Станислав Хабаров - Защита Страница 45

Секрет картин заключался в необычном материале. Картины изготовили из птичьих перьев, и эта смелость художника натолкнула меня позже на мысль. Однако всё по порядку…

Когда штормы и снега закончились и пара кардиналов улетела, казалось, навсегда, нас ожидал сюрприз. Кардинал-самец снова прилетел к нам и запел, усевшись на поручнях ограждения.

Разные птицы в разных странах считаются главными певцами. Так получилось исторически. Когда-то где-то видно кто-то это отметил и об этом сказал, кто-то с этим согласился, и пошло-поехало. Возникли сказки, легенды. В Японии главная – кукушка Хототогису, в Германии – канарейка, в Бельгии – ватершлягер, в Испании – тимбрадос… Да мало ли! А нас одарил своим исполнением красный виргинский кардинал.

Для меня это был необыкновенный певец. В Кеннеди-центре все птицы пели по-своему и, похоже, словно они учились в одной певческой школе – у соловья. А этот пел иначе. Не щелкал, не свистал, а как бы поведал нам свою мелодию, и даже не мелодию, а нечто неповторимое, своё. Им исполнялась музыка, правда, прерывистая и быстрая, и мне пришлов голову: а что если замедлить темп, выбросить повторы и записать. Выйдет шедевр! А если наоборот, заиграть наши мелодии с бешеной скоростью? Не получится ли птичий свист?

Птицы всё же, по-моему, не потомки динозавров, как принято считать, а скорее, их родственники. И вообще речь идёт о предке предков, который, возможно, пел, пытаясь говорить. И может даже (я фантазирую), в этом пении скрыто знание, которое, если его расшифровать, нас обогатит?

«Где кончаются слова, там начинается музыка». Эти слова Хейнриха Хайне долгое время были для меня только красивым выражением. Но с некоторых пор они приобрели особенный смысл и получили материальное выражение тем утром, когда на поручни балконного ограждения сел ослепительный красный кардинал. Он был красив в своём ярком оперении и неспокоен, вертел красным плюмажем головы. Им стоило любоваться без конца, и он, видно, это чувствовал и пел удивительно хорошо, как только мог, и я до этого такого не слышал.

Среди пернатых певцов в Америке на первом месте, пожалуй, и был этот яркопёрый кардинал. Но и среди себе подобных он был, по-моему, выдающимся, «америкен айдолом», как, скажем, Энрико Карузо или Тито Гобби среди людей. Мы слушали его с наслаждением, затаив дыхание, боясь спугнуть.

У меня временно завалялся особенный чувствительный микрофон с записывающим устройством, не знаю, для каких целей созданный, принадлежавший бывшему разведчику Буносу, каким я его всегда считал, несмотря на возражения родственников. Его выпрашивали у него мои родственники-музыканты для создания качественных музыкальных записей. С его помощью я записал в достаточном количестве кардинальи мелодии, а затем их перевёл в компьютер, нарезав фрагментами-кусочками, и начал с ними мудрить. Сначала убрал немузыкальные щелканье и свист, а то, что осталось, прослушивал, воспроизводя их в различной скорости и совмещая друг с другом по-разному, составляя тем самым как бы свой звуковой калейдоскоп. Это было забавно и увлекательно.

Осторожно, чтобы не рассмешить, советуюсь с внуком. Мог бы и с невесткой, конечно. У неё опыт и связи в музыкальном мире, но к сожалению, у нас не те отношения.

Так уж сложилось. Во-первых, она отчаянная врушка. Может наобещать. Обман в основе её повседневной практики. Не знаю, сможет ли она сутки прожить, не соврав. Но это ещё полбеды. На все намеченные встречи с нами она опаздывает. И мы бесконечно ждём с накрытым столом. Опоздания здесь принято сваливать на трафик. Он здесь как непреодолимость стихии: мол, что поделаешь, пробки. И кажется, мир опутан враньём, устаешь от вранья. А мы по-прежнему считаем по-стариковски, что необходимо быть честным.

Невестка наша как бы из другой среды. Вообще, мне претит «деловая» вязкая среда и вечно копошащиеся людишки серии «дал-взял». Их липкая пелена навязчивости. Она вязала и мелочно обволакивала, лишая самостоятельности, а я отталкивался от неё руками и головой, и было жутко от мысли о бесполезности усилий и предопределённости. Хотя я редко попадал в пространство удушливой атмосферы джунглей. Казалось, я родился в степи, и каждый раз, угодив в житейскую чащу, безуспешно отдирал прочные волосяные нити и впившиеся острые крючки. Но обычно не побеждал, а был повязан и стиснут, как Гулливер в стране лилипутов.

