Максим Кантор - Красный свет Страница 40

Консервативная революция отвергает империализм, но вместе с ним отвергает и пустой интернациональный социализм. Европеец может стать свободным только через свободу своей нации. Нация – это дух, единство, братство. Национальный социализм – родовое братство европейца – вот в чем правда этого дня! И ему выпало объединить разоренную Европу вот этой идеей.

Это вам не судьба сибарита Гельмута Коля, которому объединенная Германия упала в жирные ладони в качестве подарка от российского дурачка-реформатора, пятнистого безумца. Ему, Гитлеру, приходилось выгрызать каждый сантиметр пространства. Ему, как Фридриху Барбароссе, как Генриху Птицелову, надо было пройти путем рейтаров по дорогам Европы, – слышите ли: путем рейтара, не ефрейтора! – и присоединить богемцев и австрийцев, Лотарингию и Аквитанию, влить их кровь в обескровленную Германию. И тогда в Аахене и Реймсе, в Кельне и Риме – во всех городах Священной империи, где принято короновать королей, будут славить его подвиг, и железную корону Лангобардов наденут на его чело. Он пройдет с верными и преданными сквозь огонь горящих городов, а если надо, он пройдет по трупам. Дух Европы (такой дух есть, не сомневайтесь, зовите его Воданом, если хотите, это не существенно) сегодня вселился него. Дух Европы живуч, его не пропили мещане, его не проиграли в рулетку декаденты. Жалко немцев? Да, многие неизбежно погибнут – вот уже и Валькирии летят над германскими городами, выбирая жертв завтрашней битвы, тех, кто первым пойдет в Валгаллу. А вслед за Валькириями над городами полетит английская авиация, и жестокий маршал Харрис, убийца Харрис, спалит дотла Дрезден. Но если отступить сейчас, если не идти напролом, – люди погибнут все равно! Социалисты их впрягут в строительство утопий, империалисты сгноят их на фабриках, а потом – так или иначе! – заставят людей воевать друг с другом за прибыль. Немцев не уберечь. А следовательно, незачем делать вид, что работа сегодняшнего дня избыточно грязна. Просто конкретная работа – и только. Он эту работу сделал, он ее сделал хорошо.

Мы должны положить конец иудейскому царству золотого тельца, говорил Гитлер и добавлял: величайший идеализм, доходящий до фанатизма, – вот ключ к победе! Марксизм, проклятый марксизм, материалистическое учение, измельчившее души, профанировавшее социализм и братство! Истина в том, что у каждого народа – свой собственный социализм. Интернациональной идеи нет, это нонсенс. И постепенно все поймут, и уже понимают, что марксистская еврейская спекуляция – дорога в пропасть! Позже скажут, что у всякого народа – своя демократия! И можно пари держать: придет время, и скажут, что и либерализм есть идея национальная. Это понимание неизбежно: идея интернациональная начинает работать только оформившись как национальный интерес: так было с христианством, так было и с коммунизмом. Важно то, что духовное начало нации невозможно сломать, нельзя заменить его материалистическим интересом классовой солидарности. Наше братство, наш социализм – существует изначально, народную правду нельзя заменить параграфом из учебника экономики.

Сегодня ему потребовалось встречаться с банкиром Монтегю Норманом; ничего, он потерпит, он спрячет гордыню. Прежде германские императоры должны были целовать туфлю пап, а папы плели за их спинами интриги, продавали их земли своим племянникам и тайным сыновьям. Партия гвельфов, папистская партия всегда стояла на пути гибеллинов. Теперешние гвельфы вооружились теорией прибавочной стоимости, гвельфы нынче стали коммунистами! Велика ли разница: верить в убогого Христа или в классовую солидарность?

Борьба гвельфов и гибеллинов определила европейскую историю. Центробежные силы и центростремительные, папизм или империя, разбрасывание земель или собирание земель, коммунизм – или глобализация. Война Гитлера, как война любого из Вайблунгов, служила делу объединения – и враг этой идеи был очевиден. Гитлер называл врага «мировым еврейством» и уничтожал еврейство последовательно. Но разве одними евреями измерялась история? Как сказал русский философ-националист Иван Ильин, «я категорически отказываюсь расценивать события в Германии с точки зрения немецких евреев. Я понимаю их душевное состояние, но не могу превратить его в критерий добра и зла». И впрямь, «мировое еврейство» – понятие шире и значительнее, чем судьба одного обиженного несчастного еврея.

