Евгений Сивков - Чувства Страница 46

Завистницы шептали за спиной: «Гюрза платит своему массажисту бешеные деньги, он настоящий профи… У змеюки новый фитнес-тренер – просто красавчик!» Не ваше дело, курицы. Значит, оно того стоит – работать над роскошным телом неприступной банкирши. Не переживайте, свои гонорары высококлассные специалисты отрабатывают по полной программе. Конфиденциальность нынче в цене. В том, какие именно услуги они оказывают за плотно закрытыми дверями тренажерного зала и массажного салона, ни один из них не признается даже под дулом пистолета. Выгодная сделка для обеих сторон. Проблемы не нужны никому. Поэтому всё в норме и всё под контролем.

Вы знаете, что наш босс умеет управлять ветром?

Алиса покачала головой.

– Я ещё много не знаю.

– Так вот, мой бумажный самолётик спикировал в люк её лимузина, когда Галина Заварзина тащилась по чудовищным московским пробкам на важную встречу с зарубежными партнёрами. В кожано-хромированном салоне элитного авто он казался странным и нелепым предметом, будто попал туда из другого измерения, материализовался из ниоткуда и с тихим шорохом приземлился прямо на экран рабочего планшета. Бизнес-леди сбилась с мысли, стройные колонки цифр, чёткие графики и диаграммы в её голове мгновенно рассыпались, превратились в нагромождение непонятных знаков, ничего не значащих символов. Банкирша вздрогнула. Что это? Зажмурилась и снова открыла глаза. Машинально взяла самолётик в руки и стала внимательно рассматривать. На бумаге каким-то нестандартным шрифтом напечатан текст. Интересно. Развернула, начала читать…

Вы знаете, что такое эффект бабочки? Им прекрасно умеют пользоваться наши так называемые гости.

Теория хаоса гласит: иногда достаточно лёгкого взмаха крыльев хрупкого насекомого, чтобы создать бесконечно малые изменения в воздухе, но потом из-за этого в определённом месте и в определённое время начнётся настоящее торнадо. Именно этот, казалось бы, самый обыкновенный лист бумаги вызвал целую бурю в сознании Галины Юрьевны. Вихрь неконтролируемых эмоций подхватил, поднял её выше неба и с размаху бросил вниз. Стало трудно дышать, защемило сердце, похолодели руки… Стальной стержень внутри, который она так тщательно закаляла все эти годы, вдруг пошатнулся, поплыл и внезапно испарился совсем. Гюрзы больше нет. На заднем сиденье лимузина сидит, хлюпая носом и вытирая слёзы, совершенно сбитая с толку женщина, девушка, девочка. Теперь её зовут Галочка, Галчонок. «Боже мой, неужели я могла так долго жить в этом жутком гадюшнике… Как страшно нестись сломя голову, бежать по замкнутому кругу, если впереди – только одиночество, пустота и холод. Стоп! Разворачиваемся! Что значит, тут нельзя? Да пошли все к чёрту. Вы понимаете, там похожая на меня девочка умирает. А может быть, это я и есть. Это я умираю, слышите! Девочке срочно нужна моя помощь. Меня спасать нужно, меня! Быстрее! Где тут больница поблизости? Придурки, а навигатор вам зачем? Онкологический центр? Да, туда, гони быстрее!»

Водитель и охрана ничего не понимают. Похоже, их начальница совсем с катушек съехала. Но спорить с ней – себе дороже.

Казалось бы, нашим кулинарам можно было и уняться. Эмоции они получили отменные, пик достигнут, личность Гюрзы была сломлена и претерпела глобальное перерождение. Но напарник Игоря Александровича был настроен продолжать.

«А как же нотки отчаяния под соусом вины?» – спросил он. И продолжил.

Перед зданием онкологического центра меланхоличного вида тётка подметала дорожки. Я помню тетю Варю до сих пор. Она собирала мои самолётики.

К ней подлетела Заварзина…

– Откуда? Во-о-о-н там, на четвёртом этаже видите окно? Барышня одна уж который день их оттуда запускает, врачи говорят, не жилец, поэтому никто и не ругается, что мусорит. Жалко её, молоденькая совсем, симпатичная такая… Бегите, дамочка, бегите, может, ещё успеете девчонку чем-нибудь порадовать, словом добрым поддержать…

– Вы к кому?

– Девушка с четвёртого этажа, которая самолётики запускает. Нет, не родственница, но мне очень надо её увидеть. Это мой самый близкий на свете человек. Ну, какие вам нужны документы? Хотите, чек на миллион выпишу? Я не шучу. Да бог с вами, женщина. А в самом деле какая теперь разница? Вы знаете, в каком она состоянии?

