Александр Покровский - Арабески Страница 4

Так что ждите.

Обязательно напишу.

Рожи и свиные рыла – всюду только они, и никакого тебе утиного кряканья. И чавкают, чавкают, а еще они за границу ездят делать педикюр.

А теперь мы быстренько приближаемся к настоящему ужасу: доченька Ельцина все пишет и пишет – она обучилась наконец этому делу. О папеньке пишет и вообще о жизни. Она тут написала, что папенька был, в общем-то, необычайно хорош, только вот жизнь была очень сложна, так что многие от нее отошли, ушли и переехали.

Подозреваю, в Англию – дети, клубы, самолеты, яхты, дома.

Праведным образом все это заработали и переместились.

Теперь хотят возрождения России.

Видимо, деньги кончились.

Все построились и идем пешком – дорога терниста и далека. Впереди – ангелы, архангелы, за ними – текущие руководители, к которым допустили теперь крупный бизнес, а потом – остальные в пыли и в беспорядке, как попало, не попадая в шаг, путаясь в белье. Все высыпали с восходом на большую дорогу встречать очередное солнце.

К чему это все я? Это все я к тому, что премьер допустил крупный бизнес к управлению государством. Шохин всего этого добился. Шохин – фамилия у него такая. Шохин – хочется повторять и повторять. Долго бился – и вот поди ж ты!

Ох и зашагаем теперь!

12 января был День прокурора. 12 января 1722 года указом Петра Великого при Сенате был утвержден пост генерал-прокурора. Им стал Ягужинский Павел Иванович. Соратник Петра. Многие считали его шельмой, и бороться он должен был с казнокрадством.

У Павла Ивановича было целых два недостатка – он был умен и честен, а за Сенатом он наблюдал так лихо, что никакой дополнительной жизни Сенату не стало. Скучно стало. Чуть взятка или растрата – так и топор. И наблюдал Павел Иванович за всеми прокурорами: какой из них проворовался, так и расплата – просто, знаете ли, будто бы речь и не о России идет. Просто житья не стало «разорителям Отечества».

Со смертью Петра Великого Ягужинский удержался на плаву одной лишь ловкостью.

При Анне Иоанновне был в милости, потому что вовремя переметнулся от заговора «верховников», желавших ограничения самодержавия, на сторону императрицы.

Решительный и способный, «друг истинный и враг явный» умер в 1736 году.

С его смертью прокуратура упразднена не была, хотя желание такое посещало многих.

Что же касается личности Павла Ивановича, то поиски аналогов таковой на посту генерального прокурора не прекращаются в России и по сей день.

– Ассалом! – вскричал я, полный и сердечных, и душевных, и всяких избытков, когда узнал, что Архангельску, Козельску и Пскову присвоено звание «Город воинской славы».

Президент при этом сказал мэрам этих городов много разных слов, среди которых были и такие: мало чтить подвиги предков, надо заниматься возрождением России.

«Интересно, – подумал я после этого своего восклицания, – и как мы ее будем возрождать среди повального умыкательства?»

Видимо, одно другому совершенно не мешает. Возрождение – само по себе, а умыкательство – само. Это такие непересекающиеся линии, а лучше сказать, миры, когда до обеда, допустим, ты воруешь, а после обеда возрождаешь. Так что обед превращается в некую границу, водораздел, с утра – бесовское, а как поели, так и святое – накатило, знаете ли. После чего хочется понять, что же повлияло – мясо или овощи на то, что захотелось все-таки возрождать, а не продолжать тихо тибрить.

Как только возникла мысль, так и бросилось ему в лицо около литра крови.

Во всем есть аллегорический смысл.

Вы еще не видели его лицо?

А еще президент утвердил «план оптимизации МВД».

– Зря ты насторожил свои уши! – сказал один проезжий своему ослу. Ну не пулеметами же эту оптимизацию будут проводить.

То есть – все пустое.

Хочется зевнуть и опорожниться, а потом опять зевнуть и опорожниться. Это все это оттого, подозреваю, что я наслушался речей.

Снова и снова выходит он на сцену, чтоб участвовать и в прологе, и в эпилоге.

Это я все еще о президенте. Он вчера стрелял из «Максима», так что именно это деяние мы можем считать прологом, хотя вполне оно сойдет и за эпилог.

Дело в том, что речь там шла о новых образцах военной техники, мол, хорошо бы, чтоб она бронированная была и все такое прочее, а потом и до «Максима» очередь дошла, из которого они с удовольствием и потатахали.

