Наталия Терентьева - Синдром отсутствующего ёжика Страница 54

Почему-то я всерьез отнеслась к словам Веры Васильевны. Может, оттого, что она исчезла, словно растворилась в воздухе – настоящая фея, да и только. А в моем нынешнем положении не верить в чудеса просто никак нельзя было. Если не хватает доводов разума, если нет душевных сил переносить боль, если никак ни с какой стороны не подступиться к своей беде – почему бы не поверить в то, что Вера Васильна, к примеру, умеет появляться ниоткуда и исчезать на глазах? Может, и я так научусь, и материализуюсь как-нибудь утром у Ийкиной кровати, и поцелую ее спящую, как всегда пятнадцать лет целовала по утрам…

А вообще-то дети вырастают. И тогда надо срочно заводить кошек, собак, попугаев или ежиков, чтобы было кому наливать в блюдечко молочко и чистить горшок.

Интересно, знала ли Вера Васильевна, что этих двух мальчиков у меня в один и тот же день заберут? И очень скоро, через день после нашей встречи.

– Александра Викторовна? – Папа Владика сегодня был весел и бодр, и голос его я сразу узнала.

– Витальевна. Здравствуйте, папа Владика! Как вы себя чувствуете?

Он даже засмеялся в трубку:

– Просто отлично! Я еду за Владиком!

– Вы уверены? Может…

– Абсолютно! Через полчаса буду! Ждите!

Я позвала Владика, только-только рассыпавшего новые кубики с буквами по полу:

– Малыш, давай-ка собираться. Сейчас будет большой сюрприз. Приедет твой папа, и ты с ним поедешь домой.

– Не хочу! – заныл Владик, по-детски отвечая на последнюю фразу: он-то разложил кубики, а ему предлагают куда-то ехать.

Я догадывалась, что за три недели, проведенные у меня, Владик и думать забыл о своей квартире. Для трехлетнего малыша двадцать дней – огромный срок, приблизительно как для взрослого год.

Неожиданно вмешался Гриша, сидевший у пианино, и стал объяснять Владику, что того ждет его подушка, которой скучно без него спать, его окошко, которому скучно без Владика смотреть на улицу… Чем очень меня тронул.

Папа Владика приехал даже быстрее, чем обещал, мы еле-еле успели собрать по углам игрушки и вещи мальчика.

Я открыла дверь и просто замерла. На моей площадке стояла такая красавица, каких я в реальной жизни не видела. Я не сразу поняла, что это та же девушка, что и на фотографии, которую показывал мне несчастный брошенный папа Владика. Вот уж действительно супер-Маша… Она оказалась очень высокой, тонкой до неправдоподобия, с неожиданно круглой, притягивающей взгляд грудкой, ровными и тоже округлыми бедрышками, обтянутыми красными трикотажными брючками. Пышные сверкающие волосы, небрежно забранные широкой, расшитой бисером атласной лентой, выбивались тут и там золотыми прядями. Небольшие, довольно близко посаженные голубые глаза были так искусно накрашены переливающимися тенями, что казапись огромными и бездонными. Но я-то прекрасно помнила ту фотографию, точнее, вспомнила сейчас…

Позади красавицы оживленно перетаптывался папа Владика, сияя и махая мне рукой, и разве что не подпрыгивая на месте.

– Добрый день, – сказала красавица довольно неприятным голосом, как будто она передразнивала злую и вредную тетку, привыкшую говорить громко, чтобы слышала товарка через два ряда кричащих торговцев и покупателей.

– Привет! Всем привет! – крикнул папа Владика и, обняв красотку, слегка подтолкнул ее в двери. – Машуня, заходи! Знакомься! Это Александра Викт… – Папа Владика засмеялся и посмотрел на меня.

– Очень приятно, – процедила красотка и переступила порог, осторожно оглядываясь, как будто боясь наступить в какую-то гадость.

Я хотела предложить подстелить ей под ее новенькие модные галошки салфетку, но сдержалась. Больше, чем приличия, меня удержал нежный горьковатый запах, наполнивший нашу прихожую. Запах тонкий и завораживающий переплетающимися нотами: вот свежая и горькая, только что сорванная полынь, вот роскошная южная роза, перебившая на секунду своим сладостным ароматом все остальные оттенки запахов, вот скользнувший и растворившийся без следа ландыш…

– Ваня! – неожиданно гаркнула красотка в комнату, где стояла полная тишина с тех пор, как я открыла дверь.

Я заглянула в комнату. Гриша сидел с отстраненным видом и рисовал. Я подумала, надо обязательно потом взглянуть, что же именно он в этот момент рисовал. А Владика видно не было.

– Ва-ня! – повторила красотка, и папа Владика вслед за ней, взглянув на меня и кашлянув, позвал:

– Сынок! Поехали домой! Мама приехала! У нас большой праздник! Посмотришь, какая у меня теперь машина!

