Константин Кропоткин - Сожители. Опыт кокетливого детектива Страница 31

Это был совсем другой человек. Голос у него был уверенный и властный. Он не заискивал перед этим загадочным «Эс-Вэ», он говорил с ним как с равным и даже немного покровительственно. Он тянул слова, как тянут их начальники, чуть на собеседника наседая.

– …«Курчатов» его фамилия. Только что. Машина, на которой везут, имеет номер…, – он продиктовал ряд цифр, – Да, звоните, если что…. Само собой, – Кирыч дернул подбородком, показывая мне, что надо нажать на кнопку «отбой».

Пару раз рискованно вильнув, Кирыч пристроил машину в самый зад к похитителям. Стекла у машины тоже были темные, ничего не разглядеть. «Бьют же, наверняка бьют», – я чуть не взвыл, ясно представив как дюжие законники колошматят нашего придурковатого птенчика – не то сказал, поглядел не так, «…опять поминальный приблизился час, я вижу, я слышу, я чувствую вас…».

– Теперь ты, – сказал Кирыч.

– Что?

– Звони.

– Кому? – я растерялся, – Куда?

Он чертыхнулся.

– Кто из нас журналист, в конце-концов, я или ты?

– Я – редактор.

– Давай. Пробивай свои каналы – говори.

– Что говорить?

Кирыч чертыхнулся. Если б не необходимость держать руль, он съездил бы мне по лицу – так я подумал.

– У тебя задержали родственника. Важного человека. Тебе срочно нужна помощь.

– Кому мне звонить? Мне некому звонить. Я тебе кто? Шпион на плэнере? Олигарх при губастой жене?

– Слушай, – он навалился на руль и заговорил с видимым усилием, – А если мне вот так руки скрутят и увезут черт знает куда? Ты что, так и будешь сидеть?

– Ну, я пойду, буду добиваться справедливости. Есть же правила!

– Правила! – Кирыч как харкнул, – Ты что не понимаешь? Здесь правило одно – свои люди. Везде нужны свои люди. Иначе, вон, даже похоронят, черт знает где. Давай, думай.

Я подумал. Нет.

Я еще подумал. Тоже нет.

А дальше задребезжал телефон.

– Я тебе рассказать хочу! Поделиться! – заверещала из трубки Манечка, – Ходила сегодня в депо. Ты представляешь, в трамвайное!

– И что?

– Я нашла его.

– Кого нашла?

– Да, я ж рассказывала. Помнишь?! Ну, Николаша. Ну, депо…. Дневник Николаши, любовь всей жизни. Он же….

– Ах, да, помню. Любовь до гроба, – в голове моей щелкнуло, – Слушай, а помнишь ты в обезъяннике сидела? Тебя еще тепленькую из клуба увезли….

– Да, где я только не сидела, – гоготнула толстуха, – А уж где лежала, страшно даже подумать. Сама удивляюсь, что лицо мое еще сияет светом невинности.

– Я с похорон, вообще-то еду. Скажи, кто тебя из тюрьмы вытащил! Он кто-то очень важный был.

– Это не у меня. У принца моего.

– Звони принцу! – закричал я, – Немедленно!

– Ты в тюрьме? – она, вроде, и не удивилась.

– Принцессу нашу, Марусю, задержали. Прямо на кладбище скрутили. Наверное, решили, что он Андрея убил.

– А он не убивал?

– Ну, извини, тогда и я убивал. Мы с ним с праздника вместе ушли, а ночью он спал сном младенца.

– А ты тоже не убивал? – Манечка все веселилась.

– Я на толстяках не специализируюсь, – рявкнул, – Звони, проси, скажи, что этот самый Марк, который….

– Помню-помню, который чуть не отбил у меня моего золотого петушка, – буркнула Манечка.

– Так не отбил же. А ему сейчас, может, почки отбивают. Давай, записывай, – и снова фамилия-имя, и снова номер машины, – Это очень важно. Ты должна помочь. Все, пока, – я начал искать другой телефонный номер в своем мобильнике, – Был у меня еще один знакомый, – пояснил я Кирычу, – Может он чего подскажет.

– Вот видишь, – произнес Кирыч, глядя на дорогу, – Можешь, если хочешь….

– У меня есть выбор? – огрызнулся я.

Мы въехали в город – замелькали разноцветные свечки новых домов. Движение сгустилось, появились тротуары, люди на них, а далее остановки автобусов, и, наконец, станции метро.

Возле одной из больших красных «М» его и высадили.

Машина притормозила, распахнулась дверь – и выпорхнул на волю наш птенчик, взмахнув полами пиджачка,

Машина рванула дальше.

– О, горджес! – воскликнул Марк, когда притормозили и мы, – А я как раз думал, как ехать. У меня денег ни одной копейки. Я же не думал, что меня арестовывать будут….

– Садись. В неположенном месте стою, – поторопил его Кирыч.

Тронулись мы резко, а заговорили не сразу. Кирыч рулил. Я смотрел на дорогу впереди себя. Думал. Прикидывал.

