Татьяна Веденская - Ягодка, или Пилюли от бабьей дури Страница 34

– Механически? – помогла Эвелина.

– Да, механически, – кивнула Светлана. – И я не могу сказать, что мне плохо. А с мужем… поймите, дело не в том, что у меня никого нет. С некоторых пор меня и самой нет. Я не могу, просто не могу больше делать вид, что все хорошо. Да, не могу. Мне плохо дома, мне плохо с тобой. – Она повернулась к Косте, который сидел, вжавшись в диван, и наблюдал за своей женой, которую почему-то вообще перестал узнавать. Как будто какая-то другая женщина в теле его любимой, знакомой и родной жены.

– Вы чувствуете, что не любите своего мужа? – вдруг задала вопрос Эвелина. Вопрос вопросов, ответ на который Светлана мучительно искала и не могла найти.

– Нет? – сощурился Константин. – После всех этих лет.

– Подождите, не надо на нее давить, – нахмурилась Эвелина.

– Я не люблю себя, – покачала головой Светлана. – Мне пусто и одиноко с самой собой. Нет, я не могу сказать, что я не люблю Костю. Скорее, я забыла, как это делается. Понимаете? Я смотрю в зеркало и не узнаю себя. Кто это – какая-то взрослая, усталая тетка, считающая какие-то цифры на калькуляторе. Что есть моя жизнь? Я стою в очередях в налоговых инспекциях, боюсь ошибиться в расчетах. Не могу скопить денег на сапоги. Он говорит – я не сплю с ним? А разве мы спим, то есть, простите, разве мы занимаемся любовью? Я как-то целый вечер вспоминала, когда мы с ним последний раз целовались. Не формально, в щечку, а так, как когда-то. Вот в губы, страстно. Чтобы хохотать в кровати, обниматься, смотреть друг другу в глаза.

– Ну что ты несешь! – возмутился Костя.

Света отвернулась и замолчала.

– Я понимаю, все это не очень удобно. Такие разговоры… – кивнула Эвелина. – Трудно сказать мужу, которого любишь, что он не устраивает тебя в постели.

– Что-о? – Костя ахнул и захлопал глазами. Он негодовал, хотя в глубине души вынужден был признать (не вслух, конечно), что их сексуальная жизнь стала только его сексуальной жизнью. Но он думал, ее все устраивает. Он хотел знать только одно – появился ли у нее кто-то другой? Получается, никого другого нет. И что это значит? У них проблемы? С ним проблемы?

– Не думаю, что все так просто. Он… когда-то я чувствовала, что даже просто если он лежит рядом, я счастлива. Даже когда было трудно, когда дети были маленькими, денег не хватало – мы были вместе. И обнимались. И целовались. Я понимаю, как глупо это все звучит, – смутилась Светлана. – Но мне кажется, что я не успела заметить, как мое время прошло. И все кончилось. Я никому не нужна. Такие вот мысли. Все прошло, а я ничего же и не видела. Все мимо меня.

– Да что, что мимо тебя? А, чушь какая, – совсем возмутился Константин. – Дом, дача, все есть! Машина!

– Хотела стать врачом – стала бухгалтером. Я ненавижу бухгалтерию, но зато можно работать на дому. Но я же хотела ходить в белом халате, спасать людей. Нигде не бываю, не хожу в театры, не езжу за границу. Вроде бы нестарая, а как в зеркало посмотрю, плакать хочется. Я сплю плохо, устала очень. А отчего – не понимаю. Иногда, знаете, так страшно становится – а вдруг я чем-то больна? Чем-то смертельным.

– Я вас понимаю, – вставила Эвелина.

От этих простых слов вежливости Света вдруг взяла да и действительно расплакалась, чем поставила в тупик мужа. Только что сидела такая спокойная, как скала, как… что там еще? И вдруг этот вой. Она рыдала, рыдала, уронив лицо в ладони, а Костя сидел и не знал, что теперь делать. Вот тебе и психолог, вот тебе и помог. Только хуже стало.

– Светочка, ну ты что, – подошел он к ней и неловко положил руку ей на плечо. Она даже не пошевелилась, не вылезла из своего кокона, не отняла ладоней от лица.

– Просто дайте ей выплакаться, – тихонько сказала Эвелина. – Ей надо выплакаться.

– Думаете? – пожал плечами Костя. Никогда не понимал, что это такое – выплакаться. Только в этот момент он вдруг впервые за много лет, наверное, лет за десять, почувствовал, что рядом с ним сидит та самая Света, та чудесная, запуганная учебой, большеглазая и юная, беззащитная Светлана, о которой он думал день и ночь. Рядом с которой хотел провести жизнь. Так вот она, жизнь. Светка сидит и ревет, а он не знает, что делать, и чувствует себя последним дураком.

А еще большим дураком он почувствовал себя, когда за полтора часа не пойми чего он отдал кровные три тысячи рублей.

– Что ж, надо работать. Конечно, надо было обратиться уже давно, у вас, Света, тяжелая депрессия, – прокомментировала Эвелина, быстро пересчитав купюры.

