Андрей Ломачинский - Вынос мозга. Рассказы судмедэксперта (сборник) Страница 33

Невзирая на усталость, с последнего успешного экзамена вылетаешь буквально на крыльях. Ад позади, а от сессии до сессии живут студенты весело! Жанна хоть была и отличницей, но не исключением из правил. Она, буквально пританцовывая, вышла из главного корпуса и уселась перекурить на парапете. Блаженный миг. Тут рядом оказался Димка. Он сдавал Биссектрисе – профессору-злючке, которая недолюбливала слишком амбициозных мальчиков и вообще слыла феминисткой. Однако судя по сияющему Димкиному лицу, с экзаменом у него получился полный порядок.

– Привет, Жанет!

– Привет, Димон!

– Ну как дела у нашей Софьи Ковалевской?

– Похоже так же, как и у нашего Альберта Эйнштейна!

Обменявшись комплиментами, они ещё потрепались немного о том, что досталось в билетах, какие были дополнительные вопросы и как пришлось выкручиваться. Затем перешли к более насущной повестке оставшегося дня. Как отметить конец сессии? Оказалось, что отличники самые несчастные люди: все остальные давно распланировали этот счастливый день, а умники, сидючи за своими книжками, об этом забыли.

Пойти в кафе и сожрать там по порции цыплёнка табака, запив его бутылкой сухого рислинга или ркацители, казалось самой естественной необходимостью.

Жанна почувствовала, как Димка обрадовался, когда она согласилась составить ему компанию. У него подруги вообще не было. Ни одной – с самого первого курса. Он был, как казалось, излишне целеустремлённым, с нулевым вниманием к собственной личной жизни. Вёл какую-то комсомольскую работу для галочки, а в основном отирался на кафедрах от СНО – студенческого научного общества. Частенько заглядывал и на «взрослые» научные семинары и конференции. Однокурсницы считали Димку бездушным карьеристом, но Жанна так не думала – она видела, насколько искренне тот увлечён наукой.

Жанну в науку не тянуло, она полагала, что с неё вполне хватит отличной учёбы. До последнего времени у неё был хороший парень, и в плане ухаживаний она считалась девочкой невакантной. Он был старше её, и это лето для него оказалось последним – диплом, госы и распределение. Их отношения, казалось, выходили на серьёзный уровень, но перед распределением почему-то у них всё расстроилось. Нет, ссоры не произошло, просто обоим стало понятно, что продолжения романа не будет, а с выпуском у молодого специалиста начнётся новая страница его жизни. Финита ля комедия, Жанна становилась вакантной. Были кое-какие сомнения насчёт того, чисто ли она с ним распрощалась, но Жанка считала по дням, и выходил безопасный период. Хотя с её часто плавающими циклами за такое поручиться сложно. По крайней мере, на сессии она уже об этом не думала: прошли малюсенькие странные месячки, которые она списала на свои обычные нервные переживания перед экзаменами. Во всяком случае, когда она сидела с Димкой в «Орбите», треская за обе щеки сочного цыплёнка и запивая его кисленьким «сухариком», проблема залёта её уже совершенно не волновала.

Димка оказался весьма галантным и уверенным в себе ухажёром. Вот чего от него она совершенно не ожидала. После обеда они решили пройтись пешочком до общаги студгородка, а по пути разузнали о ближайших планах друг друга. Никаких планов. Оба через день уезжали: Жанка в свой студенческий отпуск, а Дима в стройотряд. Так получилось, что они выбрали разные потоки, Жанна в стройотряд отправлялась после отпуска. Обоим завтра предстояло сдать книжки и подписать бегунок. Но это завтра. А сегодня необходимо было развлечься.

Димка жил в комнате с какими-то арабом и первокурсником. И тот и другой сдали свои сессии парой дней раньше и уже свалили. Дальнейшее виделось весьма просто, пусть и несколько прозаически. Купить бутылку коньяка на вечер, а потом уединиться в пустой Димкиной комнате, чтоб «спокойно посмотреть телевизор».

Но был тут неприятный момент: Жанка на пике залётных дней, а у Димки не оказалось презервативов. Вот что значит полностью посвящать себя учёбе. Обцелованные и раздетые, они уже и мысли не допускали, чтобы тащиться в аптеку за этой вещью. Оставалось только уповать на мужские хладнокровие, выдержку и сознательность, – Жанка попросила, Дима пообещал. Но не сделал. Не успел. Жанка попросила его отвернуться, а сама выдавила туда капельку шампуня и как могла протёрла уголком простыни. О том, чтобы тащиться в мужской общаге в душ, и речи быть не могло. Там неприятно пощипало, – может, действительно мыло защитит? Не стоит сильно переживать, и Жанка блаженно уснула до утра в Димкиных объятиях.

Утром Жана проводила Диму до стадиона, где собирались стройотрядовцы, все в форменных куртках и с рюкзаками вместо привычных чемоданов. Пока не подошли автобусы, весь поток с интересом разглядывал новоиспечённую пару. А потом подали транспорт, и студенчество с песнями уехало строить коровники. Жанна помахала рукой и загрустила: вновь встретиться с Димкой она могла только через долгих три месяца. Вечером она села на поезд и укатила домой, к любимым папе и маме. А к концу отпуска окончательно поняла, что залетела. Сделать что-либо за оставшиеся пару дней она уже не могла, а как только вернулась из отчего дома, сразу оказалась в стройотряде в далёкой для неё и холодной Ленинградской области.

