Наталия Терентьева - Синдром отсутствующего ёжика Страница 41

Я наклонилась, чтобы быстро протереть сапоги щеткой, и вдруг увидела на полу маленький ключ. Странно. Никогда не видела такого ключа. С тремя неровными зубчиками, овальной дыркой для кольца и пятиугольной выемкой на конце – видимо, чтобы вставлять в какой-то особый замочек. Я повертела ключик в руках, сунула его в карман и поспешила к мальчикам, в нетерпении уже несколько раз вызывавшим лифт. Вот уж кто спешил на встречу с Кротовым! Я слышала, как они спорили, кто первый поедет на багажнике, и не вмешивалась. Только удивлялась, что маленький Владик, оказывается, тоже собрался прокатиться на велосипеде…

– Доброе утро! – улыбнулся Кротов, пожал руку Грише, потрепал по щечке Владика и чуть задержался глазами в моих глазах.

Нет. Нет! Ну, я же не такая дура… У меня даже заныли зубы и противно и нервно застучало сердце. Как же это… Зачем… Я на миг как будто оглохла и ослепла. Я видела только его лицо, чуть-чуть полноватое и от этого невероятно милое и молодое, улыбку красивых, будто слегка небрежно нарисованных губ, неровный клычок, задорно наезжающий на передний зуб, нежную, покрасневшую от недавнего бритья шею, мягкое ровное ухо с едва заметной маленькой родинкой на правой мочке, блестящие на ярком солнце густые светлые волосы. И почему мне показалось, что он начал лысеть? Да нет же, у него просто так растут волосы, не от самого лба… И почему мне показалось, что он милиционер? Это же принц из Голливуда, герой боевиков и женских романов в одном лице! Специально приехал в Строгино, чтобы потрясти Сашу Леликову и попросить у нее справку для племянника…

Я отступила от него на шаг. Что это со мной сейчас было? Как будто затмение какое-то нашло. Мне ведь захотелось сразу подойти к нему, самой обнять, возможно, и сразу поцеловать, и… Я опять остановила себя. Интересно, а мое идиотское состояние заметно со стороны?

Кротов, так же чудесно улыбаясь, показывая свои хорошие, тесно стоящие зубы и прищуривая серые глаза, сказал:

– Вы очень строго на меня смотрите. Как будто хотите спросить, нет ли у меня температуры и не болит ли горло.

Ага, наш капитан – шутник! Уже легче. Я не очень люблю шутников. Мне всегда казалось, что мой избранник, который когда-то обязательно придет – ведь не проживу же я всю жизнь одна? – будет серьезный, ответственный, молчаливый человек. Тоже врач, оперирующий кардиохирург, к примеру. Или ученый – физик, микробиолог, авиаконструктор… Но точно не шутник и не балагур.

Кротов залез на велосипед, и я невольно засмотрелась на его длинную, крепкую ногу. Его нельзя было бы назвать худым, это уж точно. Плотная, накачанная нога в голубых джинсах нетерпеливо трогала педаль… Нет, я не засмотрелась. Я залюбовалась этой ногой, потом мельком взглянула и на руки, чтобы убедиться, что красивей и приятней рук просто не бывает. Ими мужчина должен взять твое лицо и приблизить к своим губам, красивым, улыбчивым. Эти руки должны коснуться груди и заставить тебя забыть все. Все вообще. И справки вместе с анализами, и чужих детей, и своих. Так должно быть иногда. Иначе жизнь день ото дня теряет и теряет краски, становясь тусклой, и бледной, и одинаковой осенью и весной.

– Весна… – сказала я и не услышала своего голоса.

Кротов что-то ответил. И его голоса я не услышала тоже. Я влюбилась в него и ничего больше вокруг не видела. Я не хотела идти с мальчиками в лес. Я не хотела думать про то, отчего ушла Ийка. Я хотела взять Кротова за руку, сама его поцеловать, чтобы у него не было сомнений в том, зачем я его беру за руку, и повести к себе домой. Или куда-то еще, где можно будет спокойно, не опасаясь, что мамина приятельница от удивления выронит на балконе соседнего, вплотную примыкающего дома банку с соленьями, провести рукой по его крепкой ноге, почувствовать, как от моего прикосновения чуть напрягается его тело, потом снять с него всю ненужную одежду, так идущую ему, так привлекающую внимание других женщин, и окунуться в другую жизнь – жизнь мужского тела. Провести губами по его груди, наверняка гладкой и почти безволосой, коснуться ртом ямочки у плеча, задержаться на загадочном, бесполезном месте у мужчин – на твердом, маленьком соске, ощутить щекой ровный, тугой живот…

Гриша уже сидел на багажнике его велосипеда, и мы куда-то шли. Потом остановились на углу нашего дома. Машина. Чья-то машина, которую Кротов открыл. Ничего себе… Так, наверно, это его машина! Конечно, он же ее починил…

Я почувствовала, как кто-то снова и снова сжимает мне руку. Маленький Владик говорил мне что-то, а я все никак не могла продохнуть тугой комок, застрявший у меня в груди, и прийти в себя. Я даже остановилась и помотала головой.

