Александр Смирнов - Раб и Царь Страница 4

– Становится их рабом, – добавил я.

– Можно сказать и так.

– Рабом, – повторил я и задумался.

– Ну да, рабом, а что, собственно, тебя так взволновало? Вы что, обсуждали эту тему?

– С ним – нет. Мы говорили про дедовщину в армии. Он считает, что неуставные отношения – это тот сук, на котором держится не только армия, но и всё общество. У него отец был военным, и его позиция по этому вопросу меня не удивила. Я удивился другому.

– Чему? – заинтересовался отец.

– Тому, что абсолютно все, кто принимал участие в нашем споре, а в нём принимало участие много людей, поддержали Володину точку зрения, а не мою.

– Что же здесь удивительного? – сказала мама. – Ты же этот спор не в академии наук затеял, а в пивной?

– Не в пивной, а в кафе.

– Какая разница? Как говорит папа, меняется форма, а не содержание.

– Значит, ты считаешь, что если бы я на эту тему разговаривал с интеллигенцией, то результат был бы другим?

– Конечно, другим, но ты не обольщайся. Ты бы всё равно был бы в меньшинстве. Я всех людей делю на две категории, – пояснила мама, – это рабы и цари. Увы, но в основной своей массе у людей рабская психология. В обществе царей мало, большинство рабов, даже среди интеллигенции.

– Честно говоря, мне трудно поверить, что Володька – раб. Он всегда старался быть первым. Мама только что сказала, что нисколько не сомневается в том, что и в дальнейшем его поведение вряд ли изменится.

– Ты просто неправильно понял маму. Царь не тот, кто имеет много власти и денег, а тот, кто свободен от предрассудков. Мало того, царь использует свою свободу для созидания, а не для разрушения. Иисус был царём, хотя ничего не имел, а Понтий Пилат был рабом, хотя имел и власть и деньги.

– Но если всё так, как ты говоришь, – не соглашался я с отцом, – то как ты объяснишь такое явление, как прогресс? Ты только что сказал, что созидать могут цари, а не рабы. А так как в основной своей массе люди рабы, то общество не может быть созидательным.

– Я не говорил, что рабы не могут созидать. Они созидают, и очень даже хорошо, но только при одном условии: они должны быть в кандалах, а рядом с ними должен стоять надсмотрщик с плёткой. Сними кандалы, убери надсмотрщика, и они тут же уничтожат всё, что только что создали. Самое опасное – это дать рабу свободу. Нет более жестокого хозяина, чем освобождённый раб.

У Володи Рабова утро началось тоже с головной боли. Стоило ему подняться с постели, как вчерашний день тут же напомнил о себе. Он, сморщившись, как прошлогодний лист, держась за стенку, чтобы не потерять равновесия, побежал на кухню, чтобы найти чего-нибудь остренького. Там, в трусах и майке, уже сидел отец.

– О! Явление Христа народу! – засмеялся он. – Головка не болит?

– Тебе смешно, а мне не до смеха.

– Садись. Сейчас тебя вылечу.

Отец вытащил из холодильника бутылку водки и налил своего «лекарства» в стакан. При этом не забыл и про себя.

– А у тебя что, тоже голова болит? – спросил Володя.

– Тебе для лечения, а мне для профилактики, – отшутился отец. – Пить в одиночку – самое последнее дело. – Он поднял свой стакан и чокнулся с Володей.

«Лекарство» и действительно подействовало. Не успела приятная теплота дойти до желудка, как головная боль стала утихать.

– Огурчиком, огурчиком закуси, – учил отец. – А теперь щей кислых поешь. Мамка уже приготовила.

Володя поморщился, глядя на тарелку со щами, но спорить не стал. Стоило ему только попробовать, как отношение к щам резко изменилось. Тарелка моментально опустела.

– После первой и второй промежуток небольшой. – Отец снова налил водки.

Володя с отцом залпом выпили. Володя расплылся в улыбке и посмотрел на отца.

– Ну что, вылечился? – смеялся отец. – Учись, пока я жив.

Действительно, от утреннего состояния не осталось и следа.

– Ну, а теперь рассказывай, где это ты так вчера набрался?

– Представляешь! Захожу вчера в аудиторию, и кого ты думаешь, я встречаю? Саню! Я с ним с третьего по пятый класс учился. Вот и пошли отметить нашу встречу.

– Это какого Саню, с которым ты ещё за одной партой сидел?

– Ну да.

– Значит, вы теперь в одном институте?

– Не только в институте, но и в одной группе.

– Ну, а набрались-то как? Силы не рассчитали по молодости?

– Дело не в силах. Саня про тебя спрашивал. Ну, просто так спросил. Я ему и рассказал про то, как тебя из армии попёрли. Одним словом, спор про дедовщину пошёл. Так ты представляешь? Все мужики со своих мест повскакивали, и к нам за столик. А Саня давай им лекции про свободу и права человека читать.

– А ты?

– А что я? Ты мою точку зрения знаешь. Так представляешь, они не на меня, а на Саню набросились.

– А ты?

– А я выпил с ними за наши принципы, тем и разрядил обстановку.

– А Саня?

– А Саня в завершение их рабами обозвал. Можешь представить себе, в каком он состоянии был. Пришлось его потом ещё домой провожать, а то бы мужики могли ему и главный аргумент предъявить. Один так и сказал: «До таких патриотов можно достучаться, только если им по почкам стучать». Не бросать же мне товарища?

– Да, товарища… – недовольно прошипел отец. – Давай-ка ещё выпьем, сынок.

Он разлил по стаканам водку и, не дожидаясь сына, опустошил стакан.

– Давай пей, – приказал он Володе. – Вот из-за таких товарищей твоего отца с армии и попёрли. Интеллигенция сраная! Думают, что в белых перчатках можно что-то построить и не испачкаться! А вот это ты видел?

Отец смачно сложил кулак в кукиш и сунул его почти в физиономию сыну.

– Да что ты на меня-то окрысился? – возмутился Володя. – Я как раз так и не считаю.

– Да разве дело в тебе? Ты посмотри, что в стране делается? Горбачёв этот вылез откуда-то. Вокруг себя интеллигентов этих вшивых поставил. Что со страной-то будет, я тебя спрашиваю?

– Нас теперь учат, что интеллигенция – это совесть нации, – заметил Володя.

– Это вас так теперь учат? Тьфу! А нас, сынок, учили по-другому. Знаешь, что Ленин про интеллигенцию говорил? Интеллигенция – это говно!

– Зачем же ты меня в этот институт запихал? – спросил его Володя. – Хочешь, чтобы и я таким стал? Уж лучше бы я в военное училище пошёл. Там всё проще. И никакой интеллигенции.

– Не наше сейчас время, сынок. Нельзя тебе туда. Смотри, что они делают! Варшавский договор распустили. Войска из Германии выводят. Кому ты служить собираешься? Этим гнидам?

– А после института что? Разве что-нибудь по-другому будет?

– После института ты свободный человек будешь. Не на них, а на себя работать станешь. Ну а потом всё вернётся на круги своя. Придут к власти наши, так уж мы дадим им просраться. Умоются они кровавыми слезами.

Этот разговор, видимо, очень задел отца. Глаза его засверкали, зубы заскрипели, а руки затряслись. Он взял бутылку, посмотрел на оставшуюся водку и сказал:

– Давай допьём это. И кончим разговор, а то я ещё не сдержусь, да сам перестройку начну – по-своему.

Только они успели допить водку, как на кухню вошла мать.

– Ты что же это делаешь, старый дурак? – закричала она на отца. – Мало того, что сам от бутылки оторваться не можешь, так ты ещё и сына к этому приучаешь?

– Цыц, дура! – заорал на неё отец. – Знай своё место и не суй нос не в свои дела, когда мужчины о делах разговаривают.

– Какие дела? – не унималась мать. – Были дела, да все вышли! Хоть бы штаны надели! Ну надо же, сидят голые, и с утра водку хлещут!

Мать ушла с кухни, а отец, что-то пробормотав себе под нос, снова заплетающимся языком обратился к сыну:

– Вовка, никогда не слушай баб. Они, как и интеллигенты, только сопли пускать умеют. А на счёт этого дела, – он постучал пальцем по бутылке, – не бери в голову. Это я так, чтобы депресняк снять. На тебя у меня вся надежда. Вот встанешь на ноги, мы с тобой такие дела делать будем! Ты что же, думаешь, у меня связей не осталось? Вот они где у меня все будут. – Отец сжал свой огромный кулак и погрозил воображаемым интеллигентам.

Отца сильно развезло. Он стал что-то невнятное бормотать, голова его стала всё больше и больше склоняться, наконец, она полностью успокоилась на столе, и послышалось ровное и спокойное дыхание. На кухню снова вошла мать.

– Ну слава Богу, угомонился, – проворчала она.

– Да ладно тебе! – прервал её Володя. – Хватит на него нападать. Его ведь тоже понять можно. Шутка ли сказать: был полковником, а стал пенсионером.

– Да неужто я не понимаю? Ты бы, сынок, поскорее свой институт заканчивал, да что-нибудь организовал. Вон, сейчас кооперативы разрешили… Может и для отца бы дело нашлось. А то ведь, он не сможет без дела жить. Сопьётся, а потом вперёд ногами на кладбище. У вас, у мужчин, это сплошь и рядом. Это мы, женщины, себе работу везде найдём.

Володя с матерью подхватили отца под руки и поволокли в спальню.

Только после всего этого Володя надел брюки. Он подошёл к зеркалу и посмотрел на себя.