Марина Болдова - Сестры Страница 44

– Лялька, не шуми! Где мое мясо и салат? Слушай, Сашок, пойдем примем душик, а то нам ничего не дадут. Сейчас и Верунчик подтянется на подмогу твоей праведнице.

Пойдем, Березин, искупаемся.

Звонок внутреннего телефона, возвестивший о приходе Верунчика, Хохлуновой Веры Андреевны, заставил двух мужиков спешно ретироваться в ванную комнату.

Вера вошла в квартиру, неся торт со взбитыми сливками.

– Фу, Лялька, что за амбре?

– Это твои дружки пришли из ресторана.

– И где же они?

– Двое отмываются, иди сюда, главный сюрприз со мной на кухне.

– Макс! Сколько же мы не виделись!

– Практически со школы. Веруня, ты просто расцвела.

– Да, ладно тебе, Макс. Я и в школе красавицей не была, а уж сейчас!

Хохлунова, не греши! Ты же знаешь, я врать не умею.

– Это точно. Он у нас редкостный правдолюб. Знаешь, Лялька, я сейчас расскажу тебе одну историю…

– Веруня! Вот язык у тебя так и остался помелом!

– Ну, я только одну историю, Максик.

– Ладно, бог с тобой. Все равно тебя не остановишь! – он обреченно махнул рукой.

– Ну, так вот. Наша классная, Элина Ароновна, была, мягко скажем, человеком странным. Мужа у нее не было, детей тоже, так что представляешь, на кого она направляла всю свою нерастраченную педагогическую энергию? Причем ей казалось, что психологические приемчики, которые она применяла, а это были задушевные беседы, только во благо заблудших деток. А детки, в основном, считали ее потуги напрасными и тихо, но без злобы, подсмеивались над ней. Короче, она думала, что воспитывает, мы делали вид, что поддаемся ее дрессуре. Но наш Макс однажды устроил ей показательно – воспитательную порку, и именно тогда, когда она собиралась так же показательно «выпороть» нас пятерых: меня, Маринку Кузнецову, Макса, Березина и твоего Соколова. Ее всегда бесил наш «союз нерушимый». Подготовка и обработка членов нашей пятерки шла почти неделю. И вот – собрание, на которое был приглашен директор школы Николай Иванович Мельников. Ее тронная речь о вреде кастовости и клановости в социалистическом обществе произвела впечатление на директора. Он даже перестал рассматривать птичек за окном и уставился на нее, в ожидании продолжения. Со словами: «А между тем такие, как некоторые члены (дальше перечисление пофамильно) касты лицемерят друг перед другом и совсем не товарищи друг другу» она, торжествуя, посмотрела в наш угол. Дальше из ее уст полился сравнительный анализ разговоров с каждым из нас. Нужно сказать, что Макс, который был вызван на приватную беседу первым, сразу понял, в чем дело. В сумке у него был диктофон, вещь по тем временам диковинная, привезенная родственниками из Германии. Он незаметно нажал кнопочку. Вечером, сидя у него дома, мы слушали, как Элина Ароновна доказывает Максу, почему ему, такому умному и талантливому, не следует якшаться с такими личностями, как…далее по списку остальные члены касты. Причем, по ее словам каждый из нас, говорил о нем кое – кому кое – что нелицеприятное. На вопрос Макса, а кто ей это рассказал, она загадочно ответила: «Ну, вы не одни в классе». У нее еще была сеть информаторов. Но она не учла, что мы действительно были кастой. На диктофон были записаны и разговоры с остальными. Сценарий тот же. Такой – то о тебе, Марина (Вера, Саша, Володя), сказал то – то, а ты, такой честный (порядочный, доверчивый и т. д.) с ним (с ней) дружишь. Вот это все Макс дал прослушать всему классу. Стояла гробовая тишина. При первых же звуках своего голоса, доносящегося из диктофона, Элина Ароновна побледнела и, с расширенными от ужаса глазами, опустилась на стул. Николай Иванович молча дослушал пленку до конца и так же молча вышел из класса. На него было страшно смотреть. Элина Ароновна, на полусогнутых, посеменила за директором. Надо сказать, я тогда немного струхнула. Дело могли повернуть так, что мы бы оказались виноватыми. А нам еще оставалось учиться целый год. И нужны были характеристики для поступления в институт. Что говорил директор, человек интеллигентный и даже мягкий, нашей классной, осталось тайной. Элина Ароновна доработала до конца учебного года и исчезла из школы. Мы спокойно проучились до выпускного и получили на руки свои первые характеристики. У каждого было написано: «честный, принципиальный». Вот и все.

– И Сашка принимал в этой акции участие? – Лялька не могла поверить, что ее, всегда рассудительный и осторожный муж, мог так рисковать.

