Ольга Покровская - Булочник и Весна Страница 35

– А можно посмотреть, как ты живёшь? – спросил он, когда мы дошли до калитки.

– Для досье? Фотосъёмка за отдельную плату! – сказал я, останавливаясь и загораживая проход.

– Ну я поеду тогда, – сказал Кирилл и оглянулся на свою «Ниву», кособоко торчавшую у сугроба. – Лизу вечером привезёшь, ладно? Лиз, ты только не простудись. А то, сама понимаешь, все пойдём в штрафной батальон…

– Я не простужусь! Мы будем в домике греться! – сказала Лиза и внимательно посмотрела на меня. Может, она надеялась, что я проявлю нечеловеческую святость и позову Кирилла в гости?

– Не бойся, Кир! Она не простудится. Но тебе всё равно в штрафной.

Не ответив, но как-то понурившись, он пошёл к машине. А я взял Лизу за руку и по нечищеной тропе повёл к бытовке. На середине пути мою руку резко дернуло вниз – это Лиза споткнулась о запорошенный снегом островок глины. Я подхватил её и донёс до крыльца на руках.

Притопывая по мёрзлой ступеньке, Лиза оглядела заснеженную стройплощадку с жёлтыми островками брусин, которые я так и не удосужился собрать в поленницу. Я тревожно следил за её взглядом: любопытен ли он? Весел? Или тосклив? Подскажи, что мне делать! Чем займу тебя? Синоптики наврали. Минус десять, ветер пробирает до костей. Может, поедем в булочную? По крайней мере, накормлю тебя пирогами.

Пока я маялся, Лиза осмотрела окрестность и задала неожиданный вопрос:

– Папочка, а у тебя есть кошка?

– Кошка? – переспросил я тупо.

Лиза сглотнула слюнку и кивнула. Ей хотелось, чтобы у меня была кошка – хоть что-то, что помогло бы ей зацепиться за моё скучное и холодное житьё.

Я готов уже был покаяться перед ней за все грехи и отвезти обратно к Майе, потому что в самом деле ни кошки, ни дома, ни погоды хорошей – ничего-то не нажил я, чтобы звать гостей. Как вдруг – внезапно и просто – меня озарило!

Простуда в доме Тузиных. Рождество в доме Тузиных. Завтрак, обед, чай. Куда это годится? Вся моя человеческая несостоятельность отливалась в бег под их кров! И вот опять: по рассыпчатой тропе, прорубленной кем-то, может, Колей, в метельной целине деревни, мы с Лизой отправились туда, где живёт кошка.

На узкой тропинке, ведущей к тузинскому крыльцу, до нас долетел шорох. «Это кошка?» – шёпотом спросила Лиза и ошиблась. Никакая не кошка, а Ирина собственной персоной, как будто поджидая нас, мела обглоданным веничком снег со ступенек. Я поздоровался и спросил, можно ли показать моей дочери Лизе Ваську?

– Лизе? – со смесью удивления и улыбки переспросила Ирина.

И вот уж мы в доме, за нашими спинами повёрнут ключ. Попались! Ирина скинула тулупчик и склонилась, обдавая мою дочь весенним рыжим теплом. Лицо её сделалось нежно.

– Лиза! – влюблённо пропела она. – Ах! А вот у меня нет дочки! Можно я тебе помогу?

И со сладостной бережностью принялась развязывать шарф, снимать шапку с помпончиками, расстёгивать розово-серый пуховичок. Лиза стояла послушно, как большая кукла, позволяя прелестной тёте распеленать себя.

Пристроив на вешалке Лизины вещи, Ирина толкнула двери гостиной и крикнула в глубину дома.

– Миша! Спускайся живо! Смотри, кто пришёл! И Ваську, Ваську нам разыщи!

В синей гостиной с хрупкой мебелью и фотографиями на стенах было чисто, тепло, но Рождеством и не пахло. Можно было подумать, что Ирина, оставшись в одиночестве, растерялась: не напекла пирогов, забыла повесить на шпингалет окна бумажного ангела. Побитый столик был придвинут к стене и застелен скатёркой. На нём лежали вразброс вещицы из присланного Петей подарка. Тут же стояла самая простая ивовая корзинка с вязаньем – жёлтые и пушистые, как мимоза под микроскопом, клубки.

Ни мгновения не стесняясь, с врождённым тузинским обаянием, не утраченным даже в компьютерных перестрелках, Миша повёл Лизу наверх – показывать гостье своё одинокое детство.

– Ну вот, молодцы! – вздохнула Ирина и словно впервые заметила, что поблизости, на диванчике, присел кто-то ещё – я! Она оглядела меня одобрительно, как полезный предмет, и велела:

– А притащите-ка, молодой человек, дров! Любите греться – любите и дровишки таскать!

Дровишки – так дровишки! Я взял на кухне пусто громыхнувшее ведро с щепками на дне, накинул куртку и по заметённой тропе пошёл в сарай. Удивление бродило во мне. Вот я в чужой семье исполняю роль близкого родственника, какого-нибудь деверя или двоюродного брата. И от этого кажется, будто я не «уволен» из семейной жизни совсем, а просто временно сменил место службы.