Вельфы (исконное немецкое имя), или гвельфы, победившие некогда во Флоренции, дали жизнь республиканской идее, это центробежные силы Европы, таким всегда будет выгоднее условное подчинение далекому Риму или далекой Москве, участие в нелепых конгрессах Коминтерна и обременительных Крестовых походах – и полное забвение своей национальной идеи. «Стыд пленительного края», сказал о таких Данте. И католическому Риму, и красной Москве выгодней опираться на союзы вольных баронов и корыстных партийных секретарей, на далеких Тельманов и Ибаррури, на продажные республики: папы и коммунисты страшатся сильной национальной империи. Еще бы: ведь если на века воцарится единая империя, партийным секретарям и папам, с их развратной моралью, места уже не найдется.

Вайблунги, иначе гибеллины, ненавидящие продажность пап, непотизм и рыхлую мораль городов, – вот кто спасает единство Европы. Банкирские еврейские дома, коммунистическая интернациональная пропаганда, вульгарные славяне, богемские и татарские набеги, разоренные войной города, гунны, чума и голод – оснований для объединения Европы хватает, – выстоять можно только вместе. Гибеллины, охранная каста Водана, отстоят европейскую идею, а гвельфы – готовы ее предать.

И удивительное дело! – даже символы в веках совпадают: гвельфы украшали себя красными цветами, а гибеллины – белыми. Как тут не поверить в преемственность идеи. Гвельфы и гибеллины в каждое время назывались по-разному, они являлись истории в разных ипостасях: сходились в боях во времена Французской революции 1789 года, на улицах Парижской коммуны, на Перекопе и на Марне. В непрерывном франко-прусском конфликте, в череде франко-прусских войн, начиная с 1870-го разгоралась распря вельфов и вайблунгов, ушедшая до поры в землю. Отто Бисмарк, сломивший Наполеона III, разве это не классический поединок гибеллина с гвельфом? Те, кого описал Данте: граф Уголино из девятого круга, жрущий мозг предателя – архиепископа Руджери, – разве это не символ вражды гибеллинов и гвельфов на все времена?

И вот теперь новый виток, Третья франко-прусская война переросла в общеевропейскую, а вот и новый эпизод распри гвельфов и гибеллинов – войска Священной Римской империи, то есть войска Третьего рейха вошли в варварскую Россию.

Изначально то была европейская резня, бытовое смертоубийство среди родственников, внутреннее дело коммунальной квартиры, и Россия к этой войне касательства не имела. Почему потребовалось включить азиатскую страну в старый спор о Римской империи – на это существует несколько ответов.

Россия всегда стремилась показаться Европой – и даже именовала себя Третьим Римом. Это было самозванством, а самозванство должно быть наказано. Желаете быть европейцами, вы, люди с плоскими лицами и скошенным затылком? Извольте принять участие в нашей резне. Вас и прежде приглашали, а сегодня вы будете почетными гостями за столом – вас подадут на блюде. И еще одно: Россия большевистская стала тем самым центром, который по всем статьям истории принадлежал Германии, – в конце концов, Священная Римская империя – это не что иное, как большая Германия, и это тоже самозванство. Россия предложила свой принцип объединения мира – и этого допустить никто не хотел: ни гвельфы, ни гибеллины. Большевизм отравил Европу, с ним надо покончить. И еще, на будущее, ради грядущих поколений: чтобы Запад чувствовал себя спокойно – государств до Урала быть не должно. И еще: для большой европейской войны требуются ресурсы – руда, нефть, уголь, – за этим нужен Кавказ. И пошли в Россию.

Войну с Европой Россия всегда переживала как неизбежное и страшное горе – поскольку воевать требовалось со своим идеалом, со своим учителем, со всем лучшим в своем собственном сознании. В школах учили немецкий язык, столицу Коминтерна планировали заложить в Берлине, все русские художники именно в Берлин ездили с выставками – и Шагал, и Маяковский, и Кандинский, да и Карл Маркс был немцем. И главное – для того чтобы победить Европу, требовалось стать Азией.

И стало по слову Блока, русского поэта-визионера. Когда-то сказал поэт Европе: «Мы обернемся к вам своею азиатской рожей» – и вот азиатской рожей своей и обернулась на Запад обескровленная Россия. Когда войска рейха прошли почти всю Европейскую часть России – перед ними открылась страшная Азия. И тогда сказал Гиммлер, что Россия изготовляет из уральской глины новых и новых солдат и бросает их в бой.

И Европа увидела страшный оскал Тамерлана и Чингисхана – как если бы Фридрих Барбаросса встретил в числе претендентов на европейскую корону монгола или узбека.