Марина Болдова - Крест Страница 42

Но, по большому счету, ей было наплевать на отношение к ней тех, с кем она училась. Она была влюблена и не видела никого, кроме Бориса.

А чуть позже ей пришлось уйти из института. Потому, что Борис ее бросил. И она попала в больницу.

После неудавшегося покушения на собственную жизнь, Лиза словно очерствела. Видя страх отца, дяди Вовы Кучеренко и даже бабушки, она стала нарочито показывать свое равнодушие. Но в душе ее все кипело. И отец разгадал ее. Однажды он, глядя ей в глаза, сказал, что уберет жену Бориса. «Хочешь этого?» – спросил он ее жестко. И она согласилась. И стала ждать, не спрашивая, как и когда он собирается это сделать. Ей было все равно. Она уже давно усвоила, что ее отец может все. И живет по принципу: нет человека, нет проблемы.

То, что пожар дело его рук, она не сомневалась. Она только не хотела, чтобы пострадал Борис. А его арестовали. Заявив отцу: «Мне без него не жить», она была уверена, что отец добьется, чтобы Бориса освободили. Она была рядом с ним с первых дней. Не показывая своей безумной любви, не навязываясь, она была ему другом и опорой. Но сделала так, что Борис узнал, кто его спас от срока. Она все рассчитала верно. Борис на ней женился. Она «приняла» в свой дом его дочь, пообещав, что заменит ей мать. Она родила Алену, исключительно, чтобы привязать его прочнее, именно тогда, когда он стал слишком часто смотреть на сторону. И опять все рассчитала точно. Борис на время осел дома. Она родила бы и второго ребенка, но ее любви не хватало даже Алене, все душевные силы уходили на то, чтобы удержать мужа. С годами ее любовь превратилась в болезнь. Наплевав на свою гордость, Лиза прощала мужу все: любовниц, хамство, насмешки и… нелюбовь к ней самой. Со временем страх, что он уйдет, перешел в ужас. Отец первым заметил ее лихорадочное состояние и потащил к местной знаменитости доктору Левкину. Пообщавшись с ним, посидев на сеансе рядом с другими его пациентами, которые с горящими глазами восторженно внимали каждому его слову, она для себя решила, что здоровее их всех и самого доктора тем более. Маленькие глазки буравчиком и крючковатый нос доктора вызывали в ней стойкое отвращение, а банальные фразы, которые он произносил, отчаянно картавя, вызывали желание рассмеяться ему в лицо. С тех пор, когда ей становится особенно тошно, она бьет посуду, повторяя про себя, что это лучше, чем визит к доктору Левкину.

В этот раз разбитая посуда не помогла. И во всем виновата его, Махотина, дочь. Если бы не она, Лиза попыталась бы наладить отношения с Борисом. Но теперь она его ненавидит. Так же сильно, как и любила. И прав дядя Вова, нужно спасать капитал, а не размениваться на какие-то там чувства. Потому, что наследница должна быть одна – она, дочь Крестовского, Елизавета.

Глава 56

– Ты его любишь или как? – Вишняков пребывал в хорошем расположении духа. А, при виде отрешенно улыбающейся Анны, у него появилось желание расхохотаться в голос: так потешно она выглядела.

Открыв утром глаза, он первым делом попытался запомнить последние мгновения ускользающего сна. Блаженно улыбаясь он потянулся всем телом, ощущая себя…Да просто ощущая! Чувствуя, что тело есть, что оно живет и просит. Просит и ждет. Предвкушая, заранее смакуя и не торопясь. Ему даже показалось, что его руки, только что во сне жарко обнимавшие Елену, хранят утреннюю влагу ее кожи. «Так и будет!» – подумал он, – «Уже сегодня!». Он так решил, что сегодня перевезет Елену с сыновьями к себе, благо дом огромный, со свежей двухэтажной пристройкой с отдельным входом. И ее возражения в данном случае просто не будет слушать. Ночевать в своей спальне он больше не намерен. Сны снами, а живая и теплая Елена ему нужнее. Мысленно посмотрев на календарь, он так же мысленно отметил сегодняшний день галочкой красного цвета. Эта привычка представлять календарь появилась у него еще в юности. С тех пор, как он начал изучать историю. Как-то нужно было запоминать даты исторических событий и он, обладая хорошей зрительной памятью, начал рисовать столетия в виде длинной спиральной полосы. Начиналась она в центре листа, годом так восьмисотым. Первая дата – 862 год. Рюрик, глава варяжского племени руссов, основал государство Новгород. Раскручиваясь вокруг этого числа, лента вела к нынешнему времени. Лента была цветной. Квадратики закрашивались в тот цвет, который, как ему представлялось, соответствовал характеру события, случившегося в тот день или год. Например, все войны – черные, революции – красные. Просто и доходчиво. После 1920 года лента никуда не загибалась и вела к двадцать первому веку. Со своего дня рождения Вишняков отмечал события галочками. Текущий 2006 год был отдельной полосой с цветными пометками. Когда он закончится, он мысленно «присоединит» его в общую ленту. Когда-то школьник Петя Вишняков поделился придуманной системой со своим учителем истории, нарисовав ему, как мог, схему на листе ватмана. Тот оставил ее себе на память, так она ему понравилась.