О своей проблеме она рассказала по страшному секрету Валентине, своей лучшей подруге. Дело получалось скверное. Димка, конечно, хороший парень, очень умный и серьёзный. Но встречалась с ним Жанна всего два дня. Вроде они друг другу понравились, но только и всего – никакими обещаниями они себя не связывали и расстались пусть приятными друг другу, но свободными людьми. То есть впереди сплошная неопределённость. А ещё хуже, если она залетела от «бывшего». Тогда беременность уже больше двух месяцев. Жанна была очень честная девушка и считала, что шантажировать Димку чужим ребёнком недопустимо. Но где же выход? К кому тут обратиться, да и можно ли вообще здесь сделать аборт? Скорее всего, нет.

И тогда Валька дала ей один простой совет – аспирин. Две пачки на кишку и одну в дупло.

Странно, как такие умные девушки могли пойти на такую глупость. Видать, медицина и прикладная математика вещи из разных измерений, без пересечения в нашем трёхмерном пространстве.

Жанна выпила две упаковки аспирина, а одну упаковку запихала себе в место оное. Без бумажки-конвалютки, конечно, одни таблетки. Для простоты решения мы задачку упростим: слишком уж необычная фармакокинетика «переваривания» во влагалище, поэтому посчитаем просто: аспирин идет по ноль целых пять десятых грамма на таблетку, в упаковке двенадцать таблеток, итого восемнадцать граммов ацетилсалицилата на шестьдесят килограммов живого веса. Сразу же скрутило живот и появилась страшная изжога, а потом развилось салициловое опьянение – весьма прикольное и эйфорийное состояние. Токсикоманы, с которыми мне доводилось беседовать, описывали аспириновую интоксикацию как куда более приятную, чем алкогольная или барбитуратная. Жанке не было плохо, ей было хорошо. Рвотный рефлекс слегка подавлен, болевой порог заметно понижен. Когда ацетилсалициловая кислота разъедала желудок, она особых неприятных ощущений не испытывала. А вот когда сломалась тонкая биохимическая машина регуляции агрегатного состояния крови, то есть кровь стала сочиться через стенки сосудов, было уже поздно. Блок простагландин-простациклинового комплекса «запустил» матку, и та стала работать на выкидыш, что добавило темпа кровопотере, ведь кровь уже и так вовсю хлестала из слизистой желудка.

Жанна похихикала, немного потащилась и умерла.

Спица

Ну вот мы наконец и дошли до неё, до главной героини народного фольклора: легендарной исполнительницы криминальных абортов – Одной Бабки! Ну, знаете: «И тогда пошла она к Одной Бабке…»

На самом деле «одни бабки» такое дело практикуют крайне редко, и даже их консультативно-методическая помощь зачастую оказывается совершенно не такой, как говорит молва. Молодая женщина от этих старушек куда чаще слышит: «Да рожала бы ты, милая, не бери грех на душу, не губи ребятёночка…»

Исторически, конечно, мы вполне допускаем, что во времена Ивана Грозного «одни бабки» только этим и занимались, в перерывах между нормальной повитушьей деятельностью и снятием порчи. Но в наше время «одни бабки» полностью переквалифицировались в мирных пенсионерок, озабоченных уничтожением колорадского жука на огородах, а не человеческих зародышей в матках.

Хотя кое-какие носительницы этого средневекового ремесла всё ещё живы.

Это был труп молодой женщины. Если не смотреть на striae gravidarum – специфические растяжки кожи на животе, говорящие о перенесённой беременности больших сроков, то можно сказать, что это была девушка: ей шел всего двадцать четвёртый год, а выглядела она и того моложе. Эти белесые зигзагообразные линии сформировались около двух лет назад и к данному делу никакого отношения не имели. Зато на вскрытии обнаружился весьма интересный синдром тромбоза печёночных вен, или синдром Budd-Chiari. Печень при этом напоминает мускатный орех – у того похожий рисунок на срезе. Вообще-то, этот синдром – идиопатическая редкость, то есть причину тромбоза установить невозможно, однако в этом случае причина была, хотя и не совсем обычная по теориям патогенеза. Причиной тромбоза стал едва начавшийся восходящий из малого таза перитонит, или воспаление брюшины, а вот первопричиной этого воспаления явился криминальный аборт, неудачно выполненный Одной Бабкой.

…Тамара вышла замуж три года назад за мужчину весьма старше себя. В их селе Василия прозвали Кулаком. В свои тридцать пять он умудрился отгрохать единственный здесь двухэтажный дом, всегда имел относительно новую машину, вёл солидное хозяйство. К удивлению и зависти селян он занимался «цветочной выгонкой», чрезвычайно трудоёмким и кропотливым делом: ездил на юга за тюльпанной луковицей, скупал её мешками от пяти до пятнадцати копеек за штуку, а потом по несколько раз в год к нужному празднику «выгонял» в своей теплице разом по несколько тысяч тюльпанов. Маленькая луковка дарила людям прекрасный цветок, который тут же перепродавался цветочникам-лоточникам из Ленинграда по цене от полтинника до полутора рублей за штуку. Ну а те ставили от рубля до трёх. Цепочка производитель–продавец считалась в Союзе абсолютно нелегальной, но была при этом абсолютно непреследуемой: «частники» обеспечивали, наверное, 99% цветочного рынка.