Юлия Лешко - Ангел в темноте Страница 49

– Я после второго курса на заочное переведусь – пойду работать. Может, к вам на ТВ возьмут, в спортивную редакцию, но скорее всего на радио – меня уже сегодня там ждут с руками и ногами…

«Да, у тебя красивый голос», – подумала Елена, а вслух сказала, чтобы скрыть никак не проходящее волнение:

– А почему именно спорт, Борис?

Он откинулся на спинку красного пластикового стула, сцепил замком на затылке поднятые руки и процитировал известные и Елене слова:

– «Две самые важные вещи на свете – вершить великие дела и писать о них»! В общем, когда понял, что олимпийским чемпионом ни по плаванию, ни по боксу я, скорее всего, не буду, а без спорта жить не смогу, выбрал спортивную журналистику. Я люблю спорт – это мужское дело.

Лена посмотрела немного укоризненно:

– А как же женщины-спортсменки?

– А они мечтали родиться мальчиками! Не вышло, ну, не повезло – пошли в спорт самоутверждаться. И все-таки, согласись: брать высоту, ставить цель, преодолевать себя, выигрывать – это все по-мужски!

Камээс по художественной гимнастике, искоса испытующе глянув на него, спросила:

– А проигрывать?

Подняв на нее свои светлые очи, Борис неожиданно серьезно ответил:

– И особенно – проигрывать. Держать удар.

– А ты умеешь? – грусть нахлынула на Елену так внезапно… Пусть бы он ничего не заметил!

А он и не заметил:

– Думаю, что умею.

Потом повторил, с другим ударением:

– Или думаю, что умею!

Пока загрустившая Елена обдумывала его слова, Борис смотрел на нее долго-долго. Так и не поняв до конца, о чем он думает, Лена отвела взгляд первой.

Они оказались возле ее дома так быстро, что Лена рассмеялась:

– Ты, наверное, техосмотр по блату проходишь, да? У тебя же мотор от «мерседеса».

– А вот и родной мотор у моего «зайчика»! Не веришь?

Сидеть в «запорожце» было не очень комфортно, а уходить не хотелось.

Лена уже давно перестала клясть себя за легкомыслие. Несколько раз она ловила себя на том, что, пробудь Алексей с ними вместе весь вечер, разве что поцелуй, обжегший ее руку, мог вызвать его законное возмущение. Да и то это было, в сущности, так целомудренно, так по-рыцарски…

Расставаться не хотелось. Лена посмотрела на свои темные окна: нет, чудес не бывает – он не вернулся.

«Девичья гордость» все-таки заставила ее выговорить приличествующую обстановке фразу:

– Спасибо, Борька, все было очень хорошо. Погуляла с тобой, как девчонка, даже помолодела немножко…

И открыла дверцу… Но Борис сделал какое-то мягкое неуловимое движение, и она сама не поняла, что… ну да, что она, взрослая двадцативосьмилетняя женщина, по-прежнему сидит в нелепой желтой, светящейся в темноте машинке напротив собственного подъезда; дверца этого кабриолета открыта для всеобщего, несмотря на сумерки, панорамного обозрения, и целуется с мальчиком, который младше ее черт знает на сколько лет; она даже обняла его для удобства за шею… И самое ужасное – не чувствует при этом ничего, кроме головокружительного восторга!

…Все-таки удалось. Удалось вырваться из его пленительных объятий.

А вот уйти сразу – не получилось.

Она стояла и не знала – а что сказать теперь? Борис стоял рядом, склонив голову на плечо, улыбался и смотрел на нее с явным обожанием. Самое время для фразы: «Я, в некотором роде, замужем…» Вот именно, в некотором роде. Надолго ли?

Лена улыбнулась своим мыслям:

– Нахальный ты мальчишка, Борис. Уходи! – и повернулась было, чтобы уйти. И тут же услышала, как он захлопнул обе дверцы. Любопытство взяло верх: «Вот так, сразу послушался и ушел?» А он и не думал уходить, боле того – уже стоял рядом, все с той же выжидательной, притворно-покорной улыбкой и приплясывающими чертиками в потемневших по случаю сумерек глазах.

Елена полюбовалась на медленно проступающие на небе крупные осенние звезды, потом с едва заметным вызовом спросила:

– Сейчас попросишь чаю?

Борис без всякого напора, даже робко ответил:

– Да я бы и съел чего-нибудь…

Лену эта робость успокоила. Она повернулась и пошла в подъезд. Борис, бесшумной индейской походкой, – за ней.

В прихожей, не зажигая света, Лена закрыла дверь, стоя спиной к Борису. И только потянулась к выключателю, как он очень нежно, совсем не порывисто, обнял ее сзади за плечи. Лена не сделала попытку освободиться, но и не повернулась к Борису. Тогда он положил ей на плечо свою кудлатую голову, как жеребенок, и также мягко, как жеребенок, коснулся губами ее длинной, прямо созданной для поцелуев шеи…

Все!