Я чуть удивленно взглянула на папу Владика – когда он машину-то новую успел купить, если недавно еще лежал в больнице? Хотя, кажется, теперь это дело нехитрое. Можно прямо по дороге из больничной палаты заехать в салон да за полчаса оформить покупку, были бы деньги да охота…

Выглядел он очень хорошо. Я почему-то думала, что у него будет рука на перевязи и нога прихрамывать – ведь он лежал на растяжке. Но папа Владика шагал отлично, стоял ровно, бодро махал руками. В общем, подлечили его хорошо. Если, конечно, лечили…

– Ой, забыли! – рассмеялся он. – Это же вам. Александра Ви… – Он на секунду запнулся. – Витальевна! Это вам! – Он протянул мне очень большую коробку, на которой была нарисована пузатая бутылка, по всей видимости, коньяка, находящегося внутри. Вот и подарок есть главврачу на юбилей, уже легче. Юбилей в сентябре, но коньяк же может стоять хоть десять лет. – И еще вот это…

Второй подарок тоже оказался ценным – любой подружке сгодится: огромная коробка конфет, напоминающая упаковку пазлов на две тысячи штук.

– Спасибо, – пришлось сказать мне.

– И вам спасибо! – кивнул папа Владика. – Выручили нас невероятно! Мы вот с Машенькой помирились, пока я болел… Да, малыш? – он нежно взглянул на супер-Машу.

Та, похоже, устала от светского раута и нетерпеливо ответила:

– Я не понимаю, где Ваня!

– Он, наверно, спрятался, – объяснила я. – Вла… – Я запнулась. – Он любит так играть. Вы должны его найти.

– Что это такое? Больше месяца не видел мать и прячется от нее! – вскинулась красотка. – Иван!

– Послушайте… – попыталась урезонить ее я, тут же вспомнив бледного и неохотно говорящего Владика, каким я увидела его в конце марта, когда папа в панике вызывал любых врачей, в том числе и меня. – Поищите его, он – вон там, за креслом.

– Иван! Немедленно вылезай!

– Сынок! Вылезай, а то сейчас… кресло взорвется! – нашелся его отец.

Из-за кресла тут же показалось растерянное лицо Владика. Папа радостно захохотал, супер-Маша тоже улыбнулась блестящими губами, напоминающими дольки только что разрезанного сочного персика, и сказала:

– Ванечка! Подойди ко мне! Вот я, например, по тебе соскучилась! А ты?

Мне пришлось пройти за кресло, взять Владика, вжавшегося в мягкую спинку кресла и дрожавшего. Не думаю, что он вспоминал, как мама бросала его через прихожую. Скорей всего, он почти забыл это. Дрожал он от ее резкого крика и нервного тона, который передался даже мне. Я почувствовала, как меня стало поколачивать. Мне захотелось одновременно пошире открыть форточку, включить обогреватель, накрыться пледом и выпить горячего чая, поплотнее закрыв за сверкающей красоткой дверь.

Я взяла Владика на руки и понесла к родителям.

– Эт-то что еще такое? – строго спросил папа Владика. – Что это за мужик, которого на руках носят?

– Лет через пятнадцать он будет мужиком, – все-таки ответила я папаше, чувствуя свое право вмешаться. – А пока он – малыш.

– Так… – Папа взял Владика с моих рук и поставил на землю.

Могу себе представить, если бы кто сейчас взял папу Владика и с силой поставил его, да так, что стукнули бы подошвы и подогнулись коленки. Что бы он сделал? Вытащил бы пистолет и начал стрелять? А Владик сел на пол и отчаянно заревел.

– Ну-ка… – Папа Владика подтолкнул его в спину, пытаясь заставить замолчать, толкнул не сильно и не больно, но, конечно, обидно. И Владик заревел еще сильнее.

Я заглянула в комнату. Гриша перестал рисовать и напряженно смотрел в зеркало, в котором было хорошо видно, что происходит в прихожей.

Он растерянно взглянул на меня и чуть приподнялся. Я покачала головой:

– Родители – имеют право…

– Александра… Ви… ну, в общем… еще раз спасибо! Мы пошли!

Я быстро вернулась в прихожую, где стоял готовый Владик – в шапке, застегнутый доверху на молнию, и уже не плакал. Теперь он, как зачарованный, смотрел на свою красавицу маму. Кажется, малыш стал понимать, что к нему вернулась мама. Вряд ли он до этого осознавал, что она ушла от него и от папы. Но знал, что ее нет поблизости.

– Гриша! – позвала я. – Пойди попрощайся с… – Я запнулась. Не называть же и мне Владика теперь Ваней? – Со своим другом.

Гриша тут же встал и пришел в прихожую. Не обращая никакого внимания на родителей Владика, он протянул малышу руку, и тот, очень серьезно глядя на друга, пожал ее. На меня Владик посмотрел лишь мельком. Это естественно – слишком маленький еще человек, совсем другие законы внутренней жизни. Думаю, спроси его, он бы ответил, что я тоже иду с ним. Ведь я была рядом последние три недели… Гриша вдруг побежал в комнату и вернулся с большим листом, на котором он что-то рисовал.