Жанна Абуева - Дагестанская сага. Книга II Страница 5

… Страна, едва оправившись после разоблачений Хрущёвым «кровавого антинародного сталинского режима», того, в котором сам Никита Сергеич с лакейской готовностью играл наиактивнейшую роль, оказалась в состоянии «холодной войны» с Западом. Последний, так же едва отойдя от шока, который он испытал при виде стучащего ботинком по трибуне ООН Хрущёва, грозившего показать капиталистам «кузькину мать», никак не мог взять в толк, при чём здесь мать какого-то неведомого им Кузьки.

Воспринимая Хрущёва как фигляра, со всё нараставшим чувством внутреннего неприятия и неприязни, люди, исторически привыкшие к послушанию и ещё хранившие в памяти ужасы недавней войны, внешне не роптали, а, затянув потуже пояса, продолжали трудиться во имя грядущего светлого будущего, уже давным-давно обещанного большевиками.

Те, кто пострадал в своё время от так называемых сталинских репрессий, горячо приветствовали также и хрущёвскую «оттепель», снисходительно прощая Никите его мужицкую хитрость и не желая признавать очевидную лицемерную, предательскую сущность генсека. В глазах некоторых он был освободителем страны от сталинской тирании. Однако находилось, к удивлению, немало других, тоже пострадавших от репрессий, но питавших при этом необъяснимое уважение к памяти Сталина, прежде покоившегося в мавзолее рядом со своим учителем Лениным, а позднее извлечённого оттуда и, к облегчению многих, погребённого в землю.

Стране не хватало продуктов, но при этом люди единодушно поддержали решение партии об оказании братской помощи Кубе, равно как и другим странам, нуждавшимся в поддержке Советского государства, пусть даже само оно испытывало во многом ничуть не меньшую нужду.

Всё это и ещё многое другое обсуждалось вполголоса на многих советских кухнях, чьи хозяева, одинаково недовольные и Сталиным, и Хрущёвым, да и вообще существующим в стране режимом, грезили о совсем иной жизни, такой, в которой не было бы ни ЦК КПСС, ни Советов, а была бы свобода говорить вслух всё, что хотелось, свобода передвижения по миру, который, если верить заглушаемым радиостанциям Запада, без Советской власти был просто чудесен.

В доме Юсупа и Малики подобные разговоры, как правило, не велись. В конце концов, если оставить в стороне классовую борьбу, им было что вспомнить о времени, когда оба волею судьбы оказались в Ц-ском районе, где и познакомились друг с другом. И теперь их дом был полон тепла, уюта, вкусных ароматов дымящейся картошки и борща, не беда, что постного, и дагестанской сушёной колбасы, присылаемой им Айшей из Буйнакска.

И пусть они живут в разных городах со своими родными, но расстояние-то небольшое, в конце концов, всегда есть суббота и пригородный поезд Махачкала-Буйнакск, который за какой-нибудь час с лишним примчит их к близким людям. Ну, а пока он мчит, вполне можно с детишками полюбоваться из вагонных окон видами окрестностей, барханами, кафыр-кумухской скалой и всем до боли знакомым и никогда не надоедающим пейзажем.

На крыше поезда, как всегда, будут с гордым видом восседать пацаны, которым скучно сидеть внутри вагона, ведь куда интереснее обозревать всё сверху. А может, у них просто нет денег на билет! В любом случае их не останавливают риск свалиться или страшные рассказы о том, как это происходило уже не раз с кем-то. Всё равно они взберутся на самый верх и, увлекшись, примутся даже бегать по крыше несущегося состава просто потому, что им этого хочется.

Если бы горцы думали о страхе, размышлял, глядя на них, Юсуп, то не носились бы извечно на своих быстрых конях, а теперь и на автомобилях по узким, извилистым горным тропкам, прямо над зияющими пропастями.

Глава 5

Далгат повернул выключатель, и комната наполнилась звуками скрипичной музыки, которая, впрочем, тут же и закончилась, и радио голосом диктора сообщило: «Для вас прозвучала «Волшебная флейта» Вольфганга Амадея Моцарта в исполнении солистов Ленинградского театра оперы и балета имени Кирова. Дирижёр – заслуженный деятель искусств РСФСР Джемал Далгат».

Фамилия дирижёра явно была кавказской, и её созвучие с собственным его именем Далгата вдруг заинтересовало так, что ему тут же захотелось взглянуть на владельца этой фамилии.

В институтской библиотеке его со вчерашнего дня поджидала увлекательная статья об археологических находках на территории современного Ирака, и в предвкушении работы над нею юноша решил выйти из дома пораньше, чтобы успеть пройтись по оживлённым ленинградским улицам, а если повезёт, то приобрести по дороге билет в тот театр, где работал дирижёр с заинтересовавшей его фамилией.

