Наталья Волнистая - Девять дней в июле (сборник) Страница 53

Заручившись поддержкой главного аудитора Татьяны Модестовны, которая долго не могла оправиться после потери Юлей всех экземпляров годового отчета конторы, Мякишева вызвала в кабинет Пашу.

– За что ты нас ненавидишь? – вкрадчиво спросила Модестовна, и грудь ее могучая вздыбилась. – Ты это специально?

Паша не стал делать вид, будто не понимает, о чем речь. Он повинно склонил голову с остатками кудрей, красиво развел руками и попытался оправдаться:

– У нее такая классная мама, девочки… И вообще, с лица не воду пить. Страшненькая – не отрицаю, но мы же интеллигентные люди, правда? Мы же не судим о человеке по его внешнему виду?

– Если бы судили, ты бы здесь три дня не проработал, – не удержалась Мякишева.

– Мой годовой отчет – это, по-твоему, придирки к внешности?! – простонала эмоциональная Модестовна. – А когда она заказчику сказала, что клиентов много, а она одна, и нечего ее торопить?

– А когда оставила входную дверь открытой на все майские праздники? – шепотом добавила Мякишева. – А трех котят принесла и поселила в приемной? И теперь эти коты облизывают посуду…

– Сволочь ты, Паша, – резюмировала нечуткая Модестовна.

На том и порешили. Первый опыт с наймом секретарши был признан неудачным. Что Мякишева выслушала от босса Жени, пересказывать не будем. Долго он ждал этого момента, и тут Мякишева наконец попалась и получила за все сразу, но без оптовой скидки.

Она покаялась, в отличие от Юли, которая, уходя, хлопнула дверью так, что с потолка вся штукатурка осыпалась, и приемная стала похожа на бомбоубежище. Котов раздавали несколько недель, страшные были коты и злые.

Мякишева больше не доверяла посторонним и решила подыскивать секретаря своими силами. Прослышав о вакансии, к ней пришла Большая Элла, дальняя знакомая. НИИ, где она работала, безжалостно разогнали, обнаружив, что без этого скопища бездельников народное хозяйство вполне может обойтись. Элле, которая много лет опрометчиво считала себя конструктором горных машин и оборудования, пришлось искать счастья в других местах.

– Секретарша вам, говорят, нужна, – басом сказала Большая Элла, нависая над Мякишевой угрожающим утесом, пропахшим «Клима».

Сидеть под Эллой было неудобно и немного страшно. Совсем не хрупкая Мякишева поежилась и заискивающе ответила:

– Ну-у-у… как бы да… Может, ты сядешь?

Большая Элла мощно плюхнулась в кресло и по-хозяйски оглядела кабинет. Мякишева мысленно прокляла новую мебель и голубые жалюзи – гонорар по бартеру.

– Нормально тут у вас. Бери меня секретаршей, я как раз без работы. Телефон-шмелефон, на машинке я печатаю, будете довольны.

– У нас вообще-то компьютер, – пыталась отбиться Мякишева, – рабочий день ненормированный, по выходным работаем, если нужно.

– Глупости, – рубанула Элла, – власть поменялась, а КЗоТ остался. Не имеете права эксплуатировать трудящихся. А компьютер ваш – панская хвороба, на машинке вернее.

Про эксплуатацию трудящихся Мякишевой понравилось, и она чуть не отправила Большую Эллу к боссу, чтобы та ему это повторила. Но вовремя опомнилась.

Каким-то чудом удалось убедить Эллу, что работа в фирме ей совершенно не подходит. Она конторе – да, а контора ей – вот нисколечко. Кровососы мерзкие, а зарплата копеечная.

Кстати, Мякишева сделала Элле доброе дело, не взяв ее на работу. Не найдя себя на секретарской ниве, Большая Элла в компании таких же конструкторов начала яростно челночить и начелночила себе два магазина, где стала неплохо зарабатывать на хлеб насущный.

И вот, обессилев в бою с бывшей создательницей горного оборудования, Мякишева совершила опрометчивый поступок. Дочка соседки, ласково щебеча, рассказала о подружке, замечательной девочке, которой не повезло в жизни, – муж оказался негодяем и оставил ее с ребенком. Но ребенок живет у мамы в городе Харькове, и подружке ничто не мешает стать отличным секретарем. Мякишеву подкупили слова о покладистом характере, что в свете Юли Первой было немаловажно.

Так в контору пришла Юля Вторая.

Эта Юля желала замуж. Отчаянно, не скрывая своих матримониальных намерений ни от кого.

– Жалко, конечно, что у нас директор женщина, – доверчиво делилась она с аудиторшами, – но я вижу, что среди клиентов очень перспективные люди попадаются. Посмотрим, как сложится…

Юля была мила, не хамила заказчикам, варила сносный кофе, не забывала подавать салфетки, блистала лакированными туфельками и придавала конторе определенный шарм.