Это уже был криминал! Надо было срочно остановиться. Иначе! И Лена решительно нажала на выключатель.

Яркий свет немного отрезвил обоих, но если Лена была хоть немного смущена и взволнована, то Борис, как ей казалось, – ничуть: улыбался ей ласково и абсолютно безмятежно…

…До тех пор, пока не подошел к книжной полке, где стояли ровным рядом толстенькие маленькие фотоальбомы.

– Я посмотрю? – и открыл первый попавшийся.

Подошедшая поближе Елена с некоторым удовлетворением заметила, что он просто застыл над альбомом с пестрой цветной обложкой. Заглянула через плечо: ну-ну, она и Алеша в Турции, в Кушадасах. У Леши выгорели волосы, а она в своем желтом купальнике, с повязанным вокруг бедер платком-парео похожа на цыганку… Борис механически перевернул еще несколько страниц. Потом, справившись с волнением, спросил:

– Так ты замужем?

Лена, погрузившаяся на мгновение в свои мысли, ответила:

– Теперь – не знаю.

Совершенно ошеломленный Борис, как будто не веря глазам своим, спросил:

– Лена, твой муж Найденов? Алексей Александрович? У тебя же другая фамилия?!

Лена посмотрела на Бориса даже с интересом:

– Да, это мой муж.

Потом, развернувшись, пошла на кухню со словами:

– Самый лучший муж на свете… Ну, пойдем, покормлю. Она больше не боялась – ни его, ни себя.

Борис осторожно, как будто тот стеклянный, положил альбом на место и уже без прежней решимости пошел за ней…

Здесь, на кухне, где она была хозяйкой, Лена окончательно вернулась в реальность. Открыла холодильник, достала сверток с ветчиной, глянула лукаво на притихшего своего поклонника:

– Бориска, а ты чего, жениться на мне решил?

Он посмотрел на нее укоризненно и все-таки выговорил:

– Я догадывался… Нет, я надеялся… Ты ведь не носишь кольцо…

Лена протянула ему не так давно целованную руку с перстнем, в котором сиял серо-синий камень, редкий сорт горного хрусталя:

– Вот мое обручальное кольцо.

И, доставая из холодильника еще какие-то упаковки, продолжила, стараясь сдержать охватившее ее снова волнение:

– Сначала он увидел это кольцо в витрине. И серьги – вот эти… Комплект, гарнитур… А потом встретил, нет, вернее, снова встретил меня – я ведь училась на курсе, где он преподавал.

Она на секунду прервалась со своими приготовлениями, посмотрела в пустоту, в никуда с невольной улыбкой.

– Он мне потом говорил: «Знаешь, я понять не мог, чего меня так влекут эти камни, просто гипнотизируют! А потом просто сдался и купил их. И оказалось, это был сигнал: они же похожи на глаза моей любимой, которая обязательно станет моей женой…»

Она вздохнула, и старательно ровным голосом продолжила:

– Поэтому в Загсе он одел мне на палец это кольцо, и я его ношу… всегда.

Борис выслушал эту лирическую тираду молча. Он всего за полчаса как будто стал серьезнее и… взрослей? Лена, встретившись с его потерянным взглядом, спросила нежно, почти по-матерински:

– Ну, с чем будешь бутерброд?

Но Борис уже, кажется, забыл про бутерброд:

– Что?… – потом спохватился, что это был повод задержаться и торопливо проговорил: – Да, пожалуйста… с сыром.

Елена аккуратно нарезала колбасу и сыр, уложила на блюдце, подвинула ближе к Борису. Он почему-то не взял. Потом она положила в мойку нож, села на стул и, глядя в окно, начала рассказывать:

– Однажды я ездила в командировку. Очень рано надо было ехать, а я как всегда опаздывала. Собиралась впопыхах, на Лешу накричала, будто он виноват, убежала, даже не поцеловала его, такая злая была…

Она сделала паузу. Борис сидел, как на скамье подсудимых, поставив руки на колени, опустив голову.

– Потом, уже в автобусе, успокоилась, никуда не опоздала, – продолжала Лена. – Открыла сумочку, а там, в газетке, представляешь, – бутерброд! Успел подкинуть, пока я бегала, как кошка угорелая… Кривой такой, смешной, куски толстые, неровные…

Она сделала паузу: неожиданный комок сжал ей горло.

– Я никогда в жизни ничего вкуснее не ела, чем этот бутерброд!

Борис, конечно, понимал, что сейчас самое время уйти, «романтический ужин» уже состоялся, но не нашел в себе силы встать со стула.

А Лена, кажется, совсем не обращая на него внимания, все с тем же полуотсутствующим видом продолжала:

– Знаешь, у него, по-моему, вообще нет недостатков, так, смешные мелочи… Вот он зонты теряет все время. Мы женаты всего пять лет, а он уже потерял их штук десять. Я заставлю утром взять – вечером он приходит без зонта.