Елена Минкина-Тайчер - Эффект Ребиндера Страница 51

В первые месяцы работы Лева страшно переживал из-за плохого знания английского, ночами проговаривал необходимые фразы, вслушивался в произношение на специальных учебных кассетах. Ерунда! Его разноцветные и разномастные ученики всё понимали с полуслова! Великая страна Америка!

А сегодня с утра выяснилось, что ожидается совершенно свободный день! Потому что сразу два лоботряса попросили отменить занятия, у них, видите ли, простуда и насморк! Интересно, кому Лева мог рассказать про насморк в их годы? И кто бы его пожалел?

Сначала решил закатиться в ресторан, но утром можно рассчитывать только на яичницу или, не приведи бог, гамбургер. Вспомнил Танины блинчики, рассыпчатую кашу с орехами и медом, клубничное варенье, уютную светлую кухню, домашние занавески с вышитыми еще Асей Наумовной георгинами… Решено! Рвануть домой сюрпризом, провести день в человеческой обстановке, отоспаться и отогреться в привычном тепле. А рано утром выехать обратно. Просто и хорошо!

Честно признаться, он по-своему любил длинную дорогу из колледжа, два часа одиночества в замкнутом маленьком мире, только пролетают за окном заледенелые стволы деревьев. Почти все стихи последних лет были написаны именно в эти часы, ритм сплетался с шуршанием шин, стуком дождя по стеклу, ветром и градом.

Брамс смущался диссонансом,Странной смелостью своей, —Но уже кружил над БрамсомАтональный суховей…

Кстати, давно пора отправить файл последней книги! Почти все выверил, отловил мелкие ошибки, буквально пару страниц осталось, а руки не доходят. Издательство деликатно напоминает, к весне запланирована презентация, нужно торопиться, пока не забыли сюжет короткого документального фильма, снятого местным журналистом. Фильм, прямо-таки скажем, не шедевр, но все равно забавно наблюдать себя на экране!

Тогда, шесть лет назад, в страшном 89-м году, кто мог представить, что у него найдутся силы жить, что появятся новые стихи, ученики, дорога, автомобиль, ветер и сосны за окном…

Погадай по руке мне, цыганка, —Что там, в прошлом – Варшава, Таганка?Что читаешь за линий узоромНепреклонным всевидящим взором?Погадай мне, цыганка, на картах,Расскажи об апрелях да мартах…

Тогда он думал только об одном – уехать! Как можно быстрее уехать, покинуть пустой черный город, невыносимые ненужные улицы, грязный пруд, окраинную забытую библиотеку, где они любили греться в осенние дни, буфет в Пушкинском музее. Мало кто знал, что в буфете даже в самые трудные месяцы перестройки за гроши подавали винегрет и молочную кашу, совершенно домашнюю молочную кашу с сахаром. Кира радостно дула на ложку, стеснительно улыбалась – после отъезда Нюли она постоянно ходила голодная. «Нет, ты подумай, стоять в очередях для себя самой?!»

Удивительно, до какой степени он не ценил прекрасное, стремительно уходящее время! В сумбурном, потерявшем разум городе, среди внезапно возникших палаток, лавочек, и рынков, среди спекулянтов с одинаковыми огромными пластиковыми сумками в клеточку, он спокойно шел, держа ее за руку. И не ценил! Не ценил совершенности и полноты жизни, ее присутствия, естественного, как дыхание.

– Почему ты никогда не напишешь песню, Левушка? Что тебе стоит?

Кажется, они возвращались с концерта Кукина или еще кого-то из старых облезлых романтиков шестидесятых. Все стало возможным, даже официальный концерт бардов! Какое все-таки глупое слово. Да и сам жанр скорее раздражал Леву – слишком примитивная музыка украшала не менее слабые стихи. Хотя приходилось признать, что некий завораживающий эффект был. Например, у Окуджавы.

– Пожалуйста, душа моя, все что хочешь, даже песню! Какая тема угодна вашей милости?

– Что-нибудь пожалостливее! Например, осень, дождь, разлука…

Идиот, он и тогда ничего не понял. За полчаса набросал медленные текучие стихи, которые хорошо ложились на стандартные для бардов аккорды, даже добавил короткий проигрыш: «И если, милый друг, темнеет за окном октябрь, и в старый дом поманит осень…».

Она уехала, не простившись, ни разу не рассказала, что ходит в ОВИР, оформляет документы, только короткое письмо: «Прости, я устала. Нечего и незачем ждать. Будь свободен и счастлив!».

