Роман Сенчин - Наш последний эшелон Страница 36

Но беда в том, что большинство навсегда остаются полуслепыми. Будут ходить по кругу, как покорные лошади, и ждать встречи со счастьем. Несбыточной в общем-то встречи. А потом, в один прекрасный момент, сама природа столкнет их прочь, как мелкую падаль с дороги.

И так и не будет внятного и прямого ответа на извечный вопрос. Зачем нас запустили, для какой цели? Или так это все – ради прикола…

Один мудрец высказал (почти что дословно) следующий афоризм: нужно вовремя умереть. Уйти сознательно, не жалким, обессиленным комочком изношенной до предела материи, а крепким, уверенным, полным сил. Уйти достойно.

Надо сойти, моя остановка где-то здесь.

Где же вспышка, что распахнет мне глаза?

3

Ах, а утро какое! Солнце, естественно, на своем месте. Жарит вовсю. Под окном весело и возбужденно, прямо как весной, чирикают воробьи. Почему-то мне слишком хорошо, легко, ново, словно я меленький и чистый ребенок. Постель удобна, воздух свеж и глубок… А я, дурак, хотел сойти на вчерашней остановке.

За стеной играет «Фристайл». Самое время для занятий любовью. Как бы сейчас вошла златовласая девушка в легкой розовой рубашке, застегнутой на одну пуговку, с подносом. Кофе, лимон, сигареты, кондом. Да-а… Но моя любовь позади. Остались лишь воспоминания. Зато какие!

Почти три месяца, с ранней весны, я чуть ли не каждый день ездил в другой город. Так называемый спутник. Наш Кызыл хоть и небольшой, но столица как-никак, и вот у него, как у всякой столицы, есть такой спутник под названием Каа-Хем в пяти-семи километрах.

В основном избенки, пародии на коттеджи, десяток пятиэтажек. В центре – серая глыба ТЭС с тремя толстыми трубами.

Однажды я просто так приехал туда, сам не зная зачем. Видимо, новенького захотелось. Родной Кызыл за месяцы после армии исходил, осмотрел вроде до последнего закоулка… Было тогда такое же веселое утро. Апрель, сами понимаете, – снег дотаивает под заборами, запахи голову кружат. Хорошо было! И я предчувствовал, что в то утро должно случиться неожиданное, светлое, новое, как сама весна.

Я сошел с автобуса на случайной очередной остановке и сел на скамеечку. Автобус проехался до конечной, направился обратно в Кызыл через черный, разделяющий города безжизненный и безынтересный пустырь. А я сидел на скамейке, покуривал, наслаждался лишь слегка подпорченным дымом от ТЭС, весенним воздухом, жмурился от обилия света. И вдруг (действительно – вдруг) среди кучки посредственных людей на остановке появилась Она. Предчувствовал я, но все же не верил, и – вот… О, это было страшно! Правду, оказалось, писали классики – сердце затрепетало, в виски ударила кровь, в глазах моих потемнело. Она стояла в каком-то десятке шагов, вполоборота ко мне. Она стояла как-то особенно, неповторимо, одета была тоже как-то не так, как все остальные. Ярко так, по-весеннему… Словно сама весна… Я смотрел рывками: то на Нее, то в сыроватую землю, то на Нее, то снова в землю… Автобус. И к автобусу Она тоже пошла особенно, не как к желтому жестяному ящику на колесах, а точно к своему персональному роскошному автомобилю. Словно к «Вольве» какой-нибудь… Походка Ее была легкой, летящей, как в стихах лириков Серебряного века. Как будто Она из подобного стихотворения появилась, а не из подъезда кирпичной пятиэтажки на восемьдесят квартир.

Влюбился. Влюбился сразу и глубоко, болезненно, как нормальный романтический герой русской классической литературы. Но я не классик, чтобы суметь описать Ее без банальностей и объяснить, что Она со мной сделала, даже не подозревая о том, не замечая меня, маленького, безликого, рядового.

Почти каждый день, кроме выходных, а бывало, и в выходные (на всякий случай) я ездил туда, в Каа-Хем, выходил на той остановке и ждал. Возвращался в одном автобусе с Нею. Провожал Ее до поликлиники, где Она работала в кабинете доврачебного осмотра. Давала градусники желающим получить бюллетень, а затем отправляла к терапевту или выпроваживала симулянтов… Я сидел на мягкой скамеечке против двери Ее кабинета и в редкие секунды открывания и закрывания двери видел Ее… Видеть Ее стало для меня чем-то вроде… Короче, я не мог без Нее. Когда приехать не получалось или Она не приходила на остановку, день получался мертвым. Выходные стали лишними, мучительными днями – я ждал понедельника.

Я знал, что никогда, ни за что не познакомлюсь с Нею, не скажу Ей ни единого слова, даже не взгляну на Нее открыто и прямо; а если вдруг Она бы каким-то чудом заговорила со мной, я бы просто убежал прочь, без оглядки, в смятении и ужасе.