День выдался тёплым и безветренным. Расклеенные тут и там афиши приглашали ленинградцев и их гостей на многочисленные спектакли и концерты. Далгат, который, несмотря на занятость, старался не пропускать главных театральных новинок, замедлил шаг, внимательно рассматривая очередную афишу.

Прямо над названием «Любовь к трём апельсинам» в глаза ему бросилась надпись: «Дирижёр Джемал Далгат», и в ближайшей же кассе он приобрёл билет на оперу Сергея Прокофьева.

Вечерний зал был полон, и по окончании оперы зрители, встав со своих мест, долго и горячо аплодировали артистам в знак своей благодарности и восторга.

Дирижёр, невысокий мужчина средних лет с нервным худощавым лицом, на котором из-под стёкол очков поблескивали выразительные глаза, тонким, с характерной горбинкой носом, стоял у пульта и время от времени наклонял лысоватую голову, сдержанными кивками благодаря зал за щедро проявляемые эмоции.

Со своего места Далгат внимательно смотрел на него и думал о том, что просто обязан подойти к этому человеку, хотя почему обязан, он и сам не мог бы объяснить.

В ожидании, пока публика окончательно разойдется, он прогуливался по фойе и поглядывал на стены, увешанные портретами мастеров оперной сцены. Наконец, он увидел, что Джемал Далгат, сменивший концертный фрак на обычный костюм, направляется к театральному выходу.

Преодолевая смущение, Далгат шагнул к нему и произнёс, волнуясь:

– Здравствуйте!

– Вечер добрый, молодой человек! – ответил ему дирижёр. – С кем имею честь?

Приветливость в голосе музыканта растопила нерешительность юноши, и он сказал:

– Меня зовут Далгат… Мы с вами почти тёзки! Я из Дагестана…

– А-а-а! О-о-о! Очень приятно познакомиться, уважаемый почти тёзка из Дагестана! Вы здесь проездом?

– Нет, я здесь живу, учусь и работаю!

– Вот как? Ну что же, учитывая, что и я тоже по большому счёту происхожу из Дагестана, пойдёмте и по дороге с вами обо всём поговорим!

В ходе беседы выяснилось, что Джемал имеет достаточно близкие родственные связи с покойным отцом Далгата, Манапом Алибековым, и парень, обрадованный этим открытием, вдруг подумал, что не зря, должно быть, его так взволновала услышанная по радио фамилия дирижёра.

Впоследствии он не раз благодарил судьбу за тот день, когда всё-таки решился подойти к Джемалу Далгату, потому что встреча эта не только положила начало их дружбе, но и привела Далгата к поистине судьбоносным событиям.

Из письма Далгата:

«Здравствуйте, дорогие Малика и Юсуп!

Давно не писал вам, и, честно говоря, стыдно, но, поверьте, я о вас часто думаю и мысленно с вами разговариваю.

Жизнь моя довольно однообразна, хотя и занят бываю целый день по горло. В основном разрываюсь между институтом и библиотекой. Работаю над темой и одновременно готовлюсь к кандидатским экзаменам по философии и немецкому, так что, как видите, дел хватает.

Малика, ты спрашивала, хожу ли я в театр и как часто. Раньше ходил чаще, и в Мариинку, и в БДТ, и оперетту успел много раз посмотреть, а сейчас времени почти не остаётся, ведь госпожа Наука не шибко жалует тех, кто не отдаётся ей целиком!

Но у меня есть новость, для меня очень важная. Я здесь познакомился с удивительным человеком, его зовут Джемал Далгат. Он наш соотечественник, известный музыкант и очень интересная личность. Дирижировал в балетах «Горянка», «Ревизор» и многих других. А главное, выяснилось, что он состоял в родстве с моим отцом, хотя, как я понял, лично они не были знакомы.

Джемал-Эддин Энверович – таково его полное имя – отнёсся ко мне с большим вниманием, и я даже был у него в гостях. Он интересный собеседник, много знает и много гастролировал по миру, представляете, был в Японии, США, Германии, Индии!

Не скрою, я рад этому знакомству не только потому, что он интересный человек, но и оттого, что есть в нём нечто такое, что меня к нему притягивает, какое-то внутреннее благородство, и тактичность, и дух. Мы много говорим о литературе, об истории. Он столько читал всего, просто ходячий кладезь знаний!

Что касается моей жизни, то она почти не меняется и состоит главным образом из работы, учёбы и посещений тёти Розы, которая периодически ставит вопрос ребром, требуя, чтобы я оставил общежитие и перебрался к ним, ну а я героически сопротивляюсь.