В том же месяце их всех пригласили на интервью в Американское посольство. Собственно, интервью ожидалось давно, Сашка с мужем и Бобом еще год назад отстояли в очереди за анкетами. Да, она освободила его. Освободила от сомнений, чувства вины перед Таней и детьми, необходимости думать и решать. Если бы он знал главную причину! Поехать за ней, утешить, защитить от страдания, ужаса, боли, надвигающейся бездны…

Только годом позже через знакомого музыканта сумел разыскать телефон Валерии Дмитриевны в Париже. Киры уже не было в живых, и только дочка Нюля очень знакомым Кириным голосом послушно отвечала на вопросы: «Да, диагноз знала еще в Москве, да, прооперировали и даже пытались облучать позвоночник. Нет, уже были метастазы в костях…».

И если, милый друг, темнеет за окном октябрь,и в старый дом поманит осень,в забытый старый дом,где дождь устал шуметь и слышится едва,не жди, не открывай промокшую тетрадь,не задавай привычного вопроса —все о любви да о былом.Пора костер разжечь, пускай горит опавшая листва.

Лева привычно подъехал к дому со стороны гаража, загнал машину и на цыпочках поднялся по лестнице в бывшую детскую. Сейчас он войдет как ни в чем не бывало, Таня ахнет радостно. Всю жизнь он возвращается, куда бы ни увело – возвращается к ней, и всегда она рада. «Все отнял у меня жестокий Бог…». Тютчев все-таки великий мудрец!

О нет! Из кухни раздавался голос Таниной подружки Ольги Поповой. И что за беседы с утра?! Только Ольги ему и не хватало натощак после долгой дороги!

Благоразумнее всего было отсидеться наверху и таким образом избежать утомительного разговора про распродажи, цены и проделки их внучки Машеньки. Внучка, безусловно, замечательная, не хуже своей мамы Саши, те же очаровательные щечки и кудряшки, но Леву уже не проведешь. Все эти очаровашки, дочки и внучки, имеют обыкновение очень быстро вырастать и покидать родителей ради какого-нибудь совершенно чужого балбеса. И тебе остается только бодро улыбаться и делать вид, что ничуть не ревнуешь и даже рад, когда эта половозрелая особь с усами спит с твоей родной девочкой.

И что Таня находит в своей постной подруге? Тысячу лет они знакомы, и тысячу лет она всем и всеми недовольна! И в первую очередь, как ни смешно, именно Левой. Чем он ей так не угодил, спрашивается? Ведь всегда принимал, терпел, общался, даже подарки привозил из-за границы. Танина подруга детства, что поделаешь! А сколько набегался с пропиской. И это после чернобыльской аварии, когда один бог знает, что творилось в Москве! Ладно, зачем вспоминать, удалось помочь, и хорошо. Ольга сама нахлебалась с Чернобылем на всю оставшуюся жизнь. Матвея жалко, хороший был мужик, только мало успели пообщаться.

Надо надеяться, насущные проблемы скоро закончатся, и подруга уберется. Хотя с женщинами всего можно ожидать. Вон, опять завздыхали и заохали. Слышимость жуткая, не стены, а истинный картон в цветочек!

Черт, не везет так не везет! Так он и знал! Сегодня на повестке дня не цены и не внучка, но грандиозные переживания по поводу Ольгиного обалдуя Ленечки. Да-а, это надолго! Оказывается, Ленькина соблазнительница и растлительница на днях прилетает в Штаты и, кажется, будет именно здесь, в Пенсильвании. Страшная история! Шекспировские страсти!

Когда пару лет назад Ольга позвонила и начала рыдать в трубку, Лева даже склонен был ей сочувствовать. Все-таки вдова, единственный сын, совершенно бесперспективная ситуация в России. Почему не попробовать помочь? Тем более парень уже не ребенок, третий курса мехмата. Вполне можно поискать недорогой американский колледж, Тане несложно узнать.

Тогда, в тупой спешке отъезда, Лева почти не думал про собственное трудоустройство в Америке. Вывезти детей из бездарной разваливающейся страны, избавиться, наконец, от чувства вины перед ними. А может быть, просто бежать от невозможной, но случившейся разлуки с Кирой? В любом случае, он не мог больше выносить здешнюю жизнь. Он не желал революций и перестроек, он достаточно читал про революции в книгах, понятно, что ожидались годы бардака, разрухи и жестокости. Ничего, в конце концов, можно работать таксистом, развозить пиццу, чего он не боялся, так это работы!

Они даже не решили толком, где стоит поселиться, еще ночевали в куцей случайной квартирке в пригороде Бостона, когда Таня получила прекрасное, немыслимое предложение! Таня – его вечная умница, достойная ученица профессора Ребиндера! Другие бабы-эмигрантки только и делали, что ныли и ругали медицинские страховки, а она через три месяца уже продолжала тему докторской. Университет немного периферийный, но вполне достойный. И чудное место – старый парк, озеро, учебные корпуса с башенками и каменной кладкой.