Когда я вернулся, Ирина уже задвигала в духовку противень с обсыпанными сахаром яблоками. Заливистый смех-плеск, смех-золотая рыбка нёсся сверху. Это Миша и Лизка носились по обоим этажам дачи. Стонали перекрытия, гремели ступени. Кошка и голубь спрятались. Один Тузик недовольно булькал и покашливал.

Наконец и он затих, растянулся у ног севшей к столу хозяйки и, положив морду на лапы, совершенно по-человечески – задумчиво и горько – загляделся в прозрачную заслонку печи.

– Заколдованный человек, правда? – сказала Ирина. – Тузик, ты человек? Преданный, ворчливый старик, и сердечко уже барахлит! Да? – и внимательно посмотрела в глаза псу.

Тузик, засуетившись, встал на шаткие лапы – как старый слуга.

Пробежало положенное время, и дом расцвёл, как диковинный куст, ароматом печёных яблок. Ирина вынула противень и, положив на тарелки по паре яблок в сахарной пудре, понесла детям. Пять минут – и яблок нет. Миша с Лизой уже в гостиной – учат Ваську прыгать через обруч. Старая кошка не хочет выполнять трюк, но Миша упрямо приманивает её колбаской – не даёт улизнуть под диван. Я сижу на скамеечке, спиной к великому жару, и играю на телефоне в «преферанс». Ирина за столом сматывает жёлтый клубок, то и дело проверяя мобильный – нет ли сообщений от мужа.

– Знаете, как я тут без Николая Андреича дрожу? – сказала она, глянув в который раз на пустой экранчик. – Мне такие кошмары снятся, как будто к нам в дверь стучится кто-то беспощадный. Проснусь, замру и не шелохнусь – и кажется, будто вот-вот высадят стекло. Нащупаю телефон и думаю: если что-нибудь зашуршит – сразу вам позвоню. Колю-то не добудишься. Так вот терплю, терплю, а потом сон сморит…

– А чего ж ни разу не позвонили?

– Потому что нельзя распускаться. А вообще я рада, что мы с Мишей продержались! – вздохнула Ирина. – Рада, что я сама себе в Новый год устроила бал. Думала, вот Николай Андреич уедет от нас – и сразу умру! А оказалось, я вполне самодостаточный человек. Вполне! – Она взглянула на меня прямо. – Сказать вам, что я решила? Если он сегодня не явится, застрянет опять со своим чёртовым театром, я его уже не прощу. Буду сама… Пойду работать! – Тут Ирина привстала и, взяв с полочки полуфабрикат овальной шкатулки, распахнула – он был кровавый внутри и чёрный, полированный, как рояль, снаружи. Оставалось нанести рисунок.

– Позвоню вот хоть вашему Пете – он такой у вас бойкий. Он же предлагал мне помочь с подходящей работой, помните? Что вы думаете?

– Не боитесь получить из Николая Андреича ещё одного меня? Будет ходить по чужим домам, прибиваться к праздникам. Вас за это, Ирин, Бог не похвалит.

– А вы прямо знаете – за что похвалит, а за что нет? – запальчиво сказала Ирина и, подавшись вперёд, ясно, настойчиво поглядела мне в глаза.

– Знаете что, Костя, раз вы такой умный, хватит причитать! Давайте уже, миритесь с женой и привозите её сюда! Мне тогда хоть будет не так скучно! Хотя бы ещё одна женщина, а то вы поглядите, я же одна в вашей чаще еловой! Миша мой будет играть с Лизой – она его от компьютера отвадит!

– Куда же я их повезу, в сарай? – усмехнулся я. – Мне ещё дом достраивать.

– Можно бы и в сарай, – сказала Ирина, задумываясь о чём-то, и вдруг, почти испуганно на меня взглянув, вскочила со стула. – Вот дура! Как же я не сообразила? У меня ведь есть для вас мастер! Ох! Такой мастер у меня для вас есть! И дом будет счастливый! Вот увидите!

Сорвавшись с места, Ирина взбежала по лестнице на второй этаж и, тут же вернувшись, протянула мне через перила фотоальбом – самый обыкновенный, с полевыми ромашками на обложке.

– Погодите, дайте найду! – Она спрыгнула со ступенек и, выхватив альбом у меня из рук, листнула.

– Вот, смотрите! Видите? Это тёти Надин дом в Горенках! Вот я, а вот Илюшка! Вот Васька у него на коленях!

Я взял раскрытый альбом. Передо мной в полиэтиленовом кармашке пестрела нелепо цветная фотография прадеда. Хотя нет, не прадеда, конечно. Просто сюжет похож: у деревянного дома на лавочке паренёк с рассеянной улыбкой приласкал на коленях – не мандолину – кошку! Вместо берёзы к плечу клонится сиреневый куст. И какой-то знакомый есть во всём этом свет – не то солнечный, не то сердечный.

Не спросясь, я выковырял фотографию из гнезда и сквозь туман удивления вгляделся. Пожалуй, и в лице есть что-то общее – не так чтобы много…