Аарон Шервуд - Байки старого еврея Страница 38

В это время в проёме двери появляется Миша и, больше обращаясь к публике, чем к старшине, говорит: «Товарищи солдаты! На ваших глазах старшина роты оскорбляет солдата! А вы знаете, что солдат есть самое почётное звание? Даже маршалы нашей славной армии называют себя солдатами! И вот на наших глазах происходит глумление, я бы сказал, святотатство! Старшина роты оскорбляет солдата и грозит ему физической расправой!» Старшину уводят. Через какое-то время мы все втроём решили перекурить перед сном. Проходя мимо умывальника, увидели незабываемую картину. Наш старшина под присмотром трёх самых здоровых солдат мыл полы. Мы хором пожелали ему удачи и ушли на перекур. Вот какой разговор произошёл между нами. Я: «Заложит нас старшина». Саня: «Это будет последнее, что он сделает в жизни». Миша: «Пацаны, он свои лычки зарабатывал всю службу. Заложит – его разжалуют за то, что допустил такой позор, и с чем он вернётся в родную деревню, с чистыми погонами? Это ж катастрофа для него! За него ни одна девка замуж не пойдёт!» Так и случилось. Утром пришёл комбат. Первым делом он осмотрел вымытый, как он считал, Вошевым умывальник. Вид его удовлетворил: «Хоть одному делу – мытью полов – ты научился, молодец. Остальные наряды я отменяю». Стоя рядом со старшиной, я не удержался и шепнул: «Слышь, хохол, комбат твоей работой доволен, можно больше полов не мыть, отдыхай!» И как мне теперь делить нашу троицу? Сколько русских взять за единокровца Мишаню и сколько евреев – за русского Санька? Или просто оставаться всегда самим собой?

Я вернулся в мой город, или Нерушимый блок

Посёлок, где я работал, находился в распадке. Слева и справа – горы, на одной из них – озёрцо, наполненное талой водой, нырнув в которое можно было коснуться вечного(?) льда. Его, местные остряки называли малым Байкалом. Иногда и я бывал на нём. Однажды – это было уже на третьем году жизни на БАМе – поднялся на эту гору и вдруг, явно не к месту, сказал: «Я вернулся в мой город, знакомый до слёз». Отчего меня потянуло на стихи? За мной водились грешки, но чтобы так пафосно выражать преданность городу, который я, безусловно, любил! Я решил, что это от усталости, как-никак подъём занял пару часов. Пройдёт, подумал я, хорошо, что не слышал никто, а то могли бы подумать невесть чего. Но строчка Мандельштама преследовала меня всюду. Я решил: хватит, хочу домой. Хочу вдохнуть прокуренный, с запахом кофе и дешёвого вина воздух «Сайгона» (это, если кто не знает, околобогемное кафе). Хочу автобусной толчеи, хочу прокатиться в метро. Я просто хочу поваляться в горячей ванне! Пошёл к шефу, с которым имел длительную беседу, в течение которой он пытался давить на мою комсомольскую совесть. Пришлось напомнить, что я вышел из комсомольского возраста и, как следствие, комсомольской совести у меня нет, кончилась. Убеждал, как говорится, за рюмкой чая. На втором «самоваре» пришли к соглашению, что работаю последний месяц и должен съездить в прощальную командировку.

