Давид Ланди - Биоген Страница 39

– Приснится же такое! – чертыхнулся автор, очнувшись на последних аккордах Thumbtacks, и тут же вспомнил, что со мною случилось…

Сегодня ко мне приходила группа делегатов с вопросом столетней давности: «Что делать, когда вершки не могут, а корешки не хотят»[321]. Ходоки просили совета, как, не мудрствуя лукаво, разделить репу, чтобы, с одной стороны, не обидеть мужика, а с другой – не разозлить медведя[322]. Я попытался отшутиться и даже достал из погреба абрикосовый самогон, произнеся в момент его раскупорки:

– Господа! Несколько глотков этого напитка помогут вам снять напряжение при погружении вашего мозга в мой, а моего – в ваш. Выпейте, и соитие наших идей избавит ваши сердца от чешуи, а глаза – от обязанности ее созерцать[323].

Отводя в сторону глаза и отвлекая обострившийся слух, делегаты ждали окончания трапезы. А дождавшись, посмотрели на владельца замка столь внушительно, что мне пришлось раскрыть послание мудрейшего Йоды[324]и подвести итог бытия.

– Видите ли, друзья, – начал я с вводных слов, чтобы не рубить концы сгоряча, – как многие из вас помнят: «Для революции недостаточно того, чтобы низы не хотели жить, как прежде. Для нее требуется еще, чтобы и верхи не могли, как прежде, хозяйничать и управлять!»[325]. А вы? Вы-то что? Хозяйничать не можете, как прежде, или управлять?

– Да управлять-то мы можем! – включился с ходу в разговор мой старый приятель и оппонент из депутатского корпуса Андрей. – Но вот хозяйничать! Хозяйничать, как прежде, у нас уже не получается. – С этими словами он перегнулся через стол, достал запотевший графин с абрикотином и, хлопнув в одного, продолжил: – Понимаешь, – собеседник закинул в рот щепотку снеди и, не прожевав, ухватил быка за рога, – ведь, по своей сути, все государства создавались, как розальско-лопуховские коммуны[326], а по существу вышла брехня! – Андрей еще раз налил лафитничек первача, выпил и, зачерпнув деревянной ложкой капусту, – брехня? – стал перемалывать сельскохозяйственную культуру, вылупив на меня любознательный взгляд.

Прежде чем дать ответ на вопрос с подвохом, я внимательно осмотрел товарища с ног до головы, подметив при этом на нем новый четырехпуговичный двубортный льняной костюм от Redaelli, хлопчатобумажную черную рубашку от Ascot Chang, узорчатый шелковый галстук от Eugenio Venanzi и кожаные туфли от Brooks Brothers[327].

Кожаные туфли, а особенно шелковый галстук подсказали моему внутреннему голосу и внешнему взгляду, что на этот раз хозяину придется «разжевывать» не только капусту, но и рецепт ее приготовления…

Усевшись поудобнее в кресле, где еще недавно отдыхал Сократ, я решил поведать незваным гостям часть государственных хитростей таким образом, чтобы фрики, работающие над прослушкой моих снов, не смогли осмыслить лабиринт секретной реляции, а только определили состав ее канвы. Но, передумав, предоставил слово заглянувшему в окно Облаку.

Развалившись на подоконнике искомканной простыней будущего тумана, невесомое, как пух обетованной земли, оно начало выступление мягкими, перьевыми словами Создателя, чуть оттеняя подбрюшье собственных идей полутонами приближающегося заката.

– Друзья мои! – заговорило Облако, стараясь быть убедительным, – эвристический поиск общественного договора[328] привел вас к власти (точнее подсадил на иглу), способной воздействовать на жизнь других людей даже против их воли. Теперь суть власти уже не зависит от того, на чем основана такая возможность, потому что время формирования государственной морали ушло.

С этими словами Облако выпорхнуло из раскрытого окна в небо, желая раздышаться горизонтом назревающей грозы. И, расползаясь белизной пузырчатых завитушек по синеве безбрежного свода, уставилось на моих гостей с высоты птичьего полета кудряшками воображаемых глаз.

Чей-то невидимый клокочущий голос, то скатывающийся, то подпрыгивающий, как беспокойная волна в разбуженном водохранилище, засопел, забурлил и, подобно Днепрогэсу, обрушил на головы посетителей поток взбудораженного сознания[329]:

– Положение в экономике по-прежнему скверное! Мы должны найти способ сдерживания инфляции и уменьшения дефицита бюджета! Следует также обеспечить обучение безработных и создать для них рабочие места, равно как и защитить рынок рабочей силы от наплыва иностранцев-нелегалов. Мы должны сделать так, чтобы страна стала лидером в передовых технологиях. В то же время нужно заботиться об экономическом росте и развитии деловой активности; упорно бороться против федеральных налогов на доходы; снижать процентные ставки; создавать благоприятные условия для развития мелкого предпринимательства; контролировать слияния крупных корпораций и их сделки[330].

После этого заявления Андрей едва не выплюнул абрикотин на стол, а я почему-то вспомнил о существовании сцифоидных медуз[331] и попытался заглянуть в голову каждого собеседника по отдельности, прежде чем перевести взгляд в прежнее, удобное положение задумчивости.

– Ты сам-то понял, что сказал? – поинтересовался у задравшего до ушей локти и повернувшего голову назад Богомола Андрей.

– А что я такого сказал? – засомневался Богомол.

– А то! Разговариваешь тут, как телевизор… Расслабься и выражайся человеческим языком. Договорились?

– Договорились, – согласилось обескураженное наездом насекомое, протягивая к графину цепкую лапку. Плеснув себе и Андрею, чокнувшись, выпив и распрямив усы, оно сокрушило стойкость остальных пассионариев личным примером расхлябанности и забулдыжья.

Словно по команде, делегаты окружили мой стол и стали разливать самогон в чарки.

Кто-то опрокидывает рюмку два, а кто-то и три раза подряд, пытаясь разложить выступление оратора по признакам на составные части. Части кубика не рубятся комбинаторикой в теорию вероятности, и, возмущенная извилинами собственного мышления, Борода изрекает, глядя с упоением в шкалик:

– Все, что не созидает, разрушает!

На что увлекшийся опустошением рюмок Богомол откликается новостями эротического содержания:

– А вы в курсе, что вчера у нас вышло еще одно остроумное постановление юмористического правительства?

– И что это за постановление? – интересуется ради смеха Борода.

– Запрет на продажу белья с содержанием синтетических материалов[332].

– В каком смысле?

– В обыкновенном. Основной удар этого запрета приходится по женским кружевным трусикам.

– Раньше ударяли автопробегом по бездорожью! – сокрушается помалкивавший до сей поры Иван Грозный, – а теперь бьют ниже пояса. И кого?

– Но это же вредно! – подключается голубоглазый Фальцет.

– Вредно, это когда женщина с утра до ночи сидит на работе за компьютером! – вступает в спор царь. – Вредно, это когда женщина, живя в самой богатой стране мира, не может себе позволить раз в год отправиться к морю! – продолжает он. – Вредно, это когда красна девица в тридцатиградусный мороз идет в туалет на улицу из негазифицированного дома…

– Ты что? – подкалывает царя Фальцет. – Не патриот своей державы?

– В каком смысле? – пасует Грозный.

– В прямом! Мы сейчас Китай газифицировать будем! Это наша первейшая…

– А мне нравятся, – обрывает Фальцета Богомол.

– Что нравится? – изумляется Андрей.

– Трусы с кружевами на женских ягодицах.

– Мне тоже нравятся, но теперь они вредные! – стоит на своем Фальцет.

– Кто? Ягодицы?

– Трусы!

– Трусы, как и ягодицы, – прищуривает выпуклые глаза насекомое. – Есть вредные, а есть не очень.

– Мы тебе про закон говорим! – срывается на повышенные тона Андрей.

– Ну и что? – строит собеседник изумленную гримасу. – Законы тоже, как трусы, – пока не поносишь, не поймешь – жмут они или ничего…

– Что – ничего?

– Пока ничего из того, что узаконили те, кто сочинял поправки, не подходит для тех, кому они были посвящены, – умничает Богомол.

– Почему?

– Во-первых, это не стихи. А во-вторых, тут очень важна форма ягодиц общественного сознания на местном уровне тела. А там, в столице, этого не учитывают.

– Хорошо, пусть и так. Но скажи мне, что, по-твоему, вредней – каждый день носить акриловые трусы или каждый день есть сладкие пирожные? – морочит треугольную голову Андрей.

– А зачем каждый день есть сладкие пирожные?

– А зачем каждый день носить акриловые трусы?

– Кремовые?

– Почему кремовые? Черные, с кружевами.

– Черных с кружевами пирожных не бывает. А вот от кремовых – каждый день – заработаешь диабет.

– А диабет, как известно, вреднее кружев! – добивается желаемого результата Андрей.

– Это с какой стороны посмотреть, – огорошивает победителя Фальцет. – Кружева вещь тоже опасная. У меня один товарищ закружился с женой мента, а тот оказался начальником отдела по наркоконтролю. Он только на одних «отпускных»[333] трехэтажный дом себе отбабахал! У него этого подконтрольного «дела» было видимо-невидимо – пруд пруди! Вот он и подкинул упаковочку любовнику…