Валида Будакиду - Буковый лес Страница 35

«Сталь ярким крылом рвёт облака пополам… – хорошая песня! Жаль только, что я её пою опять про себя. Эх! Нельзя в салоне самолёта громко петь, – Согревая наши души, выкупая наши клятвы, жизнь входит в берегаа-а-а-а. Незаметно и неслышно, после бури как затишье, жизнь входит в берега-а-а-а…»

Два с половиной часа за пением про себя в салоне самолёта прошли совсем незаметно.

Какая бесконечно длинная процедура выхода из терминала!

Линда свой новенький паспорт показывала уже раз сто, и всё равно вон ещё одно окно, в нём сидит в синем костюме строгого прокурора полный мужчина в очках. Смотрит очень жёстко. Значит таки прокурор. Не то что жёстко, а прямо отсканировал все внутренности и «внешности» заодно. От него покрылась коркой льда вся эпигастральная область, которая внутри сразу за пупком. Зрачок буравит зрачок, нос – нос.

– С какой целю вы прибыли на территорию Украины?! – «Спиной! Руки вверх на стену, ноги на ширине плеч! Шаг влево, шаг вправо – расстрел! Бряц-бряц! Это затвор…», – добавляет про себя Линда и молчит.

– Я спросил – с какой целью вы прибыли на территорию Украины?! – Прокурор уже сердится. Сзади волнуется очередь. Они все, которые сзади, хотят наконец окончательно и «бесповоротно» «прибыть на территорию Украины» и быстренько разъехаться по домам по своим да чужим.

Линда, поддаваясь странному внутреннему порыву, сама не ожидая от себя такой, давно забытой студенческой прыти, вдруг вытягивается в струнку, подбирает живот и, выпучив глаза, тщательно чеканит каждое слово:

– Я – такая то! Я прибыла на территорию Украины с единственной целью сниматься в сверх популярном украинском шоу «Новая мамка» на канале «Орион»! – а чего Линде? Ни мамы, ни Эндрю сейчас рядом нет, чтоб упасть в обморок от стыда от неё. Сашки тоже нет, она дома, значит Линда абсолютно, абсолютно никому не подаёт «дурных примеров» и никого не «ставит в неловкие положения». Она вот всю жизнь не могла понять: чего это положения «неловкие»?! «Положения, как положения». Пусть каждый отвечает за себя. Вот так поживёшь ещё немного и начнёшь склоняться к мысли, что Омар Хайям был прав, «и лучше одному, чем вместе с кем попало». Здесь на съёмках какая прелесть – хоть и нет с ней рядом и Омара Хайяма, она всю неделю может быть сама собой совершенно безнаказанно.

Как не странно, но напротив ожиданиям Линды «прокурор» за стеклом, выпытывающий цель приезда на «территорию Украины» у бестолковой гречанки, не позвал секьюрити. Он только как то странно ухнул и аж засиял:

– Сниматься у нас? Как интересно! Прекрасно! Добро пожаловать! Желаю вам приятного времяпровождения на территории Украины. Я обязательно посмотрю выпуск с вашим участием.

Лёд в эпигастральной области мгновенно области растаял, и запупочье принялось сочиться мёдом…

«Ух, ты! Какая, оказывается, палочка-выручалочка эта „Мамка“! Вон вся очередь улыбается и тычет в меня пальцем. Надо же!», – Линда забрала паспорт и, вскинув голову, развернула свой «троллей» обратно в глубь зала, в сторону туалетов. А чего?! Если уж её никто из «своих» не видит, можно прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитую неделю!

Туалет был пуст.

Она быстро вытащила из чемодана чёрные штаны с большими дырками по всей длине ноги, свитер в железных заклёпках, купленный накануне втайне от Эндрю и нарисовала себе в туалетном зеркале огромные глаза, резко очерченные как яйца мартовского кота.

Как давно она не красилась! Чуть зрачок себе не высадила изогнутой кисточкой для «мгновенного» удлинения ресниц. Вау! Прямо как в старые, добрые времена в Академии – пять лет неземного счастья вдали от родителей. Тогда она ещё с девчонками бегала на дискотеку ластами стучать. Плевать, плевать и ещё сто раз плевать, сколько мне сейчас лет. Человек в целом должен проходить все этапы своего развития очень последовательно. То есть гусеница тутового шелкопряда, которая по сути своей червяк, вылупившийся из яичка, сперва обязательно окуклиться, то есть превратится в «куколку», а уж потом, прогрызая беззубыми дёснами стенки толстого кокона, вылезает бабочка. Так в природе происходит последовательное превращение червяка в бабочку.

Если человек с «из детства» плавно не перетёк в юность, а потом во взрослую жизнь, он вместо взрослой жизни в детстве и останется. Или стразу станет старым. Маленькой старушечкой, к примеру. Там, где Линда росла девочек в тринадцать лет могли запросто выдать замуж, и никто ни разу за педофилию к ответственности не призывался. Это у них гордо именовалось «национальными традициями». Линду в тринадцать замуж не взяли, к русскоязычным в «братской республике» относились настороженно, но в силу ряда причин подростком нормально побыть она всё равно не успела. Зато теперь здесь, в Киеве, без родителей и без мужа в рваных штанах и в свитере с железками прямо в туалете на себя и напяленном, она себя ощущала богиней. Дух бесшабашной весёлости и полной безнаказанности обуял червяка, так никогда не ставшего куколкой.

Дорожка для прилетевших, отгороженная от всего терминала, ослепила её своим блеском. В самом конце были выставлены и горели огромные софиты в ожидании её – Линды. «Вот это я! Ну я даю! Ковровая тряпка и дефиле в Каннах – жалкое подобие моего триумфального шествия. Моё прибытие похоже на въезд, точнее на вход Клеопатры в Рим!», – Линда шла по проходу, задрав голову, и все смотрели только на неё. Камеры работали, телевизионщики снимали, она шла… шла… Её снимали, снимали, она всё шла, шла. Уже поравнялась со съёмочной группой, крупно оскалилась в объектив, её снимали, она шла… Шла, шла, прошла мимо ещё одного объектива, он даже не повернулся в её строну, всё снимал и снимал ковровую дорожку и людей на ней. На Линду никто из них даже не обратил внимания. Она сошла с дорожки, почти вышла из терминала. Вот тут, наконец, её бросились душить в объятиях. Целующимися оказались таксисты и частники, обещавшие практически жениться на ней за «совершенно символическую оплату». Линда немного опешила и чуть было не согласилась «и в горе и в радости», но взяв себя в руки, и отодрав от груди очередного прильнувшего к ней настырного извозчика, подошла к кому-то из съёмочной группы, к кому она даже не поняла. От волнения Линда различала только тёмные силуэты движущихся людей.

– Чего стоим-с, кого ждём-с? – Обратилась она к первой попавшейся тени.

– Проходите, девушка, вы же видите – идёт съёмка! – Тень оказалась не очень любезной.

– Ну, так снимайте кого положено! – Это уже ниже пояса! И не узнали, и не понимают своей оплошности, и… и… и Клеопатры так по Римам не ездють, а посему они могут обидеться и улететь обратно в свои Салоники! Тоже мне профессионалы недобитые! Я тут иду, иду такая вся, такая вся…

Линда чуть не разревелась, но вспомнив, что глаза у неё свежее накрашены только тихо хлюпнула носом.

– А-а-а! – Нелюбезная тень метнулась к другой тени, – Мы не ту снимали! Вон она! – Теперь тень крепко держала её за «удочку», за ручку чемодана с колёсиками, – Камера! Андрей! Куда пошёл?! Вот это – она! Давай, давай!.. Ой!.. – Силуэт явно безумно страдал, – Вы бы не могли вернуться обратно и снова выйти?! Вот чтоб двери разъехались, и вы бы появились изнутри. Мы вас смотрели в «одноклассниках» и совсем другой представляли! А я ещё вас заметила краем глаза и подумала – кого мы ждём?! Вот бы нам такая колоритная попалась, как эта девушка, а то сейчас прилетит чёрти-что… Выйдете, пожалуйста ещё раз, и вот тут пройдите, а?

– Бога ради, хоть всю жизнь!

«Клеопатра» пошла обратно в зал прилёта, и двери, выпускающие людей только в одну сторону, волшебно открылись перед ней.

Ну, уж Линда теперь извертелась на пупе! Она и шла, и улыбалась, и махала, и кивала таксистам, и подмигивала частникам, как старым знакомым, посылая им воздушные поцелуи; и даже на грузинском отогнала двух бывших соотечественников, прилепившихся к ней сзади и жуть как хотевших попасть в «кино». Грузины при звуках понятной речи, без малейшего акцента быстренько объяснившей им, почему «именно» не стоило бы «господам» демонстрировать «рыльца» своих «пестиков» в кадре, так и остались стоять с открытыми ртами и в «кино» больше не лезли.

– Всё! Снято!

Тёмно-синяя «газель» с огромными вензелями логотипа «Новая мамка», канал «Орион» стояла на самой проезжей части дороги. Многочисленные легковушки её осторожно объезжали, и ни один водитель даже не плюнул в сторону припаркованной с понтом машины. «Видать, тут очень круто схвачено!», – В очередной раз восхитилась Линда.

Солнце давно закатилось за голый лес. Стало темнеть, и с каждой минутой картины вокруг становились всё мрачнее.

Первые восторги растворились в закате дня. Теперь в машине было блекло и тихо. Казалось, съёмочная группа задремала. Они не разговаривали ни с Линдой, ни друг с другом. И это было странно. В Греции люди на столько общительные, что иной раз кажется, что все друг с другом давно знакомы.