И вот я в Нижнеангарском аэропорту. Весь аэропорт состоял из бревенчатого домика, на котором красовалось строгое предупреждение «Выпас крупного и мелкого рогатого скота на взлётно-посадочной полосе категорически запрещён!». Как водится, несмотря, а возможно вопреки запрету, на полосе пасся и крупный, и мелкий скот. Аэропортом данный объект можно было назвать с трудом, но он соблюдал традиции – билеты отсутствовали. Я по привычке дал на лапу командиру почтового Ан-24 и через двадцать минут был в воздухе. Командировка прошла достаточно гладко, и я засобирался в обратный путь. Мне пришла в голову, как я думал, шикарная идея: захотелось завершить своё пребывание в Сибири красиво – прокатиться через весь Байкал на комете. Перед отбытием вечером я устроил прощальный ужин с друзьями. Без, что называется фанатизма, скромно, не злоупотребляя. Утром следующего дня меня проводили на железнодорожный вокзал. Я должен был с пересадкой на другой поезд добраться до причала. Каково же было моё удивление, когда выяснилось, что поезд, на который я должен был пересесть, отбыл час тому назад. Мне и попутчикам, которые, как и я, возвращались в Северобайкальск, предстояло переночевать в этом городишке. Понято, ни гостиницы, ни дома колхозника здесь не было. «Это вам не Аляска, сэр», – невесело пошутил один из них. Нам всем предстояло ночевать на стульях, собранных в ряд, как в кинозале. Я покривлю душой, если скажу, что эта перспектива меня обрадовала. Мне очень захотелось посмотреть в глаза начальнику этой станции и спросить у него: в чём, по его мнению, заключается его неустанная забота о нуждах пассажиров? Я не был наивен и понимал, что он не предоставит мне номера люкс и не вернёт ушедшего поезда, но мой разум возмущённый кипел. Мне необходимо было выговориться. Наша беседа представляла собой яркий пример диалога землянина (начальник станции) и инопланетянина (ваш покорный слуга). Вдруг лицо его прояснилось. «Вы пьяны», – сказал он и, не тратя времени, вызвал милиционера. Его можно было понять: долгие годы существовал такой порядок, и вдруг какой-то очкарик возмущается тем, что ему придётся спать в позе червяка, коим, по убеждению начальника станции, я и являлся. Появился сержант и приказал мне: «Пойдём». Меня несло: я поинтересовался у него, уверен ли он в том, что именно со мной пас свиней. Этот престарелый сержант, зависший в этом звании добрых лет двадцать, изображал из себя этакого шерифа и прокурора в одном флаконе. Но даже такое, в общем-то, слабенькое, сопротивление привело его в чувство. Он поправил фуражку, которую носил на затылке, застегнул пуговицу, отдал мне честь и произнёс:

«Пройдёмте, товарищ». Но в отделении, куда он меня привёл, к нему вернулась самоуверенность. Он почувствовал себя хозяином положения. Развалившись в кресле, сняв китель, закинув ноги на стол и вернув фуражку на затылок, он изрёк: «Вы что же, гражданин, думаете жалобами что-то изменить? Вы не понимаете, что наша система окончательно прогнила?» Услышав такое, я понял: он мой. Придав лицу строгое выражение, я спросил: «Вы, блюститель законности, мне, гражданину самой свободной и счастливой страны, говорите, что она прогнила? Вы это серьёзно? Вы отдаёте себе отчёт в сказанном? Или вы провокатор?» Его метаморфоза меня потрясла. Ноги слетели со стола, в одно мгновение был надет китель, который он застегнул трясущимися руками. Он даже успел вспотеть. Заглядывая мне в глаза, спросил: «Вы член партии?» И тут я его добил, уверен, таких слов он ни от кого не слышал: «Я член нерушимого блока коммунистов и беспартийных!» Заискивающе улыбаясь (поди узнай, кого нелёгкая принесла), он предложил мне отужинать. Ох не доведёт до добра мой мягкий характер! Я согласился. Ночевал я в отделении милиции, но не в кутузке, а как нормальный человек. Сержант предложил мне койку в дежурке. В дорогу он мне подарил бутылку коньяка, стыдливо пряча при этом глаза. Я взял по доброте душевной. Моё появление было встречено неодобрительно, ведь люди практически не спали, а я спал как «белый человек», но бутылка коньяка привела их в бодрое состояние. Вскоре пришёл поезд. Мы без приключений, выпив за здоровье местного шерифа, добрались до Нижнеангарска. Обстоятельства сложились так, что я вернулся в Ленинград только в декабре. Получив багаж, вышел из здания аэровокзала к стоянке такси. Стою в унтах, полушубке и шапке-ушанке из песца (на самом деле это собачка, мне её сделал друг-скорняк на память), а на дворе плюс два. Подъезжает таксист и говорит: «Ну что, геолог, поехали?» Здравствуй, милый Ленинград! За три года ты совсем не изменился!

