Елена Минкина-Тайчер - Эффект Ребиндера Страница 47

Господи, никогда бы она не справилась ни с каким переездом! И на Володьку не приходилось рассчитывать – сам был такой же лох, ни пробивать, ни просить.

Помог, конечно, Краснопольский. Даже Таня не знала, куда он именно ходил и сколько заплатил, но Ольгу прописали вместе с Леней! Левка же нашел уже почти готовый кооператив, у черта на рогах в Косино, но все-таки это была нормальная трехкомнатная квартира! На семейном совете решили, что в новую квартиру пока поедут Володя с семьей, а Оле лучше жить ближе к госпиталю, где лежал Матвей.

Нет, не так, еще почти полгода ждали, пока сдадут дом, теснились на двадцати шести метрах впятером. Таня звала пожить, но у нее как раз вышла замуж Сашенька, только их и не хватало!

Опять все не так! Дело не в Сашеньке, тем более она вышла за вполне обеспеченного сына приличных родителей и могла пожить у свекрови. Ольга просто не могла видеть Краснопольского!.. Физически не могла видеть, хотя сознавала, что без него они бы просто пропали.

Это случилось через год после смерти Саши Гальперина… Нет, через два! Иринка уже уехала в Израиль, Оля хорошо помнила. Вдруг выдалась командировка в Москву, настоящее везение – слетать бесплатно, повидать близких, погулять по родному городу. Жильем не обеспечивали, никто и не мечтал, и она долго размышляла, поехать ли к брату или к Тане. Конечно, больше хотелось к Тане, обняться, поболтать, как в прежние времена. И квартира в центре, не нужно тащиться до Текстильщиков и оттуда еще на автобусе. И давно пора забыть нелепую историю молодости, жар Левкиного тела, бесстыдные жадные руки. Случайное дикое помешательство!

Как спокойно и хорошо жилось ей с Матвеем. Уютные домашние объятия, мирный сон под одним одеялом. «Ты скучаешь?» – спрашивал он шепотом. Ничуть она не скучала, хотя интимные отношения как таковые почти прекратились после рождения Ленечки. Разве он виноват, что облучился? Разве так важны эти технические подробности, если люди любят друг друга? Разве она не любила Таню, хотя никакого секса между ними в принципе не могло быть!

Она уже позвонила Тане, сказала, что приедет, но все оттягивала, все хотелось побродить по любимым переулкам – от Арбата к Кропоткинской, потом еще увидела выставку Поленова. Из детских воспоминаний сохранился только «Московский дворик» – уютный солнечный пейзаж, белоголовые дети на полянке. Ужасно захотелось зайти, сто лет не была на выставках! Народу оказалось довольно много, несмотря на рабочий день. Вошла – и ах! – показалось, что в зале прорубили множество окошек, так светились теплые картины на стенах. Так же тепло и солнечно стало на душе. Вот бы Леньке показать!

Темнело, но все-таки решила еще заехать к Кире, Матвей просил передать ей Сашины старые письма, какие-то общие фотографии. Кира писала иногда, рассказывала про Москву, про дочку. Самое поразительное, что ее мать, та самая очаровательная Валерия Дмитриевна их детства, уехала в Париж! Париж – сказочное слово, «ну что, мой друг, грустишь…». Никто из знакомых не побывал, это вам не Израиль.

Нет, она не ошиблась! И ничего не придумала. Краснопольский не оказался там случайно, не приехал проведать Киру или проводить. Он там жил! Так возвращаются домой – с бутылкой молока и пакетом картошки в руках, так обнимают любимую жену – привычно и нежно целуют в висок. И маленький милый букетик ландышей под мышкой, и щека к щеке – легонько потереться, потому что заняты руки…

Таня ответила сразу, будто ждала у телефона:

– Оленька, наконец-то! Я даже ужинать никому не даю, ждем тебя! Как кто, дети, конечно! Сашка и Боря, ты их просто не узнаешь! Нет, Лева вернется поздно, он на записи. Он почти все вечера работает, музыкантская доля. Но мы люди привычные!

Конечно, она не рассказала ни Тане, ни Матвею. Такое невозможно рассказать! Хотя ничего удивительного – два предателя нашли друг друга! Бедный, так рано умерший Саша Гальперин, бедная Таня! Впрочем, ей давно известно, что Краснопольскому наплевать, на все наплевать – на семью, на память, на детей! Но Кира! Недоступная красавица Кира, школьная подруга, гордость класса, как она могла?! Испугалась одиночества? Просто дура! Не понимает, что Левка ее бросит и предаст, как любую другую женщину! Как всю жизнь предает Таню, ее добрую любимую Таню. И ничего невозможно сделать, ни помочь, ни защитить!

Матвей умер через год после переезда в Москву. Белокровие. Повторные переливания, витамины, лекарства из Израиля – ничего не спасло и не могло спасти при такой дозе облучения.