– Еще какое. Мы вначале не планировали выносить эту гадость на общественный суд, хотели предъявить пленку только Элине. Но именно Сашка убедил нас, что нужно и других оградить от таких «воспитательных» мер нашей классной.

– Вот так, через двадцать с лишним лет узнаешь такое о своем муже!

В кухню, подталкивая друг друга, ввалились Соколов и Березин с мокрыми волосами, но уже заметно протрезвевшие.

– Все кости нам перемыли? – Сашка «грозно» сдвинул брови.

– Есть хотим, дайте мяса двум голодным несчастным мужикам, добренькие тетеньки!

– Иди садись за стол, Березин.

Тот первым юркнул в гостиную.

– На, это твой персональный «тазик», – Лялька поставила перед ним фарфоровую миску со свекольным салатом. Сверху салат был украшен несколькими крупными черносливинами.

– Все, меня пока не трогать, – Березин в блаженстве закрыл глаза.

– Слушай, Володька, как тебе удается оставаться таким тощим, когда ты лопаешь, как слон!

– Макс, стань на мое место во главу клиники, и ты перестанешь задавать глупые вопросы. Это тебе не перед компьютером сидеть. Кстати, геморрой еще не заработал?

– Березин, оставь свои утробные шутки и дай спокойно поесть, – Соколов взял с блюда очередной кусок свинины.

Некоторое время за столом были слышны только возгласы: «подайте мне еще салатику, плиз» и «будьте любезны, мясца». Лялька с удовольствием рассматривала своих гостей и подкладывала им на тарелки все, что они просили. Она уже и не помнила, когда в последний раз они с Соколовым «давали ужин».

Наевшись и выпив под хорошую закуску еще бутылочку коньяку, мужики переползли на диван.

– Ну, Макс, ты к нам насовсем, или как?

– Или как. Я уже двадцать семь лет там. Россия для меня осталась прежней, советской, я совсем не знаю, как вы здесь живете. Вот ты, Сашка, директор фирмы. У тебя хорошая, по вашим меркам, квартира, стабильный бизнес. А Володька? Владелец клиники, а живет, как у нас бомжи не живут.

– Я не владелец. Я – главный врач обычной городской больницы. И зарплата у меня государственная, а мзду с больных я брать не приучен.

– Вот видишь. Ты классный врач, а как оценивается твой труд? А труд талантливого художника, музыканта? Что бы я имел, как программист, работая в ваших НИИ? А у меня прекрасный дом, машина у каждого члена семьи, я каждый год отдыхаю, где хочу, и мой банк никогда не лопнет. Я спокоен за свое будущее.

– Ладно, согласен. Но где, скажи мне, в своем Бремене, ты вот так посидишь за столом со своими друзьями, да и есть ли у вас такое понятие, как друг?

– Понятие есть, но друзей нет. Тут ты прав. По первости мне не хватало этого. Но ко всему привыкаешь. У нас много родственников, и мы часто собираемся вместе.

– На похоронах или свадьбах, да?

– Не только. Мы гордимся всеми успехами, которых достигли наши родные, поддерживаем друг друга.

Макс полез во внутренний карман пиджака, висящего на стуле, и достал довольно пухлый альбом.

– Вот, посмотрите, моя семья. Это – Эльза, жена. Это Эрика, младшая дочь, ей сейчас пятнадцать. Это – Курт, мой старший сын. А это – мой внук Дэн, его назвали так в честь моего дяди Даниила Ренке, известного скрипача.

– А это кто? – Лялька смотрела на старый снимок, на котором молодой мужчина стоял на сцене, прижав скрипку к своей груди. Она смотрела не на лицо, а на правую руку, где между указательным и средним пальцем было овальное родимое пятно.

– Это и есть мой дядя.

Лялька пошла в спальню и принесла оттуда фотографию, которую на днях оставил у нее ее новый родственник Леон Сергеев. На ней маленький мальчик играл на скрипке. Она молча протянула снимок Максу.

– Откуда у тебя это?

Лялька рассказывала изумленным друзьям о неожиданном появлении брата, о семье Печенкиных, о том, что они с Сашкой начали поиски потомков, и к чему это привело. Некоторое время все молчали, переваривая полученную информацию.

– Похоже, что на обоих снимках мой дядя Даниил. Но, каким образом он мог быть сыном твоей родственницы, да еще жить в Польше? Ничего не понимаю. Не могут же быть такие совпадения случайными, и родинка, и скрипка, и имя, и возраст! Я должен позвонить домой.

– Звони сейчас. Вот телефон, – Лялька протягивала трубку Максу.

– Мама, здравствуй. Как ты себя чувствуешь? А отец? …

Пока Макс разговаривал с матерью, Ляля с Верой собрали грязную посуду со стола и сварили кофе.

– Ну, знаете, хоть фильм снимай!

– Рассказывай скорей! – Лялька от волнения пролила кофе мимо чашки.