Жанна Абуева - Дагестанская сага. Книга I Страница 44

– Запомни, Далгатик, твой папа никакой не враг! Он был очень честным и очень порядочным человеком, он боролся за то, чтобы все дагестанцы жили счастливо! Не обращай внимания на этих мальчишек, они просто услышали глупость и повторяют её…

И он, убеждённый в правде материнских слов, отправлялся обратно в школу, с недетским достоинством игнорируя направленные на него косые взгляды.

Дядя Ансар был ему почти как отец. Бывало, когда он трудился в саду, мальчик охотно вызывался помочь ему и, взяв в руки лопату, старательно вскапывал землю, сгребал большими непослушными граблями опавшие с деревьев сухие листья или старательно складывал в ведро созревшие румяные помидоры. Ансар никогда не хвалил и не ругал его, но мальчик постоянно ощущал его доброту и всячески старался сделать так, чтобы в глазах дяди Ансара зажёгся тёплый, одобрительный огонёк.

В тот день, когда Ансар привёз их в Буйнакск, у Далгата появился брат, и всё его детство, отрочество и вот теперь юность были неразрывно связаны с Имраном, этим весёлым, открытым и любвеобильным парнем, за которого, если надо, он, Далгат, отдаст свою жизнь.

Все симпатии девушек принадлежали Имрану, а Далгат лишь улыбался и говорил про себя: «Ну а кому же ещё?» Сам он не был влюбчив и не имел пока что любовного опыта, хотя Имран и искушал его нередко, предлагая познакомить с какой-нибудь городской красавицей. Скоротечные и поверхностные романы не интересовали Далгата, а девушку своей мечты он пока ещё не встретил, да и не знал толком, какой именно должна быть девушка его мечты. Она должна быть… должна быть… Короче, одна на всю жизнь. Художественные описания не вмещались в какие-то определённые рамки внешности, и юноша не сомневался, что узнает её среди тысячи других.

Он не торопит судьбу, и всё будет так, как и должно быть. Он встретит эту девушку, возьмёт её за руку и приведёт к матери. И мама, конечно же, благословит их любовь. Она посвятила ему всю жизнь, и её благословение очень важно.

У Далгата с матерью, кроме семьи Ансара и Айши, не было никого. Была, правда, ещё Роза Готлиб, соседка, подруга матери, с которой Шахри подружилась на почве одинаковой любви к искусству и книгам.

Родители Розы Готлиб жили в Буйнакске с незапамятных времён. Когда-то её отец, Соломон Готлиб, работал главным бухгалтером водоканалхоза и был после очередной ревизии арестован, а затем и осуждён сроком на пять лет, не сделав ни единой попытки доказать, что во всём виноват не он, а его начальник Магомедалиев, который его и подставил. Последний, отделавшись испугом и заработав сопровождавший его потом всю жизнь недуг под названием угрызения совести, взял себе другого главного бухгалтера и, уже наученный горьким опытом, проявлял в делах крайнюю осторожность.

Соломон Готлиб, отсидев срок, в Буйнакск уже не вернулся, а уехал в Подмосковье, где остался жить, устроившись бухгалтером на люберецком хладокомбинате. Позднее к нему приехала его супруга Тамара.

Их дочка Роза, красивая девушка с пышными кудрявыми волосами и большими, слегка навыкате, чёрными глазами, осталась жить здесь, работая библиотекаршей в одной из буйнакских школ.

Её выразительная еврейская красота с первого же взгляда покорила бравого капитана Борю Колесникова, увидевшего её сидящей на скамейке в городском саду с томиком Маяковского, которого он обожал.

Свадьбу они сыграли в квартире Бори, которую он, уже майором, получил в Буйнакске сразу после того, как их расположенная в Германии войсковая часть была расформирована и его направили на службу в Дагестан.

Роза Готлиб жила мирно и безмятежно со своим майором, и их семейная идиллия изредка нарушалась лишь по причине противоречий во взглядах на того или другого литературного героя или героиню. Так, Боря считал Анну Каренину падшей женщиной, а Роза доказывала обратное, категорически отстаивая право бедной Анны на любовь и горячо защищая её от нападок своего мужа.

Литературные взгляды Розы и Шахри целиком совпадали, и обе женщины часами обсуждали с увлечением прочитанное и делились друг с другом интересными книжками.

Когда-то у Розы случился выкидыш, после этого дети у них так и не появились. И всю свою нерастраченную материнскую нежность Роза Готлиб обратила на Далгата, которого искренне считала очень смышленым и талантливым мальчиком. Его она постоянно баловала, пичкая шоколадными конфетами и радушно угощая варениками с вишней, изготовленными по особому, ей одной известному рецепту. Муж Розы, Боря Колесников, поддерживал её такое мнение, и не раз супружеская чета полушутя предлагала Шахри усыновить Далгата.

