Каринэ Фолиянц - Серафима прекрасная Страница 40

– Пошли провожу. Между прочим, про Штыря сегодня уже менты спрашивали. Но я его не сдал. А ты не мент часом?

– А что, похож? – удивился Витя.

Подросток засмеялся:

– Не, не похож. Пошли, тут рядом. Только с тебя еще деньги. Идет?

– Идет! – согласился Виктор и двинулся за мальчиком…

Во дворе, где ее избили, Сима никого уже не нашла.

Кинулась в милицию.

В дежурной части ей доложили:

– Их ищут повсюду. По всем вокзалам разослали установки. Дома Хлебникова нет.

– Хлебников – это кто? – удивилась Сима.

– Хлебников – это Штырь. Они где-то спрятались. Вряд ли вашему мужу их удастся разыскать раньше, чем нам. У Виктора Михайловича есть сотовый?

– Есть. Но он не отвечает.

– Ну, позвоните еще раз.

– Только что звонили! Отключен! Он никогда телефон не отключает! – кричала Сима. – Он болен, его надо самого срочно искать!

– Да не нервничайте. Найдем всех, никуда не денутся.

– А девушку, девушку такую с синими крашеными волосами, подругу Хлебникова, вы ищете? – вспомнила Сима.

– Имя и личность ее установили: Алиса Крылова. Только адрес пока неизвестен. Она ведь не москвичка, а где угол снимает – это еще надо разузнать…

Провожатый привел Виктора прямо к двери Алисы:

– Ну, короче, тут Алиса зависает часто. Хата чужая, но по ходу они здесь. Бабки гоните.

Виктор вытащил все, что было в карманах. Подросток убежал.

Зорин позвонил в дверь. Никто не открывал. Он постучал кулаком. Тишина. Стал молотить в дверь изо всех сил – безрезультатно. Тогда он недолго думая выбил ее плечом… Дверь поддалась легко, и Виктор ворвался в квартиру. Он заглянул в кухню – никого. Потом в одну из комнат – пусто. А в третьей сразу увидал Штыря с Алисой на кровати.

– Ублюдок, это ты избил мою жену? – закричал он.

– Менты! – Штырь дернул Алису. – Менты пришли!

– Штырь, это не мент, это больной муж той бабы! – сразу догадалась Алиса.

– Мне по фигу – больной он или здоровый. Катись отсюда, пока тебя не отметелили также! – заявил Штырь Вите.

Виктор замер на секунду, а потом внезапно быстрым, ловким движением повалил противника на пол.

Алиса завизжала. Виктор снова бросился на Штыря, быстро подмял его под себя.

– Сукин ты сын! На женщину руку поднял.

– Это она-то женщина? Мамонт твоя жена, а не женщина!

Страшная пощечина оглушила хулигана.

– Женщина! Моя жена! И я не разрешу, чтобы волос безнаказанно упал с ее головы. Ты у меня увидишь!

Виктор изо всех сил швырнул Штыря.

– Дядь, ты чё! Хорош, все!

– Нет, не все! Все только начинается.

Он бил его безжалостно, круша все вокруг.

– Кончай! Отдам я тебе бабки, только не бей и ментам не сдавай, – плаксивым голосом просил Штырь.

– Одними бабками ты не откупишься, урод! Живешь, сволочь, небо коптишь! Наркотой торгуешь! Детям жизнь ломаешь. Убить тебя мало!

Он придавил шею Штыря коленом так, что тот захрипел.

Виктор быстро достал телефон:

– Ванечка, это папа. Сообщи в милицию! Я тут нашел их: и эту лахудру синеволосую, и этого Штыря. Улица Грекова, дом восемь, подъезд четыре, квартира сто три. Ваня, не перепутай, быстро!

Витя тряхнул противника:

– Скажи спасибо, что я тебя не убил! Сюда милиция едет! И ты попал! Вместе со своей девкой попал!

Виктор забыл про Алису. А та быстро рванула в другую комнату и вернулась с огромной битой. Не для игры в бейсбол.

Штырь молил о пощаде.

– Отдам, отдам бабки! Вот они, вот! Только не сдавай нас!

– Сначала деньги, потом будешь диктовать условия!

Штырь открыл диван, в недрах которого лежали пачки денег.

– Вот они, бери!

В эту секунду Алиса изо всех сил треснула Витю огромной битой…

Ударила прямо по затылку. И он упал замертво.

Милиционеры вместе с Симой сели в два уазика. Машины выехали за ворота и с включенными мигалками понеслись по улице на бешеной скорости…

– Так точно, товарищ полковник, пять минут назад выехали на задержание по указанному адресу, – докладывал дежурный по телефону полковнику Сабурову.

Глаза Штыря расширились от ужаса.

– А-а-а! Ты убила его. Смотри, он не шевелится!

Алиса сама дрожала от ужаса, не в силах пошевелиться…

Милиция уже бежала наверх, в квартиру. Сима неслась за ними. Один из сотрудников пытался ее не пустить в дверь.

– Вам нельзя!

Сима с силой отпихнула его:

– Да иди ты!