Но она парализовала работу юридического отдела. Вместо того чтобы корпеть над договорами и протоколами, юристы толпились в приемной, оттирая друг друга от секретарского стола и пытаясь ненароком заглянуть в бездонные глубины Юлиного декольте. Директор Мякишева нанимала только молодых юристов, потому что старые, по ее мнению, были порченые.

Шансов завоевать сердце прекрасной секретарши у юристов не было – Юля сразу поняла, что вчерашние выпускники университета, не облагороженные родительским благосостоянием, это не вариант. А на пошлую офисную интрижку целеустремленная Юля была не согласна. Вот объясните, откуда появились такие девушки – Мякишева в ее возрасте ни за что бы не пропустила очаровательного Олежку, специалиста по договорному праву.

Однако Юля держала юристов на коротком поводке, и те начали цапаться между собой, что не способствовало повышению производительности труда. После того как юрист Дима напортачил в приложении к большому Олежкиному договору, что угрожало серьезными проблемами серьезному клиенту, Мякишева забеспокоилось.

– Таня, мне эта невеста фирму развалит, – пожаловалась она Модестовне, – хорошо, что босс договор просмотрел перед подписанием. Страшно подумать, что бы было…

– Постреляли бы нас, – меланхолично предположила Модестовна.

Времена стояли отнюдь не вегетарианские, и ее предположение не было невероятным преувеличением. Гипотетически могли и пострелять, если бы сильно рассердились. Не в суд же подавать, в самом деле…

Диму выгнали, а Мякишева стала думать, как обезвредить Юлю. Увольнять ее просто так было нечестно – в конце концов, она не виновата, что у юных юристов любая телепрограмма – «Играй, гормон». И тут судьба пошла навстречу, на Юлю положил глаз заместитель Витеньки-ресторатора. Юля с ним отчаянно флиртовала, но Мякишевой не хотелось искушать судьбу, и она решила ускорить процесс.

– Витя, он женат? – в лоб спросила Мякишева.

– На работе мы все холостые, – ухмыльнулся Витенька, – а в чем проблема, зая?

– Я хочу выдать Юлю за него замуж.

– Ух ты! Оказывается, вы и такие услуги оказываете. Что ж ты раньше не сказала?

– Мне не до шуток, – рассердилась Мякишева, – рассказывай про своего зама, быстро.

– Понимаю, что проблема имеет место быть. Ладно, считай, что тебе повезло, нет у него жены. Бросила его, уехала с каким-то немцем, который у нас месяц обедал, а она того немца приметила, лахудра поганая. Сказала мужу: «Прости, но с тобой я в Европу не попаду, а хочется». Зря, парень он нормальный, небедный, доля у него в моем деле хорошая. Против немца, конечно, не попрет – тот трубами торгует. А для секретарши в самый раз будет. Женим, зая, если надо.

Так Мякишева с Витенькой, объединив усилия, выступили в роли купидонов, а фирма снова осталась без секретаря. Юля Третья (все уже поняли, что следующую секретаршу звали так же?) появилась, когда Мякишева была в отпуске. Первом за пять лет. Босс с супругой тоже отбыли в комфортные теплые края, а на хозяйстве осталась Модестовна.

Первая мысль, которая посетила Мякишеву, когда она пришла в контору после двух недель отсутствия, была: без гипноза не обошлось. Потому что ничем иным наличие в приемной худого лохматого существа в длинной ситцевой юбке, увешенного шнурочками, цветочками и фенечками, Мякишева объяснить не могла. Увидев существо, Мякишева застыла. Правда, перед полным остолбенением успела заглянуть под стол – слава богу, оно было не босое, а в плетеных стоптанных босоножках.

– Вы, собственно, кто? – с ленивым интересом спросили шнурочки и фенечки.

– Я, собственно, директор этого предприятия, – не выходя из ступора, ответила загоревшая начальница.

– Директор – Татьяна Модестовна, – последовал строгий ответ. Возразить было нечего, не доказывать же руководящее положение в собственной приемной.

– Вот, кстати, и позови мне ее…

Наболтав себе огромную чашку кофе, чтоб попустило, Мякишева с нетерпением ждала Татьяну. В общем, история была простой. У Татьяны была подруга, а у подруги – дочь двадцати лет. Любимый ребенок, которого таскали на музыку и художественную гимнастику, воспитывали по умным книжкам и кормили правильной едой. А ребенок, отучившись год на факультете романо-германской филологии, взял и подался в хиппи, повергнув семью в глубокий траур.

Где девочка Юля подцепила этот отживающий тренд, неведомо; Мякишева думала, что дети цветов остались далеко в прошлом. Пересекалась она в свои семнадцать-восемнадцать с тогдашними осколкоми славного движения, доморощенными и оттого абсолютно нелепыми, которые бубнили о таинственной Системе, носили тесемочки на лбу и плохо пахли. Даже во времена юности Мякишевой они вызывали недоумение, а уж через поколение – и подавно.