ЮАР. Грустные путевые заметки

Как ни странно, между ЮАР и Израилем много общего. ЮАР, как и Израиль, левая «интеллектуальная интеллигенция» обвиняет во всех смертных грехах, забывая, а возможно, и не желая помнить, о помощи евреев этой стране в войне за независимость. В процентном отношении из Южной Африканской Республики прибыло наибольшее число евреев, особенно лётчиков. Перечень же совместных, как теперь модно говорить, проектов займёт не одну страницу. Основная масса русскоязычных израильтян судит о ЮАР понаслышке, из той же либеральной прессы, как и многие наши бывшие соотечественники судят об Израиле. Итак, немного об истории этой, безусловно, прекрасной страны. ЮАР является одной из самых национально разнообразных стран Африки и имеет наибольшую долю белого, азиатского и смешанного населения на континенте. Страна обладает богатыми минеральными ресурсами, а также является самой экономически развитой в Африке и имеет относительно прочные мировые позиции. Важнейшим пунктом в истории и политике ЮАР стал расовый конфликт между чёрным большинством и белым меньшинством. Невозможно отрицать очевидные факты. Да, в стране существовали законы, ограничивавшие права чернокожих граждан, но эти же законы распространялись и на представителей азиатского населения, которые, не прибегая к антиправительственным действиям (террору), достигли больших успехов. Китайцы и индийцы в своей основной массе не поддержали террориста Манделу, боевики которого взрывали госучреждения. На сегодняшний момент жизненный уровень этих общин ничем не отличается от уровня жизни белого населения, а во многом и превосходит его. Выходит, дело не только в дискриминации. Было, на мой взгляд, и нечто положительное в так называемых законах апартеида. Например, была запрещена коммунистическая партия, за членство в которой полагалась отсидка в девять лет. Пытливый читатель может спросить, почему я эти ужасные законы именую так называемыми. Всё, как всегда, просто. Два примера. Первая страшилка – места в автобусах для белых и для чёрных. В ЮАР практически не развит общественный транспорт. Белое население не занято забастовками и демонстрацией своей ущербности (как тут не вспомнить проплаченный социальный протест*), работает и имеет машины. Что им делать в автобусе? Вторая страшилка – скамейки для цветных. А вы не задумывались: зачем белый пойдёт в криминальный район? Посидеть на скамейке? У него их нет в парке рядом с домом? Раз уж я затронул близкую мне тему транспорта – маленькая история, произошедшая со мной в самые первые минуты пребывания в этой стране. Мой друг предложил мне посмотреть на центр Йоханнесбурга. Первое, что бросилось мне в глаза, – новенькие мини-омнибусы. Они передвигались по городу на сумасшедшей скорости, презирая какие-то понятия о правилах движения. Я спросил: «А что, отмена апартеида заодно отменила и правила движения?» Ответ моего друга меня ошеломил. Оказывается, ситуация значительно улучшилась. Совсем недавно эти маршрутки были жуткими развалюхами, пассажиров набивалось как сельди в бочку. А так как техосмотра в стране нет, то есть оплата есть, а за состоянием машины следи сам, можно лишь приблизительно представить эти транспортные средства. Надо отдать должное, правительство, теперь уже их, попыталось повлиять на ситуацию и… наткнулось на то, что водители по привычке сначала взялись за ножи и мачете, кода же полиция попыталась прекратить беспорядки, обвинили её (вы только не смейтесь) в расизме. Вот так, незатейливо, чернокожие автохулиганы обвинили чернокожих же полицейских в расизме. Когда же этот номер не прошёл и их полицейский министр – не чета нашему – отдал приказ применить к нарушителям жёсткие меры, те просто прекратили работать. И выиграли! Государство закупило для них новенькие «тойоты», то есть практически подарила их им. Теперь по городу носятся пока ещё неразбитые мини-автобусы, по-прежнему презирая любые правила и по прежнему набивая пассажиров сверх всякой меры. Что будет, когда и их добьют? Купят новые? Ребята, вы хорошо устроились!