Но жизнь как-то продолжалась. Леня успешно окончил школу и поступил на мехмат, старый добрый мехмат, хотя в моду теперь входили экономические институты. Ольга нашла работу на небольшом комбинате в Люберцах, там занимались красителями и маслами, и ее знания химии вполне подходили. Они так и остались жить в Текстильщиках, а Володя в Косино, никому не хотелось лишней суеты. Тем более что-то неладное происходило в семье брата. Нет, кажется, они не ссорились, но почти не разговаривали. В выходные Володя сидел дома, раздраженно листал газеты, а его жена уезжала на экскурсии то с сыном, то с учениками. Оказалось, у брата неприятности – на заводе начали сокращаться заказы, почти отменили премии. Устроиться в другое место было практически невозможно, да и не стало нормальных мест – сплошные кооперативы. Простор для жуликов и авантюристов! Образование и научная степень никого не интересовали, конечно, Володя не мог вписаться.

Было странно и грустно вернуться в родной город через двадцать лет. Хотя Матвей последние годы часто говорил о необходимости переезда. Академгородок выдыхался, новые темы не развивались, романтика чистой науки не выжила, как вообще вся романтика их поколения – походы, песни, вера в разумное и доброе. Недавно в электричке Оля услышала родную мелодию Визбора, заспешила поближе.

«Лыжи из печки торчат…» – радостно вопили мальчишки с гитарой, их подружки дружно хихикали, притопывали точеными ножками в тугих джинсах. Ничего нельзя было ни спасти, ни вернуть.

С Таней виделись редко. И не только из-за Краснопольского, который был на месте и, как всегда, преуспевал. Вся Танина жизнь – квартира в центре, дача, машина, раскованные прекрасно одетые дети – слишком отличалась от Косино и Текстильщиков.

Зато от Иринки приходили веселые письма! Она недавно родила третьего ребенка, мальчика, назвали Матвеем, оказывается, и в Израиле есть точно такое имя. Конверты чуть не лопались от фотографий смешного глазастого младенца и его подрастающих сестренок. Миша наконец окончил местную длиннющую ординатуру, сдал последние экзамены, и теперь они собирались продавать квартиру и строить дом, но не в самой Хайфе, а на природе, в поселении с красивым названием – «Деревня роз». Ленька ворчал, что сестра поспешила с именем, что это он должен был назвать сына Матвеем, чтобы не прерывать традицию.

Бедный ребенок, после смерти отца он совершенно зациклился на своих призрачных традициях, все-таки поменял фамилию на Шапиро, хотя Ольга категорически возражала и даже плакала, и рвался поехать к сестре, своими глазами увидеть Иерусалим и гору Сион.

Единственным настоящим утешением для Оли, даже несмотря на их непонятный внутренний разлад с Володей, была жена брата.

В тот первый ужасный год, когда Леня неожиданно оказался один в Москве, именно Катя стала его спасителем! Она нашла выход на известную математическую школу и добилась Ленькиного зачисления, хотя в последний класс практически не принимали, она постоянно таскала его на выставки и спектакли и даже пристроила репетитором к своим же ученикам. Главное, Ленька был постоянно занят, окружен людьми!

Если задуматься, Ольга практически не знала Катю. В давнем горьком 78-м году, когда один за другим умерли родители, она почти не запомнила робкую светленькую девочку, подружку Иринки, и искренне удивилась и расстроилась, получив Володино сообщение о женитьбе. Все-таки совсем юная провинциальная студенточка! Понятно, ее привлекает брак со взрослым благополучным человеком, кандидатом наук, но у брата могла бы быть голова на плечах! На свадьбе, устроенной Володей в небольшом измайловском ресторане-стекляшке, Ольге все показалось ненужным и неудачным – и накрученное, какое-то кукольное платье невесты, и ее слишком молодая, по-деревенски плачущая мать.

– И куда торопятся, дурехи, – ворчал Матвей, уже ставший к тому времени дедушкой, – нет бы погулять свободно!

Конечно, и позже они приезжали в Москву, даже несколько раз, но почти не общались с семьей брата – то бегали за покупками, то в театр. Оля запомнила только, что Володя часто посмеивается над женой, называет растрепой, а она виновато оправдывается. Можно было ожидать!

Теперь Катя стала совершенно взрослой очаровательной женщиной. Оля сама поразилась этому очарованию, открытому взгляду распахнутых серых глаз, легкой походке. Еще более удивила Катина манера одеваться. Вроде бы ничего особенного – те же джинсы или юбка, но она умела сочетать детали и цвета, сама шила стильные холщовые сумки, плела ремешки из соломки. Кто ее научил, откуда взялись вкус и понимание? В первый же их поход по магазинам Катя уверенно переодела Ольгу в брюки и непривычную короткую курточку, и она вдруг не узнала себя в моложавой, спортивной и стройной женщине.