Коллектив авторов - Фантасофия. Выпуск 6. Трэш Страница 5

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – говорю.

– Как поживаете?

– Спасибо, не жалуюсь.

– Рад за вас… А как здоровье супруги, детишек?

– Опасений не вызывает.

– Что ж… Весьма рад, весьма.

Ага, думаю. Вот ты и подошел к главному. Подумал – и как в воду глядел! Поправил он фуражку и говорит:

– Однако ж, позвольте узнать: для чего вы здесь стоите?

– Догадаться нетрудно: стою на страже Родины.

Удивился. Опять за козырек взялся, поправил свою фуру. Потом кашлянул так деликатно и говорит:

– Вы знаете, я вас очевидно огорчу, но все же вынужден заметить, что… э-э-э… некоторым образом это я… э-э-э… н-ну, словом… то есть это я, некоторым образом, стою на страже Родины.

– Ничего удивительного. Вы стоите, и я тоже стою. Оба стоим.

– Вот как? Что ж, это, конечно, бывает… А все же, согласитесь, странно: отчего не в фортеции службу несете? Опять же штандарт где?

Бдительный, сука. Но мне-то его подколы – как два пальца обоссать:

– Фортеции еще нет, как на пост был наряжен только утром. За штандартом же посланы: прапорщик Козлов Андрей Иванович, ефрейтор Долгоруков Герман Юрьевич и рядовой Ахмедов Сеид-ага Габил-оглы. К вечерней проверке должны водрузить.

– Ах, вот как?.. Ну что ж. Так вы, значит, здесь с утра стоите?

– Так точно.

– Та-а-ак… Вот так прямо с х…м и стоите?

– Совершенно справедливо. Стоим вдвоём с моим х. ём.

– О! вы, случаем, не поэт?

– Отнюдь, товарищ младший сержант. Влиянию Евтерпы подвержен в свободное от основной деятельности время. Вообще же я коммерческий директор инвестиционной компании «Балалайкин и сын».

– А вы, позвольте полюбопытствовать, кто: сын или Балалайкин?

Достал, гнида. Чтоб ты лопнул!

– Сие оглашению не подлежит. Коммерческая тайна.

– Понимаю, понимаю… Ну что ж, рад был познакомиться. Засим не смею далее вас задерживать. Сердечный привет супруге.

– Всего наилучшего.

И пошел, горемыка. Ать-два, ать-два. Одна нога деревянная, за спиной рюкзак, а в рюкзаке арбуз, что ли? А может, и мячик от баскетбола где-то сп. дил, я-то откуда знаю – я к нему в рюкзак не лазил. Так и ушел.

Рустам Ильясов

Голос Америки

– Ты виновен в сталинских репрессиях, – сказал однажды голос в голове.

– Почему? – спросил я, вздрагивая от неожиданности. – Нет, почему это?

– Ты думаешь по-советски, – сказал голос.

Чей это был голос? Я не сразу понял – чей. Просто он появился в голове неожиданно и быстро прижился. То он слышался внутри головы как свои мысли, то снаружи как чужие голоса. Он гремел бывало со всей своей силой и пригибал меня к земле, а я шел куда глаза глядят, но голос не отставал от меня, он говорил и во сне, когда я спал в чьей-то бане или стоге сена. Голос этот был Голосом Америки. Не знаю, как они это сделали, но у них получилось, а получилось так – они сказали: «Мы сделали это».

– Слушай, ты должен быть кем надо и как надо, – говорил Голос Америки, – как нам надо. Лично ты будешь неудачником.

– А почему я? – спросил я этот треклятый голос.

– Ты, никто более тебя не подходит на роль неудачника, у тебя морда такая, никто менее тебя не способен жить в нашем свободном обществе. Ты не почувствовал свободу.

– Нет, я чувствовал свободу, – сказал я, пытаясь прервать голос, но его не проймешь.

– Тогда ты не поймешь меня, Америку, чей голос ты слышишь, созданный психовещателями торжества свободы. Чувствуй же себя свободным, ну ты…

– Я, наверное, болею, – сказал я никому.

Потом я долго мучался. Голос Америки не отставал от меня, он все назойливее не давал жить без себя, он заполнял все свободное время и от этого считал себя свободным или свободной, а я этого, признаться, не понимал. И уже в Америке вместо демократической и республиканской партии были две партии несколько иного рода, то есть: партии моджахедов и душманов. А я все слышал этот голос, я не знаю – один я такой или нас много, но этот голос был всей моей жизнью и даже в туалете он рассказывал мне о свободе, которую он как-то так понимал по-своему.

Я плакал от него, и вся моя жизнь была заражена и зависима. И я не понимал кто, что происходило, но я уже не мог давать оценку происходящему.

– Ты будешь свободен, я верю в тебя, – говорил громом Голос Америки мне, и я зажмуривал от страха глаза.