– Не надо документов, так поднимайтесь, халат только накиньте, палата четыреста восемь. И вы, молодые люди, тоже возьмите халаты, у нас тут всё-таки лечебное учреждение.

– Кто это? Та самая? Ничего себе! А кем она нашей пациентке приходится? Ладно, идите, я понимаю, вы на службе.

Бежала, нет, неслась, перепрыгивая через ступеньки. Второй, третий, четвёртый… направо по коридору… дверь в четыреста восьмую открыта. «Девочка, милая, я даже не знаю, как тебя зовут, держись, моя хорошая, я теперь с тобой, я помогу тебе, мы вместе…»

Всё это мне показал Игорь на моём первом в жизни психоэмоциональном срезе. Последнюю сцену тоже.

Она опоздала, первый раз в жизни опоздала.

Из палаты выезжает накрытая простынёй каталка. «Умерла только что. Как же так? Не успела». Банкирша закрывает лицо руками, прислоняется к стене, бессильно сползает вниз, сотрясаясь от безутешных рыданий. Смерть так жестока, и человек над ней не властен.

Над ней склоняется санитар. Щёлкает пальцами, будто пытаясь привести в сознание. Лёгкий запах озона наполняет помещение, но она его не ощущает. Она рыдает. Однако сила её характера берёт своё. Жить будет. И теперь, возможно, иначе.

Осталась жить и я. Не знаю, уж как наш Игорь договорился с тем парнем, но меня он забрал себе. Иначе было нельзя, на Земле ещё не принято возвращаться с того света. Поэтому я получила жизнь и работу в обмен на вечное заточение в этих стенах. Мне предлагали молодость – в силах нашего босса задержать течение времени «в пузыре» на столько, насколько это необходимо. Но я отказалась – пусть хоть что-то будет у меня реальным, наплевать, что это мой возраст. Болезнь моя прошла – их технологии далеко обогнали наши. И вот я осталась здесь. О чём, собственно говоря, не жалею.

Алиса внимательно слушала рассказ. В той точке, когда она поняла, что молоденькую девушку чуть было не убили ради какого-то заказа, она возненавидела чужаков и Игоря вместе с ними. Но, узнав о заключительном эпизоде, немного смягчилась.

Маргарита Терентьевна гладила её по голове.

– Но ведь я здесь не от безысходности.

– Я тоже. Теперь я здорова и могла бы уйти когда захочу. Дело в том, что я не хочу. Моя жизнь, настоящая жизнь, проходит здесь.

– А почему?

– Этого я тебе не скажу. Потом сама всё поймёшь. А пока читай рецепты и крепись, там ещё много шокирующего для твоих нервов найдётся.

– Мне уже плохо от них. Это же кошмар! Такое впечатление, что мир погряз в грязи, похоти, жадности и прочей мерзости.

– Ничего, ничего! Если Египет и Рим ты осилила, то наши современные будни для тебя – это семечки, – рассмеялась Маргарита Терентьевна. В глубине души она уже начинала сочувствовать этой девушке.

«Интересно, почему Игорь Александрович выбрал её?» – размышляла она.

Глава 3

Вскоре и Марго, у которой уже начали шевелиться в душе материнские чувства, довелось познакомиться с историей новенькой ассистентки. Игорь Александрович дал задание сделать несколько срезов и посмотреть, какую жизнь вела раньше Алиса. Может быть, в её прошлом крылась разгадка тех знаний и способностей, которыми обладала девушка.

Маргарита Терентьевна выполнила задачу.

Детство Алисы промелькнуло как-то незаметно. Среди воспоминаний о нём лишь несколько самых ярких и приятных зацепились за память и остались с ней навсегда. Одним из таких воспоминаний были сосны на их даче. Высоченные сосны, уходящие макушками прямо в самое небо. Когда смотришь снизу вверх, кажется, что небо зацепилось за них и от этого они стали ещё выше. Воздух прозрачный и тихий. Где-то возле дома слышится бабушкин голос. Она отдаёт распоряжения Глаше, которая накрывает на стол: вечером придут гости. Негромкие беседы продлятся тогда допоздна. Она любила эти вечера, любила слушать рассказы бабушкиных подруг, часами просиживая вместе с ними за столом. Любила убегать в самый дальний уголок сада, в некошеную траву. Упадёшь навзничь, трава мягкая, душистая, качнётся над тобой. И сосны, и небо, синее-пресинее. А потом бежишь к дому, на запах свежей выпечки – никто не может устоять перед бабушкиными пирожками.

В школе её недолюбливали из-за настырного характера и собственного образа мыслей. Девочки к тому же не любили её за дружбу с мальчиками, а мальчики за то, что не давала им спуску. Но тогда её это мало беспокоило – она жила жизнью, полной собственных интересов.