю духа себя. Повезло – пуля прошла навылет чуть-чуть ниже ключицы, слегка зацепив легкое. Военврачи подрихтовали – но впоследствии рана дала о себе знать. Здоровье Витька стало ни к черту.

– Да, брат! Не дожил ты срока! – Аргун звякнул стопкой о бутылку и выпил. – Вместо тебя небо копчу – видать, есть для чего!

Аргун почти никогда не спрашивал, почему Витька его спас. Поступок он воспринимал нормально – поступок, достойный боевого товарища и друга. Он бы сделал точно так же. Угрызения совести не мучили Аргуна совсем – вот и сейчас он просто представил Виктора рядом и заговорил с ним, как с живым.

– Знаешь, брат! Сколько живу на свете, но так и не научился понимать этих баб! Наверное, я просто волк-одиночка, а они слишком многого хотят. И вечно во всем обвиняют – то денег мало, то хата без ремонта, то машины нет, то служба не устраивает! Поэтому и не могу решиться на женитьбу – чувствую, не мое это – не тянет! А что мое – так пока и не понял! Ну, будь здоров!

Аргун выпил и крякнул. Закусил куском копченой колбасы и пошел на балкон – перекурить. Внизу на лавочке митинговал домовой актив. Дед по прозвищу Махно громко орал на бабу Клавдию, доказывая, что чем жить с москалями, лучше утопиться в Ла-Манше.

– Почитай, триста лет они нас неволят! – Махно с ненавистью вскинул руки к небу. – Всё наше отобрали – земли, деньги, нефть, газ! А сейчас придут американцы – так мы с ними ого-го! Они, знаешь, какие богатые, дура старая! Сразу нам и денег дадут, и кредитов, и защиту!

– Сам ты старый козел! – злобно огрызалась баба Клавдия. – Иди проспись! Я уже двадцать пять лет слышу, что кто-то придет и денег даст! И что? Пенсия – тысячу сто гривен, что мне с ними делать, когда за квартиру шестьсот отдай и иди клади зубы на полку и помирай!

– Эх ты, курица! – еще более распалялся дед Махно. – Я сам читал, у американцев – и МВФ, и всемирный банк! И еще они долля́ры печатают быстрее, чем твой петух яйца несет! У них долля́ров, как у собаки вшей – а ихний главный так и сказал: «Украина – часть цивилизованного мира, и я сделаю всё, чтобы поддержать порыв украинцев к свободе!» Подсказывает нам, как правильно жить! Учит!

– Пускай он бабе своей подсказывает, как борщ варить! – не выдержав натиска Махно, бабка Клава соскочила со скамейки и замахнулась на деда клюкой. – Или как детей делать! Тоже мне нашлись горлопаны – Америка, Америка! Когда мой отец Берлин брал, где были эти американцы? А когда мой дед революцию делал, где были эти американцы?

А теперь, видите ли, меня учат, как жить! Пусть оставят в покое – больше мне от них ничего не надо!

– Темнота! – Махно на всякий случай отбежал подальше от разъяренной бабки. – Ты есть совковая темнота. Нам с тобой не по пути!

– И кому это – нам? Посмотри на себя, пустобрех! – баба Клавдия в сердцах плюнула в сторону Махно и медленно пошла в подъезд. Аргун ей симпатизировал, он чувствовал – во всей этой евроассоциации есть какой-то подвох. Хотя, ну что от него зависит?

– Вот так, друг Витька! – он налил себе еще и снова чокнулся с бутылкой. – Жалко, не сможешь увидеть, чем все это закончится! Вот бы посмеялся!..

Два дня прошли, как обычно – по заведенному графику. Работа – дом, потом опять работа – наедине с материалом и в тишине, прерываемой только ударами по камню. Но дома было не так спокойно – Аргун, как ни старался, не мог удержать Яну от просмотра новостей. А они становились все тревожнее и тревожнее.