Я даже не пытался мечтать. Не умещалось в воображении: я и Она. Я просто ждал очередного свидания с Ней. Тайного, сокрытого от всего мира, даже от Нее самой. От всех, от всех, кроме меня.

Да, почти три месяца… Счастья, страха, сладкого дурманящего тумана.

И вот однажды, гуляя по городу (в воскресенье, под вечер), я нежданно-негаданно размечтался. Даже реально представил, что вот так запросто, вообще-то, могу подойти к Ней, познакомиться, сказать несколько приятно-пошленьких слов, пошутить как-нибудь так симпатично… И вот мы уже вместе гуляем, разговариваем, держимся за руки, смотрим друг другу в глаза, касаемся губ друг друга. А вот уже мы, отдавшиеся ослепительной, горячей волне долгожданной страсти. Буря, штормы, умопомрачительный шквал… Я остановился посреди тротуара, зажмурился, сверху защитил глаза горячей ладонью. Переждал. Пошел дальше. Явственно наблюдал, как вдвоем сидим мы меж двух кроваток, в которых наши (!), наши с Ней дети. Мальчик и девочка. И я читаю вслух «Остров сокровищ». Боже мой, боже мой! Эта картинка так и цвела передо мной. Уютная спальня, свет настольной лампы, направленный на страницу, послушные, красивые, родные ребятишки в кроватках. Ее нежная узкая рука с длинными пальцами, лежащая на моей. Спокойствие и чистота… Я был уверен, что это уже случилось и что Она сейчас дома и ждет меня, накрывая на стол. Счастье, счастье коснулось меня своим живительным крылом. И я рванулся, заспешил куда-то, в этот несуществующий дом, в этот призрачный мир, где Она, Она ждет меня. Сумасшедший путник, бегущий по мертвой пустыне, обманутый миражом!..

Счастье коснулось меня и оставило. Да, я увидел Ее. Она шла прямо навстречу мне. Она шла и улыбалась, блаженно щурясь… Судьба, широко размахнувшись, залепила мне между глаз.

Ее запросто так, небрежно обнимал за талию некто высокий, в полосатой футболке, узеньких джинсах. Как-то запросто так обнимал, даже опирался на Нее, прижимал к себе. Капризный мальчуган с дорогой послушной куклой под боком. Ей, наверное, неудобно идти. Но Она улыбалась ему, смотрела на него снизу вверх преданными глазами, тянулась к его жесткому рту. А он смотрел вперед, и что-то Ей говорил, и кривился в ленивой усмешке.

«О нет! – зарыдало во мне. – Не-ет…»

Я кинулся с тротуара прямо на проезжую часть. Зеленые «Жигули» визгнули тормозами. Я перебежал дорогу, потом быстро куда-то шел. И здесь не врут классики, когда пишут, что их герой вдруг, сам не помня как, куда-то забрел. Я тоже брел, ничего не соображая. Забрел в переулок. Низенькие щербатые заборы, молодая крапива, черные избушки из пористых от старости бревен. Скисшие лужи, кучи мусора, червивые яблоньки-дички… Меня облаивали собаки, люди смотрели недоуменно, как на небывалого урода, а я прятал от них замутненные слезами глаза…

Прошло две с лишним недели, я почти не волнуюсь, вспоминая о Ней и об этом роковом столкновении на тротуаре. Что ж, захотелось любви, но не получилось, – дельце не выгорело, как говорится. Ячейка занята. Судьба дала в морду. Спасибо, не сильно, профилактически. Я даже, признаться, тайно радуюсь, что все так закончилось. И – главное – я понял: сильно чего-то хотеть нельзя, обязательно выйдет наоборот. И еще – нужно быть свободным, трезвым и одиноким.

Когда я шагаю по улицам нашего маленького, скрытого от остального мира хребтами высоченных суровых гор, нашего убогонького и уютного Кызыла, я получаю заряд. Нет, не заряд, толкающий к жизни, наполняющий созидательной энергией и т. п. Совсем иного рода заряд я получаю. Он сродни тому, каким начинена атомная боеголовка. Так бы и стер все подряд ядерным вихрем очищения.

Пусть летят к черту эти пыльные здания-близнецы, превращаются в тени одноцветные горожане, рассыпаются в прах достижения и гордости. Всё под корень. В печь!

Я шагаю по улице и подрагиваю от клокочущей мощи внутри. Напрягаюсь, вызываю взрыв, стискиваю зубы, сжимаюсь, а потом вспоминаю, что я-то – всего лишь человечек, один из прохожих. Ничего я не могу, только вот ждать избавления свыше, как свинья в стайке ожидает морозов, когда ее наконец-то зарежут.

Четыре с лишним часа я терпеливо слушал лекции. Сначала по истории Отечества нашего, потом по русской литературе XIX столетия, а сейчас созерцаю реалии текущего дня. Реформы идут полным ходом, переход из одного дерьма в другое производится успешно.