На близкие отношения с невесткой мне не приходится рассчитывать. Нельзя сказать, что мы в ссоре, но и не в любви. Невестка – нам друг до особых обстоятельств. Бывают друзья с некоторыми оговорками: с ними хорошо, когда тебе нехлопотно. В памяти моей её отъезд из России, как тогда казалось, в иную цивилизацию, и как ей тогда справедливо думалось – навсегда.

Мы провожали её и довезли до аэропорта на чудесной машине, снятой небезвозмездно на моей работе. Возможно, марка машина была не важной, но нам хотелось тогда обставить этот зарубежный отъезд по первому классу.

Внучок с бабушкой ходил за руку по залу Шереметьева, и нам тогда, и особенно ему, казалось, что это особый шикарный мир, отличный от обычного. Таможня чуть пошерстила невестку, и она растерялась, а когда я заново упаковал её коробки, не прощаясь, ушла от нас.

Возможно, скажете вы, у неё был шок. Очень может быть. Но факт есть факт: она уходила в иную жизнь, не попрощавшись. И ладно бы сама, но и с нашим внучком. Она бесцеремонно потащила его за собой к пограничному контролю. Забрала от нас нашего обожаемого внучка, а мы только смотрели вслед. Ни капли чувств, ни сожаления, ни последнего прости. И вот теперь, спустя четверть века, это не забылось. Похожими остались наши отношения и теперь. Мы лишь формально улыбаемся друг другу уголками рта. И мне нетрудно представить её реакцию:

– Подготовить клип? А на какие шиши?

Наш внук не профан в области музыки. Он окончил вашингтонскую музыкальную школу Levine School. Был лауреатом, и теперь учится в университете с музыкальным профилем, а по вечерам играет на Бродвее в оркестре. У него есть опыт с клипами. Мой интерес он, скорее всего, воспринимает как чудачество.

– Нужен агент, – вежливо объясняет он, – который раскрутит дело. Агент не дешев, но стоит того. И дело пойдёт, если музыка стоящая. Иначе не стоит и огород городить. Как говорится, деньги на ветер.

Начинается тягомотина. Я ищу спонсора, посылаю письма-вопли по разным адресам, но как правило, мне не отвечают. Только в одном месте посетовали, что у них текущих денег на издание нет, но может быть там… Я и туда написал, но в результате – тупик. Должно быть, нужны личные знакомства. Господи, да кому я известен?

Конечно, внук мне чем-то поможет, возможно, советом, но не деньгами – у самого денег нет. Мои попытки он оценивает скептически. Мол, «нет пророка в своём отечестве».

Наш дом – дом миллионеров. Они пока для меня безликие. Кого-то ждут у подъезда терпеливые шофёры. Я не знаю кого. Ни разу не увидел в лицо таинственного ВИПа. И раз это получается. Спешу домой из продуктового Whole Foods Market с бумажными пакетами в обеих руках, мимо виповой черной вытянутой машины к нашему стеклянному предбаннику. У самых дверей виповы охранники, у машины распахнута дверь. И вдруг охранники разом расступаются, и мне отворяют дверь. И кто бы вы думали? Випка из Gym'а. Сначала я её не узнал. Когда она в Gym'е занимается с индивидуальным тренером, она без макияжа, а теперь, ухоженная и причёсанная, выглядит на все сто – абсолютно респектабельна. Она открывает мне дверь, и все с уважением смотрят на меня: кому оказали такую честь?

В Gym'е я затеваю разговор. Пробую объяснить, как могу, и она говорит:

– Хорошо, я обдумаю, а о какой сумме идёт речь? Сказанное вами интересно, не на сто процентов, но всё-таки…

– А на сколько верных процентов? – пробую пошутить я.

Она задумывается и вполне серьезно отвечает:

– На семьдесят пять.

– Ого! Я на такое и не рассчитывал.

И всё, остаётся ждать. Но время идёт, а я не получаю ответа. Она словно забыла обо всём, а в Gym'е, как белка в колесе, на тренажёре без устали бежит арабка-анорексичка.

Я регулярно хожу в спортивный зал. В его окне во всю стену виден бассейн ниже этажом. Ураган сорвал с него защитный чехол, и он плавает в воде, как китовая туша, как что-то несуразно-несообразное, чего не должно быть, и мне кажется, что так же выглядят и мои надежды.

Випку я больше не встречаю. Возможно, она специально изменила расписание, чтобы не встречаться со мной. Пробую разгадать реакцию вип-леди на мою просьбу.

«Возможно, это закономерная реакция. Они знают, что я русский. Россия для всех стала пугалом, синонимом неприятия и страха. Мне нужно искать поддержку у русских олигархов. Но где они? Они для меня недосягаемы. Вот им, наверное, деньги некуда девать. С собой в могилу их не возьмешь, и единственный приличный путь – благотворительность. Но как их убедить? На просьбы они не отвечают. Им нужен проверенный личный контакт. Их мир далёк от меня. Из выбившихся в люди я лично знаком только с Толей Овчинниковым, и тот, думаю, не вспомнит меня».