Рустам Ильясов

Заговор зубов

Рот – это тот фронт, который тоже имеет жертвы. Зубы выдергивают. Зубы теряют. В одном из ртов многочисленного человечества зубы устроили парламент. Они стали выбирать верхнюю и нижнюю палаты и решили, что верхние зубы будут верхней палатой парламента, а нижние – нижней палатой. У них была сквозная демократия и в депутаты пошли все зубы поголовно, хоть у них и не было головы.

Данный зубной парламент решил управлять челюстями, и верхней и нижней, заставляя кусать то, что вздумается этим зубам. Сперва человек – хозяин зубов решил, что у него бешенство, но потом пригорюнился, а пригорюнившись, призадумался.

– Эврика! – крикнул Хозяин. – Я понял, это заговор зубов.

Кстати, у него было несколько больных зубов, которые его мучили.

– Я вырву их, и все будет в порядке, – решил Хозяин.

А зубы скрежетали:

– Врешь, не возьмешь. За что боролись! – но потом решили, что вырвут самые плохие, а хорошие оставят.

Заговорщики не знали, что им всем рано или поздно придется покинуть засиженные места. Потому что шло гниение. Тем более что Хозяин забывал их чистить. Верхние и нижние зубы давно поняли, что никакой они не парламент, а только зубная боль от них, но необходимость была во всем.

– Даже в нас, – говорили зубы мудрости.

Клыки говорили резцам:

– По нам можно определить происхождение видов.

– Да, видов на жизнь, – кивали резцы, – но люди сейчас редко кусаются. Но все же кости грызут.

Коренные зубы страдали больше всего, на то они и коренные. Их выдрать то трудно было, а бывало сгниет зуб, навроде болезненного человека, а корень после себя оставляет, и болит, и ноет потом, до мозга.

Да, дорогие ребята, пройдет время и про мозг расскажу, но сейчас закончу рассказ про зубы. Забыли уже зубы, что они парламент. Несколько их осталось. Сгнила жизнь, а потом постаревший Хозяин пошел вырывать оставшиеся, чтобы вставить вставную челюсть.

Эти оставшиеся он хранил как память в темной банке и шептал им:

– Эх вы молодость моя, жаль, что я не акула.

А на столе стояла на ночь другая банка со вставной челюстью. Эта челюсть разговаривала сама с собой как в бреду:

– Я сама естество.

Рустам Ильясов

Помогите

Однажды, когда я лежал в психиатрической больнице, мне рассказал больной человек по фамилии Бляхман, как он заболел. Он был в Германии, когда ему явились галлюциногенные ангелы. Как будто он увидел ангелов, явившихся к нему. И вот тогда-то он закричал: «Помогите!» Потом его опрашивали немцы, что такое «по-мо-ги-те».

Что же такое «помогите», спрашиваю я себя? Я ехал в автобусе, у меня болел живот, а в психике нападали голоса. Живот болел нестерпимо, нестерпимо сводили с ума голоса, меня тошнило, я ехал в автобусе в дальнем углу, и меня трясло до тошноты. Тошнота была и от голосов, и от животной боли. Я прикинул, что будет, если я крикну: помогите!

Он ехал на автобусе, и от него не отставала боль с голосами. Голоса комментировали боль, и вся она вызывала тошноту похуже чем у Жан Поля Сартра. Хотя в чем-то родственную ей. Люди казались грязью. На улице стоял грязный, еще теплый плюсовой ноябрь. Грязи было тьма, и дорога была ужасающе грязна.

Голоса комментировали его поездку. Живот болел уже второй день, понос не помогал. Это распоясались нервы, которые коверкались через голоса, отвлеченные от обычного бреда в бред тоже обычный, но дорожный. Он отдыхал от животной боли, говоря с женщиной о том, как его довели до болезни и как много сейчас погибает в армии людей. Четыреста за полгода, не считая погибших во время боевых действий в Чечне.

Потом он уже ехал в другом автобусе вместе с теми, кто сел на остановке в Толбазах, их было много и всем им надо было ехать автостопом. Одних забирали машины, других нет, и они ждали своей очереди. Ждал своей очереди и он. Но вот их всех посадили в небольшой автобус с надписью «служебный».

Он сел со всеми в автобус и почувствовал себя очень плохо, автобус сильно трясло, его тошнило, а голоса мучили его вдобавок.

– Ну что, – бузила психика через голоса, – поехал, а ведь очень плохо тебе.

И не передать как плохо было, скажешь плохо, но не поймете, нет, не поймете. Но вот он решил попросить о помощи:

– Помогите! – взмолился он, – мне очень плохо. Психически страдаю, кто поможет?

Все молчали и, не спеша, удивленно оглядывались.

– Помогите же мне! – взмолился он пуще прежнего.

Наконец один из сидевших тоже в автобусе спросил:

– Что с вами?

– Я психически болен, мне невыносимо плохо, голоса мучают меня, и меня тошнит.

– Это от тряски вас тошнит, – сказала женщина, – меня тоже подташнивает.