– Ты молодая, ещё можешь выйти замуж и родить детей, – говорила Роза подруге. – Отдай нам своего сына, и мы сделаем для него всё и даже больше, и ты увидишь, как будет он счастлив!

Шахри, смеясь, отмахивалась от подруги.

– Замуж я уже не выйду, – говорила она, – для меня главное, чтобы моему Далгатику было хорошо. А где гарантия, что какой-то чужой мужчина, который захочет на мне жениться, полюбит и моего сына тоже? И потом, Манапа мне никто не заменит!

– Глупенькая ты, – втолковывала ей Роза. – Только мы, женщины, всю жизнь можем хранить верность одному мужчине и никого к себе не подпускать. Думаешь, если бы, не дай Бог, ушла ты, а не твой муж, то он бы так и остался на всю жизнь вдовцом? Чепуха! Мужчины просто не могут оставаться одни и целиком и полностью посвящать себя детям. Им просто необходим кто-то, кто был бы всегда рядом…

– Ну почему же, – пыталась защитить мужчин Шахри. – Я знаю мужчин, которые, овдовев, больше так и не женились…

– Таких почти нет, а если и есть, то это как раз-таки исключение из правила! Их единицы, можешь мне поверить! Так что, отдаёшь Далгатика или нет?

– Перестань, Роза! Даже шутить не хочу об этом!

Спустя год Борис получил назначение в Ленинградскую область, и, сдав квартиру государству, они с Розой отбыли на новое место жительства.

Глава 3

Казённая мебель, несмотря на массивность, совершенно безлико смотрелась в этом служебном помещении с выкрашенными в бежевый цвет стенами, нижняя половина которых была отделана коричневыми деревянными панелями. В центре стены висел над письменным столом портрет генсека Хрущёва, вывешенный здесь, очевидно, не так давно, факт чего выдавал сравнительно свежий слой краски, на добрые четверть метра отстоявший от хрущёвского портрета.

Ясно, что висевший тут до Хрущёва портрет Иосифа Виссарионовича занимал на стене гораздо большую площадь, успела подумать Шахри, пока секретарь обкома Идрисов откашливался, собираясь начать перед нею свою речь.

– Мы пригласили вас для того, чтобы сказать вам, что ваш муж, Алибеков Манап Абдурагимович, не был ни в чём виноват перед страной и народом. К сожалению, он был несправедливо осужден, но теперь, когда полностью установлена его невиновность, мы можем сказать вам, что он не был врагом народа, а был достойнейшим сыном Дагестана и… Коммунистической партии! Вот подтверждающий документ!

Произнеся с пафосом всю тираду, чиновник умолк в ожидании ответной реакции. Её не последовало.

Прямая и неподвижная, как изваяние, Шахри сидела напротив чиновника и застывшим взглядом смотрела сквозь него. Она смотрела назад, в своё далёкое прошлое, в котором она была так недолго счастлива и которое сменилось затем пожизненным вдовством.

А чиновник в свою очередь разглядывал эту высокую седовласую женщину в строгом чёрном платье без единого украшения и думал о том, что надо побыстрее закончить эту процедуру, потому как времени мало, а государственных дел, напротив, много.

Не дождавшись ответа, он откашлялся и провозгласил торжественно:

– Хочу вас заверить, что память о вашем муже навсегда сохранится в сердцах… в сердце нашего народа!

Он вздохнул с облегчением и снова замолчал. Присутствие этой женщины его тяготило, и он уже нетерпеливо ждал, чтобы она быстрее покинула его кабинет.

– До свидания! – сказала Шахри и направилась к двери, нервно сжимая в руках врученную ей чиновником бумажку, оповещавшую мир о том, что её Манап реабилитирован посмертно.

Итак, государство спешно отмывало грехи перед своими гражданами.

Не ограничившись бумажкой, оно продолжало проявлять великодушие, и в один прекрасный день предоставило жил площадь семье Алибекова Манапа. Красивый дом в три этажа, утопавший в молодой зелени недавно разведённого сквера, был первым многоэтажным зданием в маленьком Буйнакске, чьи дома были похожи один на другой и носили характер одноэтажных частных построек. Взволнованная Шахри переступила порог новенькой двухкомнатной квартиры, пропитанной свежим запахом извести и красок, и огляделась. Квартира была залита солнечным светом, а за окном приветливо шумела листва. Женщине подумалось, что в её жизни это первое принадлежащее ей жильё. Сначала она жила в доме Ибрагим-бека, затем в казённой государственной квартире, потом судьба привела их с сыном в семью Ансара и Айши, и лишь теперь, когда большая часть жизни уже прожита, ей предстоит жить у себя дома. Что ж, по крайней мере, она может быть спокойна, что её сыну есть куда привести невесту.