– Да? – искренне удивилась Света. – А я в последнее время как-то почувствовала, что мне уже не так плохо.

– Не-а, – покачала головой Эвелина. – Я вам советую обратиться еще и к психиатру, вам нужны антидепрессанты. И ко мне еще раз приходите, вместе.

– Вместе? – вылупился Костя. – Зачем? У нее депрессия, ее и лечите.

– О, нет. Боюсь, лечить вас можно только вместе, – хмыкнула Эвелина. Что именно она имела в виду, Костя не понял. Когда они вышли на запруженную машинами улицу, он скривился. Пробка уже наросла, и до дома пришлось добираться долго. В машине они некоторое время молчали, потом Света сказала:

– Я Олеську с соседкой оставила. Мне надо туда вернуться. Ты меня куда везешь?

– Ты отдаешь себе отчет, что максимум через неделю с дачи придется возвращаться? – Костя посмотрел на жену долгим внимательным взглядом.

Света кивнула и принялась нервно теребить ремешок сумки.

– Свет, что с тобой? – спросил он. – Я люблю тебя. Я хочу тебе помочь, правда.

– Да? Ну и славно. Значит, все будет хорошо, – добавила Света.

– Не похоже.

– Дай мне время.

– Боже мой, я эту фразу больше и слышать не могу! – Он вскрикнул и ударил кулаком по рулю.

– Мне больше нечего сказать! – чувствуя себя просто негодяйкой, крикнула в ответ Света. – Хочешь, еще пойдем к этой Эвелине? Можем даже в дурдом съездить, пусть мне справку напишут.

– Ну что ты, – Костя сразу сдал назад. Потом помолчал и спросил: – Ты думаешь, не стоит ходить еще? Какая-то эта психологиня…

– Да нет, она ничего, – поддержала его начинание Света. – Можно сходить.

– Ну, вообще, да, – Константин кивнул.

– Ладно, давай сходим, – согласилась Света.

Тон их разговора был вежливым и холодным. Как будто они боялись лишним словом разбить хрупкий мост между ними. Костя заметил это и усмехнулся.

– Когда ты такая спокойная, мне хочется тебя побить, – он добавил как бы в шутку, но Света серьезно посмотрела на него и ответила:

– Лучше бы уж ты меня побил, что ли. Или я тебя.

– В каком смысле?

– Мы с тобой – два вежливых незнакомца, которые по какой-то случайности должны делать вид, что они – вместе. Мы же давно не вместе, что нас объединяет, что? Дети? Один сбежал и уже почти месяц носа не кажет, другая едва со мной разговаривает. К тебе вообще не подойдет, потому что ты ей все равно скажешь: «Спроси у мамы». Что, не так?

– Ну, не все так плохо. Нормальная семья.

– Вот именно, что нет. Просто никто этого не замечает, потому что никто не знает, что это вообще такое – нормальная семья. У всех нас оно перекосилось, это самое понятие – нормальная. Что это – нормальная? Кто его знает, кто формулу вывел? Мы все меряем косой линейкой.

– У тебя просто депрессия, – он невозмутимо покачал головой.

– Да. А почему? Потому что моя жизнь пуста! Мой муж за неделю мне и двух слов не скажет, мой дом – не мой дом, а дом моей свекрови. Отчеты эти, черт. Я нигде не чувствую себя нужной, будто бы я вещь, которую положили в угол из жалости, чтобы не выбрасывать. Пусть лежит, раз не мешает. Кому я нужна? Тебе? Да ты обо мне месяцами не вспоминаешь, только пилишь, пилишь. Какие-то претензии. Рубашку не постирала, новости мешаешь смотреть.

– Ну уж…

– Да уж. Я когда в комнату вхожу, ты морщишься. Если бы у нас была четвертая комната, ты бы меня туда сплавил. И знаешь что?

– Что?

– Я поэтому именно на диван ушла. Потому что так всем лучше. И мне, и тебе. Уверена, что в каких-то аспектах тебя это устраивало, раз ты столько времени этого даже не замечал. Меня не было – а ты спал и в ус не дул.

– Неправда. Я беспокоился.

– Да, беспокоился, – согласилась Светлана, распаляясь. – Психолога вот нашел! Только весь этот сыр-бор не из-за нашей любви или личной жизни, а из-за того, что ты боишься, что я пойду дальше. Что вообще уйду. Что разрушу привычную жизнь.

– Ну что за глупости. – Он попытался, не бросая руль, обнять ее за плечо и притянуть к себе. – Ты же знаешь, как мы любим друг друга.

– Да откуда? Ты любил меня восемнадцать лет назад. Почему ты так уверен, что что-то осталось? Может быть, на любовь тоже бывает срок годности, как на черную икру? Может, мы уже вздулись, как испорченная банка, и сидим вместе только для того, чтобы не вскрывать все это? И не тревожить вот этот весь устоявшийся быт. Мы срослись так, что разорвать больно. Может, даже опасно для жизни. Но только при чем тут любовь?

– Так ты хочешь уйти? – холодно спросил он, вцепившись в руль. На сей раз ей удалось добиться того, что он все-таки вышел из себя.