– Я хочу писать! – настойчиво говорил Владик, видимо, уже не в первый раз.

Кротов в это время обернулся и посмотрел на меня. И еще раз улыбнулся. И я улыбнулась ему в ответ. И на мгновение мне показалось, что я самая счастливая женщина в мире. Что сегодня самый прекрасный день в году. Что в воздухе пахнет чем-то невероятно свежим и прекрасным, что небо сейчас упадет и опрокинется, и с него посыпятся все весенние цветы, растущие на земле. И что теперь все будет только хорошо, только очень хорошо и удачно. У всех вообще.

Я увидела растерянного Владика и поняла, что он уже описался, пока я смотрела Кротову в глаза и ощущала счастье и безграничность прекрасного мира вокруг.

– Андрей Алексеич, у нас маленькая проблема…

Я показала ему на Владика, он сочувственно развел руками. Мне пришлось сходить домой, переодеть Владика, на всякий случай захватив с собой еще и запасные колготки. Да, я давно забыла эти проблемы. К тому же девочки уже не писаются в три года.

Кротов ловко прикрепил велосипед к багажнику своей красной, вполне приличной машины, мы все уселись в нее и поехали в Серебряный бор.

– Я некоторое время работал юристом, – как будто ответил он мне на мой незаданный вопрос о слишком хорошей для местного оперуполномоченного машине. – Зарабатывал хорошо, но… Как-то скучал. Решил попробовать чего-то совсем иного, пошел в отделение. Пришел следователем, работаю опером. Так вышло.

– Нравится? – спросила я, чтобы что-то спросить. Я могла бы ничего не спрашивать, просто смотреть на него – как он ведет машину, как дышит, как чуть пошевеливает плечом, когда ему что-то непонятно…

– Да. Скорее нравится, чем наоборот. Здесь много м-м-м… несуразностей, скажем так, и проблем. Но зато все-таки есть смысл в том, что я делаю. Иногда. Правда, зарплата такая, что семью не прокормишь.

– У вас большая семья? – я заставила себя спросить это спокойно.

– Пока никакой. Я очень сложный человек, – ответил мне тоже очень спокойно Кротов.

Так. А он – обычный мужчина? Или… Или, если бы прочитал мои недавние мысли – про путешествие по его телу, ему бы стало плохо?

– А так не скажешь… – осторожно заметила я.

– Вы просто меня еще не знаете, – улыбнулся Кротов. – Я два института окончил, очень долго себя искал… Вот сейчас увлекся йогой.

– Философией или… – Я в пятнадцатый раз взглянула на его крепкое ровное колено, – или физкультурой?

– Больше философией. Хотя сижу, как положено, часа по два в день… сижу, дышу… если время есть сидеть…

– Ясно. Вдыхаете прану из космоса. А у меня в это время крадут пианино, забирают детей…

Сама не знаю, как получилось, что я вдруг, да еще в таком дурацком контексте, сказала по Ийку. Несомненно, со мной происходило что-то не совсем обычное.

– Детей? – чуть напрягся капитан. – Тоже чужих?

– Да нет, своих.

И я очень кратко, опуская по возможности свои эмоции, рассказала ему, как ушла из дома Ийка и как вызывающе-агрессивно ведет себя при этом ее отец. Кротов внимательно слушал, а я не могла отделаться от странного ощущения. Мне казалось, что у нас уже были с ним все степени близости, причем вот-вот, совсем недавно. Я как будто знала его запах, еще ощущала его руки на себе… Мне все время хотелось взять и положить ему руку на плечо или, лучше, на ногу, выше колена, и я убрала руки в карманы куртки, чтобы случайно не прикоснуться к нему, хотя сидеть пристегнутой ремнем с руками в карманах было неудобно.

Я, вероятно, сошла с ума. Так ведь бывает. Так бывало у моих подружек. Просто так никогда еще не было у меня. Мне очень нравился Хисейкин много лет назад. Я считала, что люблю его. Но с ума я никогда не сходила, и, как сейчас, всем своим существом, хотеть только одного – как можно быстрее оказаться с ним где-нибудь вдвоем – такого со мной никогда не было. Почему только я решила, что и Кротов мечтает о том же, о чем и я?

В кармане я нащупала ключик, который обнаружила на полу в прихожей.

– Вот, кстати, что я сегодня нашла. Какой-то чудной ключик. То ли Ийка, собираясь, выронила… То ли папа Владика, когда привозил его…

– Вы его хорошо знаете? Это ваш друг – папа Владика? – невзначай спросил Андрей Алексеич, легко глянув на меня.

– Это мой папа! – вдруг ответил Владик с заднего сиденья и слегка стукнул ногой по спинке кресла.