Елена Вернер - Ты – моя половинка Страница 35

Потому что он вспомнил.

Он вспомнил все.

Перед ним промелькнула его первая жизнь, в стране оптимистов и злодеев, и эта жизнь через пелену времени показалась нереальной. Промелькнула и вторая, с недавним, очень печальным концом и утратой, которую он не смог пережить. И он понял, что это за чувство, выросшее больше его самого, такое щемящее, болезненное и прекрасное. Унять боль – значило подняться на крыльцо. Так просто.

Он взбежал по ступеням и распахнул дверь.

За дверью стояла она. Бесконечно любимая, неотделимая, вечная. На краю его памяти вспыхнул образ: она встречает его с работы, в маленьком миниатюрном тельце и с шаловливым лицом в обрамлении растрепанных черных волос. Или другой: она торопится к нему по изгибу холма, высокая, рослая, и нос весь в веснушках, а на щеках ямочки. Два этих образа наплыли один на другой, потому что он не мог решить, в каком обличье она лучше. Этот вопрос был обречен на провал: она прекрасна, и ее внешний облик не играет никакой роли, это не более чем привычка. Сейчас она стояла перед ним, счастливая, сотканная не из плоти, а из света. Он видел только глаза. Глаза ее души. Все ее лицо было неясно, зыбко, оно менялось, шло рябью, даже не пытаясь застыть в одном из двух знакомых ему вариантов. Он знал, что и она видит его так же.

Они слились. Он и она больше не были разделены и видели все вокруг таким, каково оно в действительности. В настоящей действительности. Из обрывков человеческой памяти мелькали их человеческие лица, их встречи, их мысли – одни на двоих.

Рядом вспыхнула и заискрилась знакомая вещица, оттуда, из далекого материального мира. Лунная капля, обвитая солнечным металлом. Их единство, воплощенное в предмете. Рядом соткалось из воздуха обручальное кольцо. Это были ее мысли, которые он видел так же отчетливо, как и свои. Этим она говорила ему:

– Видишь, мы вместе. И эти предметы – это тоже мы, мы знали, что вместе, еще тогда, когда были на земле и не знали вообще ничего, в каждой нашей жизни.

– Когда любишь, знаешь все. Все самое главное.

Дом ждал. Он был неясной дымкой вокруг двух душ. Он содержал в себе все многообразие форм и предметов. Как белый лист вмещает в себе миллион не нарисованных на нем образов, так и Дом по их желанию мог превратиться во что угодно. Но этого желания не было.

«Зачем цепляться за предметы, места, пространства. Какая нам разница…» – думали они.

Вокруг все тонуло в ярком мареве. Это было небо, такое, каким его никогда не видит человек. Жаркий солнечный свет в синеве, зыбкий теплый янтарь, ослепительное сияние. Они парили, плыли, купались в небесном огне.

Мимо, рядом, внутри и одновременно снаружи роились неисчислимые множества Идей. Все человеческое происходило Сейчас, потому что не было ни прошлого, ни будущего. Сейчас на земле, далеко-далеко, человек брал в руки палку-копалку, изобретал самолет, рождался и умирал. Сейчас Платону открылось то же самое, что и им, и Данте начал свою «Божественную комедию», и возводился Стоунхендж, и заселялись соседние планеты, и они вместе с Пифагором слушали музыку сфер – Пифагор слышал только отзвук, а они были растворены внутри ее… Идеи плыли, неизменные, вечные. Те, что известны человеку, и те, что еще станут известны, и те, которые никогда даже не появятся на людском пути. Они все были рядом, единым целым, одним сверкающим вихрем мыслей, творений, форм, жизней, судеб, событий, войн и перемирий, рождений, написанных и ненаписанных книг, симфоний, картин. Все уже было решено, пройдено, и еще ничего не началось, и было в самом разгаре. Вселенная начиналась, и кончалась, и длилась – сейчас, здесь, в этот самый момент, которому не было конца.

– Всегда хотела узнать, что такое гениальность… – подумала она ему. – Оказывается, это возможность еще во время человеческой жизни заглянуть сюда… Никто из живущих здесь не бывает, только стоит на пороге и в щелочку подсматривает. Но это и называется откровением… Как запрокинуть голову и увидеть в небе падающую звезду.

Она сама поразилась такому плоскому сравнению. Ни одного из человеческих языков, которые на самом деле были одним и тем же языком, не хватало, чтобы описать хотя бы малую толику того, что открылось им сейчас, в мире идей. В этом мире они, он и она, видели луну, покачивающуюся вместе с солнцем, так близко, что светила почти сливались. Ночь была то же самое, что и день. Верх и низ – просто слова. Ни границы, ни начала, ни конца. Бесконечность, вечность – все это даже отдаленно не объяснило бы то, что видели сейчас они, две души, которые обрели друг друга.

Они плыли. Земной тропический тайфун, крутясь вокруг, бережно покачивал их. Мелькнувшая грозовая молния тут же и застыла, освещая своим светом их то исчезающие, то появляющиеся лица. Они привычно разъединились и приняли более-менее человеческие очертания – чтобы взяться за руки и прогуляться. Облако под ногами напоминало клочья мыльной пены.

Она зачерпнула целую пригоршню облака и запустила в него, хохоча. По небесам раскатился, звеня, ее веселый смех. Он поймал обрывок облака и дунул на него: тот стал самостоятельным облачком и уплыл куда-то. Они вместе подумали: может, сейчас кто-то с земли увидит его. Но вряд ли… Тогда они вместе соорудили большую тучу – сизую, пронзенную снопом солнечных лучей, – и пустили вдаль, в надежде, что хоть один человек там, вдалеке, заметит ее и почувствует прекрасное. Пусть только на секунду.

Она потрогала рукой радугу. Лизнула. На вкус радуга была… ни с чем из земного не сравнима. Но вкусная.

– Ты смешная. И любимая.

Безмятежность. Счастье. Растворение.

Они вернулись в Дом. Или Дом возник вокруг них – по одной только мысли.

Она откинулась на диванные подушки и обвела глазами обстановку. Чем сильнее она вглядывалась, тем больше вокруг становилось вещей. Кувшин с клюквенным морсом, картина, занавеси на окнах, деревянные панели на стенах, резной шкаф, позвякивающая от ветерка люстра, мягкий ковер, паркет, кровать под полупрозрачным балдахином. Вешалка на стене, рояль, чайник, герань в горшке…

– Стой-стой, – засмеялся он. – Зачем все это? А как же радуга? Не хочешь съесть ее всю? Обставить дом – это так по-земному…

– Почему бы и нет? Женщины так любят вить гнездо.

Они хитро переглянулись. Конечно, это было только баловство. Ее душа всегда отличалась озорством, только теперь можно было это не скрывать. Да и не получилось бы скрыть – все ограничения оказались забыты, точнее, их никогда не существовало. Вечность баюкала их и позволяла делать все что угодно.

Она могла начать готовить ужин. И еда была бы вкусной и приносила удовольствие.

Он мог собрать для нее полевые цветы. И они пахли бы в меру остро, но не навязчиво.

Она могла бы подвесить Полярную звезду у кровати, чтобы та освещала их спальню одним бесконечным вечером.

Они могли бы смотреть на закат, на луну, на море, гулять в горах или по линии прибоя, играть в снежки на Эвересте или собирать сокровища на дне древних морей. Они знали, существовала ли Атлантида (существует? будет существовать?), и видели своими глазами постройку пирамид.

Они получили ответы на все вопросы.

Вода была мокрой. Снег – холодным. Песок сыпался между пальцев, цветы распускались и увядали, и на их месте вырастали новые цветы. Облака бежали по кругу, меняясь, переливаясь из одного в другое. Млечный Путь мерцал туманностью, не важно, качался ли он над головой или под ногами. Все дары мира, вся его красота, все его идеи, тайны – все восставало перед ними, одинаково удивительное, очевидное и близкое. Это не могло надоесть, чувства не утрачивали свою остроту, ясность, чуткость. Все ощущения были равными для них двоих, все мысли, стремления, малейшие движения – согласие и гармония.

И был вечер, и было утро… И подул ветер. Сначала потянуло легким сквозняком по ногам. Она босыми ступнями почувствовала его первой. И печально вздохнула. Таков был закон, придуманный не ими. Тем, кто создал этот мир, кто сам был этим миром.

Пока они гуляли в вечности, уже забылось, что есть земля, люди, человеческий путь. И что все это вокруг – лишь награда за любовь, за жизнь, прожитую без зла. Теперь им припоминалось все очень смутно. Но главное, что они и там встречали друг друга.

«У меня найдется сил разыскать тебя, – подумали они оба, сливаясь на мгновение. – Я рядом с тобой. Только не делай глупостей, только не оступись»…

Ветер подул сильнее, и дверь Дома не выдержала, распахнулась.

Поток воздуха влек их за собой. Они вышли, держась за руки, и спустились по ступеням плечо к плечу. Только тогда их подхватило и понесло в разные стороны. Пока туман не сгустился, они смотрели друг на друга. Но наступил момент, когда все завертелось волчком и пропало.

Часть шестая-

Аэропорт

Москва, Россия. Монреаль, Канада. Наши дни

Это был последний день перед отпуском. Инна только что оформила путевку очередному клиенту и пожелала ему с супругой приятного отдыха – в этот раз на Бали. Клиент вышел, а Инна устало откинулась на сиденье офисного стула. Ее напарница Аллочка сбежала час назад, так что в кабинете она осталась одна.