Сегодняшний день был красным, вернее будет, Вишняков не сомневался. И у Анны день будет красным и у ее Махотина, черт бы его побрал! То, что он влюбился в Анну – полбеды. А то, что она влюбилась в этого лысеющего донжуана, как думал Вишняков про Махотина, уже беда. Но, не вмешиваться же! Успокаивало то, что Махотин влюбился сразу и вполне искренне. Этого Вишняков не оспаривал. Но наличие жены, живой и здравствующей, отпугивало правильного Вишнякова. Пусть разведется, а потом подкатывает к Анне, так думал он. Но, глядя на Анну, тихо улыбающуюся своим мыслям (точно о Махотине!), Вишняков успокаивался.

Он ждал ответа на свой вопрос, но Анна медлила.

– Петя, я не знаю.

Вишняков опешил. «Похоже, я рано собрался на свадьбу!» – подумал он с досадой.

– Поясни! – почти приказал он.

– Нет, ты меня неправильно понял! – Анна рассмеялась, – В определенном смысле, я могу ответить «да». Но… Как бы тебе это сказать? Это будет не так. Помнишь, я всегда считала, что люблю мужа? Да, любила. Тогда казалось, что не проживу без него и дня. Но его не стало, а я, стыдно сказать, не могу вспомнить его тело, лицо, руки. Ничего не могу вспомнить! Ни как дотрагивался до меня, ни как целовал. Не помню ощущений от этих прикосновений. Иногда кажется, что между нами ничего такого и не было. Но я сына родила! И зачатие было вполне порочным! Помнишь, в восьмом классе я впервые целовалась с Сашкой Клюевым у нас в подъезде, а ты нас застукал? До сих пор помню вкус его губ! Каждое движение: как обнял, как ткнулся носом сначала в шею, потом куда-то возле носа! Как подкашивались ноги, и он прислонил меня к батарее отопления, чтобы я не упала, потому, что у самого не было сил держать меня.

– Так то первая любовь, девочка!

– А сейчас последняя? Потому, что ноги дрожат и сердце подпрыгивает к горлу. Потому, что помню кожей его дыхание. Потому, что, даже вспоминая, как он стоял рядом, вызывают помутнение рассудка. У тебя не так?

– Так, – Вишняков обреченно вздохнул.

– А ты вопросы задаешь, любовь ли это? Ты любишь Елену?

– Ну…

– Вот и я – «ну»… Это что-то … неземное. Это как подарок свыше. Это то, что не закончится со смертью. Это та единственная энергия, которую мы забираем с собой туда, где нет тел. А есть только ощущения. Это – частичка мировой любви. Любви ко всем. Но из таких частичек складывается та самая Любовь. Она движет жизнью Вселенной. Она и ничего больше, ни наша возня с деньгами, ни наша плотская любовь, Создателю не нужны. Нужна только сила Любви. Чистая энергия Любви.

Анна замолчала. Вишняков ошарашено смотрел на нее. Он никогда не задумывался над чувствами, которые испытывает. Вот ненависть, например. К тому же Крестовскому. Она рождена эгоизмом. Крестовский заставил его стыдиться собственных поступков, даже не поступков, а недолгого желания совершить их. Крестовский стал причиной стыда, а Вишняков его за это ненавидит. Или ревность? Меня заставили страдать, мне плохо, поэтому тот, кто является причиной – плохой. Опять эгоизм. А любовь? Желание дать, помочь, баловать, лелеять, доставлять удовольствие. Не себе. А предмету любви. Вот как. Ай, да Анна!

– Откуда у тебя такие мысли? Твои?

– Помнишь, Борин познакомил меня с подругой его жены? Она гадает на картах?

– А, это? Только не говори, что ты веришь гадалкам! – Вишняков презрительно фыркнул.

– Верю, не верю – не вопрос. Но, все, что она говорила, помогло мне тогда выжить. Ты же помнишь, какая я была… не живая. Это она тогда меня толкнула к тебе. «Поищи вокруг того, кто в тебе нуждается» – сказала она мне на прощание. И я вспомнила о тебе. И приехала. И ни разу об этом не пожалела. И еще. Тогда я не поняла, о какой такой любви она мне говорит. Какая может быть любовь, когда теряешь в один момент и мужа и сына? А теперь понимаю. Это тот самый бальзам на сердце, как ни банально это звучит.

Вишняков ничего не ответил. Он, наверное, до конца не понимал, о чем это она? О какой бесплотной любви? Разве так бывает? Он отчаянно хотел Елену. Он хотел ее в постель, чтобы она стонала, разгоряченная его ласками. Он хотел ее в собственность, чтобы ни-ни, ни одна особь мужского пола даже близко не мечтала! Какая такая высшая любовь! Какие там, нужные по ту сторону жизни энергии! Только здесь и сейчас. И много, чтобы насытиться. Хоть на время. Лучше на время, чтобы потом опять стать голодным. И брать снова и снова. Вот такое он примитивное животное. Мысленно пожалев Махотина, который, он был уверен, тоже думает только о простом, плотском, Вишняков осторожно посмотрел на Анну. На ее лице опять блуждала отрешенная улыбка. «Посмотрим, как ты заговоришь, когда Махотин тебя…, то есть с тобой…» – дальше он думать побоялся, потому, что ну, никак не хотел и не мог представить себе Анну рядом с ним.