То есть старое, времен Гражданской войны, вызывает улыбку и удовольствие, а новое – одни только замечания и раздражение. Так и хочется по этому поводу чего-нибудь выкрикнуть. Например: «Наши „Максимы" себя еще покажут!»

А все-таки хорошо, что так все закончилось, что не отрикошетило ничего и никого там не убило.

Меня всегда радует, если в ходе демонстрации наших достижений никого не убивает и все заканчивается разрешением путаницы – этой неизменной спутницы всякого рода демонстраций – и переходом героя из состояния волнения и неконтролируемого кривляння в состояние строгого покоя душевного.

Тут бы и положить конец – такой большой и продолжительный.

Конец его страданиям. То есть есть где-то страдания и есть их конец. Так вот его и хочется положить.

События и страсти вызрели настолько, что готовы взорваться в пятом акте пьесы. Полковник милиции застрелил водителя снегоуборочной машины. Водителю было шестьдесят лет, а полковнику – тридцать девять. Просто отцеубийство, знаете ли. И убийца – главный специалист отдела материально-технического и хозяйственного обеспечения Центра тылового обеспечения Главного управления МВД России.

И обеспечил он себя прежде всего внедорожником на честно заработанные, который и столкнулся со снегоочистителем.

А потом оказалось, что каким-то непостижимым образом он был уволен из МВД за сутки до столкновения.

Вот ведь как! Обзавидуешься! Вот это чутье у кадровиков!

Силы наши могутные явно пошли на убыль. Фортуна. Но мы могли бы выкарабкаться. Из всей этой груды дерьма полуденного. С помощью различных корябушек.

16 января 1820 года капитан 2 ранга Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен, при рождении Фабиан Готлиб Тадеус фон Беллинсгаузен, происходящий из остзейских немецких дворян, настоящий русский мореплаватель, на шлюпе «Восток» и лейтенант Михаил Петрович Лазарев на шлюпе «Мирный» подошли к берегам Антарктиды. Именно им принадлежит честь открытия этого континента. 751 день плавания, 29 островов в Тихом и Атлантическом океанах. Подготовка обоих шлюпов – двойная обшивка, утепление, проведенные под руководством Лазарева, принесла свои плоды: русские моряки прошли там, где отступили все остальные. Это был день и год славы России.

16 января 1918 года на III Съезде Советов донской казак Шамов выдвинул лозунг «Грабь награбленное».

И тот и другое – история.

Ужасное и великое тут всегда шли рука об руку.

Несмотря на весь свой оптимизм, будущего для России я не вижу.

Чтобы увидеть будущее, надо просто научиться держать земной шарик в руках. Вот возьмите мысленно Россию и представьте ее в своих руках… Представили? Ну и как?

Мне прислали одну историю с фотографией. На фотографии Герой Советского Союза майор Яков Иванович Антонов из 25-го истребительного авиационного полка в немецком плену. Он окружен германскими летчиками, которые с интересом слушают своего пленного коллегу. Видно, что разговор идет профессиональный.

25 августа 1942 года Антонов, выполняя задание по прикрытию штурмовки немецкого аэродрома под Моздоком, был сбит. По советским документам он погиб. На самом деле сбитый командиром 77-й немецкой истребительной эскадры (JG 77) майором Гордоном Голлобом Антонов выпрыгнул с парашютом, удачно приземлился и был захвачен в плен. Знаменитый немецкий ас Гюнтер Раалль в своей книге «Моя летная книжка» описывает пленение Антонова (при этом почему-то приписывая эту победу Голлоба себе):

«21 сентября 1942 года во время второго вылета мне повезло – около половины пятого я сбил Миг-3 совсем недалеко от нашего аэродрома. Его пилот сумел выброситься с парашютом и спастись. Унтер-офицеры моего штаффеля сразу же поехали на машине к месту его приземления, чтобы захватить его.

Русский приземлился на одном из огромных подсолнуховых полей, которых в этих местах было множество. Он был быстро окружен, но его сумели взять только когда он расстрелял по нашим все патроны из своего пистолета, к счастью, не причинив никому вреда.

После того как ему обработали резаную рану на лбу, которую он получил, выпрыгивая из самолета, его доставили ко мне. Я как раз находился у радиомашины, слушая переговоры пилотов.

Русский чертовски юн, так же, как и большинство из нас, – ему едва за двадцать. Свои прямые светлые волосы с высокого лба он откинул назад, чтобы освободить место для двух огромных компрессов, покрывающих его порезы. В умных карих глазах в равной степени отражается и гордость и разочарование. На его губах играет легкая улыбка. Его грудь украшают три ордена, из которых мне известен только один – он называется «Герой Советского Союза».