Она первой забежала в комнату. Ничего она не видела, кроме него… Виктор лежал, раскинув руки, его невидящие глаза смотрели в потолок.

– Витя, Витенька!

Алиса и Штырь забились в угол у окна.

– Стоять, руки за голову, не двигаться! – кричали милиционеры.

Они надели им наручники и увели из комнаты. Только этого Сима не заметила. Она опустилась к телу мужа.

– Витя… Витенька мой… Витя! – звала она его. Но он молчал и не шевелился. И глаза были также неподвижны.

Сима заревела раненым зверем:

– Витя, убили Витеньку!

– Скорую бы надо! – сказал оставшийся тут милиционер.

Сима закрыла собой тело Виктора:

– Нет! Не отдам!

Когда она пришла в себя, прошептала:

– Не надо скорую. Мертвый мой Витенька. Убили Витеньку. Из-за меня погиб муж мой. Защитить хотел…

В кухне сидели Красин и Полина Сергеевна. У обоих были мрачные, скорбные лица.

– Никуда ей не надо ехать. Ее сейчас лечить надо. Она ведь даже не плачет, а это страшно, – переживал Красин.

– Конечно, пусть живет у меня.

– В санаторий ее хороший отправлю под Москвой, Ваньку тоже, да и Виктора надо тут хоронить. Я договорюсь.

В кухню вошла Серафима. Лицо у нее было каменное.

– Спасибо, профессор. Только лежать он будет в той земле, на которой родился и которую пахал. Так я решила, и точка.

Красин и Полина посмотрели на Симу. Было что-то магически-сильное в ее застывшем от горя лице.

– Так я решила, так и будет!

Окаменевшая Сима сидела под большим портретом Виктора в траурной раме. Мария Ивановна умоляла ее:

– Сима, милая, поплачь ты, поплачь. Легче же станет! Сима, не губи себя, плачь, Сима, плачь. В слезах стыда нет! Сима!

Сама Мария Ивановна слез сдержать не могла.

– Видишь, я-то сдержаться не могу, не могу, Сима! – Она рыдала, а Сима продолжала молчать. – Господи, за что, за что тебе-то столько мук, Симка, за что? Поплачь, милая, поплачь!

Сима молчала. Архитектор заглянул в комнату:

– Маш, там эта пришла. Рвется в дом.

– Кто?

Архитектор не успел ответить. Ира Долгова оттолкнула его, ворвалась в комнату, пьяная, растрепанная. Сима встала и молча посмотрела на нее.

– Ты… Ты его убила, в Москву уволокла. Ты жизнь его съела! Ты…

Сима сказала тихо и спокойно:

– Не ори – в доме покойник. Иди, попрощайся с ним, он в той комнате!

– Пойдемте! – Архитектор увел рыдающую Иру.

Сима сидела с детьми под портретом, а в другой комнате истошно голосила и убивалась Ирочка. Так убивается и причитает, обливаясь слезами, всякая деревенская баба на похоронах.

Две соседки-сплетницы встретились у Симиного дома.

– Вот ведь какая – мужа-то полюбовницу пустила проститься.

– А чего теперь делить? Нет парня.

– Как Симка детишек-то потянет?

– Господи, да как тянула прежде, так и потянет. Не это самое страшное. Как она без него, без Виктора своего жить-то станет? И станет ли!

В этой комнате свадьбу их играли, в этой же и поминали. Витю хоронили из старого родительского дома. За столом поминальным сидела безмолвная Сима. Сын и дочка рядом с ней.

Плакала в голос, не могла уняться Ирочка. Мать толкнула ее в бок:

– Да уймись ты, Ирка, уймись! Перед людьми стыдно, что ты ревешь громче жены. Не поможешь слезами горю. Да поутихни ты!

Мария Ивановна, сидевшая рядом, остановила мать:

– Не трогайте ее. Пусть выплачется. И по своей любви несбывшейся, и по своей жизни непутевой.

Пожилой механизатор дядя Петя, что был когда-то бригадиром у Виктора, встал, откашлявшись, поднял стопку:

– Земля тебе пухом, Витюшка. Любили мы тебя, потому как ты без злобы человек был, не таил зла ни на кого. Не предательствовал, не подличал… Похоронили тебя рядом с другом Андрюшкой. Тот на войне пал. Ты в мирное время погиб. Оба от руки бандитской. Мало мужиков у нас на селе осталось, одни бабы за столом сидят. Сын твой, Ванечка, мал еще – тринадцать годков. У тети Насти внуку десять, у Маринки сынку пятнадцатый пошел… На них одна надежда. Может, они вытащат нашу жизнь. И будет она такой, про которую мы все только мечтали всегда, да дальше мечты дело не доходило. Спи спокойно, Витенька, любили тебя мы все!

Он опрокинул рюмку до дна. И за ним все остальные. Кто-то из женщин платочком утирал слезы. Ира рыдала опять во весь голос. А Сима ни одной слезы так и не проронила.

Расходясь после поминального стола, каждый подходил к Симе, Ване и Валечке, обнимал их, слова участливые говорил. Ира – последняя. Стояли они вплотную друг к другу. Смотрели друг на друга. Сима вдруг произнесла первая: