Елена Минкина-Тайчер - Эффект Ребиндера Страница 36

«Не плачь, душа моя, не плачь, уходят наши дни…»

Назавтра еле дождался появления Марии, вдохнул уже знакомый, дурманящий запах духов и струящихся волос. Все время хотелось повторять ее чудесное имя, не Маша, не Маруся, а это возвышенно-трепетное – Мари-я. На столе лежала исписанная тетрадь, пытался передать настроение, но получалось растерянно и грустно:

Из одной чужбины до другой – воследТягостный и длинный тянется рассвет…– Так же стынут плиты и гранит в траве,И молчат молитвы в камне и листве…

Планировалась общая поездка по городу, конечно, с участием переводчика.

– Сегодня в шесть, – шепнула она, будто нарочно обволакивая каждое слово ласковым «ш-ш», – мы тебя будем ждать!

Он хотел спросить, почему «мы», но уже тронулся автобус, Мария торопливо включила микрофон, замелькали улицы и мосты.

И был еще один неожиданный и замечательный вечер. Правда, сначала Лева немного испугался, потому что первый раз в жизни узнал про секс втроем. Но подруга Марии, такая же очаровательная блондинка, только чуть выше и полнее, оказалась настоящим мастером любовной науки. Они лежали прямо на полу, на расстеленной мягкой простыне, и Лева совершенно таял от упоительных объятий с обеих сторон, жадных горячих рук, поцелуев, духов, волос.

Прячет слезы ВаршаваВ нежность утренних крыш,Но чужими словамиТы со мной говоришь.

Это тянулось еще неделю, удивительно, как он не запорол программу. Что ж, было бы обидно прожить жизнь и не попробовать. Но уже смертельно хотелось к своим, Лева пробежал по магазинам, денег меняли совсем мало, но все-таки наскреб на смешную курточку с капюшоном для Саши и Танину любимую пластинку Веславы Дроецкой «Танго любви»:

…скажи, что ты шутил,скажи, что только я…

Все-таки удивительно, что он узнал Киру. Столько лет прошло, столько лиц перед глазами. Ненужная, невозможная встреча! Все невозможно – помочь, подойти, заговорить. Еще хуже стоять молча, как посторонний случайный гость, рассматривать ее измученное лицо, дрожащие тонкие пальцы. Хоть бы кто-то догадался заняться девочкой – отвлечь, накормить.

Наконец подали пироги и чай. Только сейчас Лева заметил, что дом полон народу – совсем молодые ребята, вероятно, студенты, растерянно толпились в коридоре, люди постарше, включая мужа Ольги, тихо перешептывались, разливали водку в стаканы. Несмотря на зиму, то и дело открывалась балконная дверь, там толпились курильщики.

Может, все-таки подойти и сесть рядом? Хоть немного утешить, загородить от холода, ужаса, еще не осознанного нежданного одиночества?

– Кира, вы позволите?

Она немного удивилась незнакомому человеку, но тут же доверчиво протянула руку.

– Вы Сашин коллега?

– Нет, я не физик, а музыкант, как это ни грустно. К сожалению, никогда не был знаком с вашим мужем. И вас видел всего однажды, почти двадцать лет назад.

– Тогда вы из нашей школы? Я почему-то не помню. Простите.

Не хотелось говорить про Таню и тем более про Алинку. Чего привязался, дурак, к чему здесь твои воспоминания?!

– Так Вы не знали Сашу? И теперь уже не узнаете, так странно, правда? Говорят, он ничего не успел понять, вставил ключ в замок и упал прямо на пороге. И никого не было дома! Представляете, он ведь давно болел, перенес инфаркт в тридцать пять лет, а я ничего не понимала! Совершенно ничего не понимала, отпускала одного на рынок, за продуктами, сама куда-то убегала и уезжала. А он один приходил домой, совсем один в пустую квартиру, даже некому разогреть ужин! Зато меня всегда ждал ужин, и тапочки у двери, и свежие цветы…

Лучше бы она опять расплакалась, чем этот лихорадочный мучительный монолог. И девочке незачем слушать. Обнять бы их обеих, закутать, унести из переполненной комнаты…

В квартире постепенно нарастал гул голосов. Друзья и сослуживцы, разогретые водкой, уже обсуждали привычные дела, как и бывает на любых поминках, женщины шушукались, незаметно собирали посуду. Беспрерывно хлопала балконная дверь, впуская очередную волну холода и тяжелого табачного дыма.

– Вам нужно отдохнуть! И понять, что все предрешено. Понимаете, все предрешено. Если у человека был инфаркт в тридцать пять лет, значит, никакой рынок не мог ничего изменить. Зато он чувствовал себя мужчиной, вы сохранили ему уверенность и уважение к себе, потому что не стали сиделкой. Потому что именно он покупал цветы и готовил ужин!