– И представляете! – устав, видимо, ждать наших расспросов, заговорил Марк, – Они даже не спросили, почему у меня регистрации нет.

– Погоди-погоди, – упреждающе поднял я руку, – Я сам догадаюсь. Тебя отпустили, потому что ты иностранец. Так?

– Какой же я иностранец, если у меня паспорт русский.

– А у тебя разве не двойное гражданство? – спросил Кирыч.

– Оно у меня одинокое. Там выбирать надо – или брать другой паспорт или с со старым жить. Я решил, что лучше со старым, потому что если я стану ихним гражданином, то мне можно будет только выбирать на выборах, а мне все равно, я политикой не интересуюсь. А русский паспорт мне нужней, пока тут мама, и вообще как это я буду ездить на родину по визе. Странно же… На родину и по визе. Хоробал, – Марк хихикнул, – Представляете. Они подумали….

– Знаем мы, что они подумали, – перебил я, – А почему отпустили так быстро?

– Ну, сначала они не хотели совсем. Сказали, чтобы сидел и не рыпался.

– Кто сказал? Володя?

– Нет, Боба молчал все время. Делал вид, что меня не знает.

– Говнюк, – сплюнул я.

– Боба же на работе.

– Говнюк при исполнении. Это еще хуже.

– Он ничего плохого не делал, – возразил Марк, – Он только один раз по телефону разговаривал.

Мы с Кирычем переглянулись.

– И что? – поторопил я.

– А ничего. Ну, поговорил и поговорил. Они там все время с кем-то разговаривали. Вначале у Бобы телефон зазвенел. Потом другой. Такой… с животом. Говорил что-то про маршрут. Какой маршрут, непонятно.

– Может, ориентировка? – спросил Кирыч.

– Да! – воскликнул Марк, – Она, точно. А дальше еще раз позвонили. Но тут я вообще ничего не понял. Однополчане, Вторчермез какой-то. Цирк во-о-бще.

А я чуть не пискнул, поняв вдруг.

Лиза. Подняла знакомых отставная десантница.

– А уже когда позвонили тому, который за рулем сидел, так и вообще, стало смешно. У него аж затылок весь красный стал, я за ним как раз сидел и все видел. Руль как крутанет, – мы чуть на тротуар не заехали. А потом еще матом ругался. Шреклих-щит.

– На тебя кричал? – спросил я.

– Нет-нет. Он вообще ругался. А со мной все очень вежливо было, культурно, как в кино. Я там им еще фотки показал, луки свои, и как дома.

– Что за фотки? – спросил Кирыч.

– Разные, на айфоне. С показа сначала. И потом еще – я там песика нашего снимал, в костюме балерины, ну, чтобы весело было. Обновлять же надо блог. А тут собака в образе русской балерины. Почти умирающий лебедь.

– И вот дюжие мальчики загляделись на собачьего лебедя и у них пробудилась любовь к балету…, – недоверчиво прокомментировал я.

– Ну, как же! – Марк просунул голову между нами, – У меня же алиби. На фотографиях же число стоит, когда снято.

– Ну? – спросил Кирыч.

И я подтянул:

– Ну?

– Мерде! – весело выругался Марк, – Вы как будто кино никогда не видели! Если я был дома, то как я мог Андрюшу убивать? Я же раздвоением личности не страдаю, правда? И вообще, может, у него был стокер-псих, который его преследовал, а я не стокер, у меня времени нет, чтобы Андрюшу преследовать.

– И не били? Не мучали? Не издевались? – недоверчиво спросил я.

– Неа, – покачал Марк встрепанной башкой, – Только «мафией голубой» на прощание назвали. Боба сидит, красный, как рак, в окно смотрит, я чуть живот со смеху не надорвал.

– Боится, – сказал Кирыч.

– Ага, думает, что я репутацию ему испорчу, очень мне надо. Мне все равно – лишь бы в тюрьме не сидеть. «Мафия», так «мафия», хоть зеленая, мне-то что?

– «Коза ностра», – усмехнулся Кирыч, – почему прописку себе не сделаешь?

– Не знаю. Если ее делать, то получается, что я тут навсегда живу, а я не знаю, живу или нет. С одной стороны живу, но я же могу всегда уехать, и не здесь жить, а там, где-нибудь….

«Стокер» – меня зацепило странное слово.

Как «Дракула», что ли? Брэм Стокер? Который про вампиров?

Кто?

…пока бежишь, мчишься куда-то, не успеваешь разглядывать детали, тебе нужна только цель, а все остальное хоть и важно, но я разберусь с этим потом, не сейчас, а когда будет время, чтобы сесть и подумать.

И сели.

Вначале доехали, вылезли, ахнули, пригласили, вошли, захлопотали – и сели, наконец.

И мысленно посадили.

Погоня с треволнениями меня сильно утомила. За рулем я не был, но к дому подъехал таким, какими бывают, наверное, только дальнобойщики после многодневной езды без продыха – я был выжат, как лимон.