– Митингующие требуют немедленной отставки президента! – истошными голосами вещали дикторы. – Европа готова выступить посредником и никогда не допустит применения силы против народа!

– Лидер крымско-татарской общины в Москве в эфире Общественного телевидения России назвал русских потомственными рабами! – с замиранием сердца цитировала телевизионная нимфетка, и широкая улыбка расползалась по ее лицу. Уж она-то точно, себя рабыней не считала!

– Юлия Тимошенко выступила против бесперспективных переговоров оппозиции с президентом. Она заявила: «Янукович намерен выторговать себе время, чтобы укрепиться, а потом пролить еще больше украинской крови».

На каждую новость подружка Аргуна Яна реагировала всё эмоциональнее и эмоциональнее – и вскоре совсем забросила домашние обязанности и перестала обращать на происходящее непосредственно вокруг нее всякое внимание. Аргун пытался пару раз привести ее в чувство, но она была, как зомби – в общем, разговора не получилось.

– Да и хрен с тобой! – в итоге терпение Аргуна лопнуло, и он решил вовсе не появляться дома – по крайней мере, пока все это не закончится! А конец, судя по всему, был уже близок.

На третье утро он собрал большой баул – положил в него сменное белье, кой-какую одежду, бытовые и гигиенические принадлежности, продукты и концентраты, написал Яне записку, чтоб не ждала, и обосновался в мастерской. А что – кровать есть, плита, чайник, СВЧ-печь, неподалеку – баня, кроме того, имеется санузел – для сносной жизни вполне достаточно!

– Была б моя воля, я бы всех этих политиканов упрятал пожизненно в кутузку, чтоб не отрывали нормальных людей от работы! – Аргун заточил зубило на абразивном круге, примерился и ловко наметил профиль будущей чистовой обработки. Красиво!

Неожиданно и немного зловеще завибрировал мобильник. Аргун вздрогнул – внезапно нехорошие предчувствия овладели им.

– Если Яна, пошлю ее на три буквы! Ведь предупреждал – на работу не звонить! – у него еще оставалась надежда, что беспокоит подруга. Но оказался хозяин:

– Привет! – голос у Богдана Ивановича был напряженным. – Аргун, беда у нас!

– Что случилось? – Аргун медленно положил зубило и сжал зубы.

– Мишка! – чувствовалось, хозяину не по себе.

– Что Мишка? – у Аргуна перехватило дыхание.

– Пожгли твоего друга! – Богдан Петрович шмыгнул носом. – Привезли его сейчас в ожоговую, врачи говорят, вряд ли выживет!

– Где? – внутренности Аргуна словно окаменели. – Где лежит?

– На проспекте 50-летия ВЛКСМ, 54-Б, палата 16! Поедешь?

– Конечно! – Аргун закрыл глаза и медленно выдохнул, стараясь успокоиться – разгорающийся в нем гнев грозил затопить все вокруг. Он еще успеет дать ему волю, а пока – ему нужно увидеть Мишку!

– Хорошо! – хозяин секунду помолчал. – Только план по дневной выработке с тебя никто не снимал! Ты уж будь добр!

– Понятно! Само собой! – Аргун повесил трубку и поймал себя на мысли, что хочет приставить дуло автомата к толстому брюху этого хохла и медленно нажать на курок – так, чтоб кишки в разную сторону! Мишку пожгли, а этот урод все о бабках думает!

– Ну вот, Аргун! Вот пришло и к тебе! – он стоял на крыльце и молча глотал слезы. Он глотал их уже третью сигарету подряд, но они все шли и шли, они не останавливались.

Аргун глотал свое горе. Он не думал, что отреагирует так.

Когда-то он был на войне. На войне гибли солдаты. Они горели, их разрывало гранатами, их дырявило пулями и осколками. Но все они были внутренне готовы к смерти – и их товарищи тоже.

В мирной жизни по-другому. В мирной жизни даже случайная авария с ранениями воспринимается, как трагедия. А то, что сегодня увидел Аргун, не имело определения на людском языке.