Она слушала! Она внимательно слушала, цеплялась за его слова, как цепляется утопающий за протянутую ветку или руку.

– Давайте, я всех уведу отсюда, а? Хватит на сегодня! Только ничего не убирайте и ни с кем не разговаривайте, а сразу ложитесь. Аня, ты слышишь, обеим срочно в горячий душ и в кровать! На тебе вся ответственность. А я зайду завтра, и мы тут наведем порядок. Договорились?

Не составило большого труда увести людей, хотя Ольга смотрела с истинным изумлением, как Лева, товарищески обнимая, выпроваживает очередного подвыпившего аспиранта. Матвей сосредоточенно помогал – рассаживал людей в такси, убирал бутылки, потом вынес мусор и ненужные глупые цветы, кем-то принесенные и забытые на кухне.

Таня и Ольга устали горевать и постепенно перешли на разговоры о детях.

– Да, Саша становится настоящей красавицей, скоро ухажеры появятся.

– А Ленечка начал учиться с охотой, но все испортило чистописание, зачем современным детям прописи?

– Все мальчишки такие! Боря обожает футбол и шахматы, за грамматику не засадишь!

Они уже тихонько смеялись, Таня на правах мамаши со стажем принялась давать советы. Потом все пешком отправились домой. Гостей поселили в комнате Аси Наумовны, потому что Олин брат до сих пор жил с родителями – где там было вместиться еще двум взрослым и ребенку! Назавтра наметили поход в Третьяковку, Таня заранее взяла отгул на кафедре.

Облака в голубой поволоке —Как глубоки их сны, как глубоки,Как печаль глубока…– Синь пронзает антеннами мачта, —Ах, мы живы, мы живы пока что,Пока…

Он приехал на следующий день после утренней репетиции. Неважно, что Киры не оказалось дома, сейчас это было совсем неважно. Дочка Аня, потом оказалось, что дома ее звали милым смешным именем Нюля, маялась в кухне с двумя подружками, что-то они пытались варить или жарить. Лева не считал себя большим кулинаром, но все-таки лучше разбирался в приготовлении еды, чем эти мотьки. Все вместе состряпали картофельное пюре и салат из тертой моркови с грецкими орехами и чесноком.

Ужин и свежие цветы – вот что она сказала, – всегда ждали ужин и свежие цветы.

Цветы нашлись у ближайшего входа в метро, довольно бледные замерзшие гвоздики, но все-таки живые, настоящие.

Вскоре девочки заторопились домой. Они по очереди обнимали Аню у дверей, стараясь скрыть облегчение, что наконец уходят. Все правильно, дети не должны соприкасаться со смертью. Лева с внутренним ужасом представил Сашеньку на месте Кириной дочери. Нет! Еще не хватало примеряться к собственной смерти! К тому же Сашка – вполне самостоятельная и рослая особа, если бы не фамильный бабушкин нос, вполне можно выдавать за собственную подружку.

Да, по сравнению с его Сашкой Аня казалась абсолютным ребенком – худенькая, темноволосая нервная девочка с тоскующими глазами. Наверно, похожа на покойного отца. Поговорили про школу, новое задание по геометрии, темы сочинений. «Только не думать», – когда-то сказала ему маленькая мудрая Таня. Потом Лева сыграл пару пьесок, легонько, в полутонах. Девчонки обожают красивые мелодии – «К Элизе», полонез Огинского.

Скрипку, конечно, всегда носил с собой, куда бы ни направлялся, дома это называлось «вечерние репетиции». Таня, надо отдать ей должное, никогда не интересовалась и не уточняла.

Кира вернулась полуживая, в том же ужасном черном платке, мокрой обуви. Но все-таки обрадовалась, ожила немного. Вместе съели салат.

– Боже мой, вы и орехи нашли, вот молодцы! Давайте чай пить.

Но тут же вспомнила свое, побледнела, съежилась.

Лева быстро накинул пальто, намотал шарф. Шарф, кстати, фирменный, югославский, здорово сочетался с его рыжеватой шевелюрой. Заметил, что она невольно обратила внимание.

– Чай мы еще выпьем. Но обязательно с пирожными. Разве это чай без пирожных? Нечего и затеваться! – И обращаясь только к Ане, строго произнес: – Чтобы геометрия была выполнена на «отлично»! Я завтра проверю, не надейся!

Чем измерить пропасть ночи —Мысли черные без сна…Дни становятся короче,Раскаляясь докрасна…

Зачем, почему он приходил? Нет, не приходил, забегал – между репетициями, записями на радио, прогонами в Останкино. Всегда букетик цветов, самый простой и маленький, что-то к чаю – пирожное «картошка», ром-баба, кекс. Смотрел, как светлеет ее лицо, оживают глаза. Иногда вовсе не заставал, это не имело значения.