Максим Кантор - Красный свет Страница 55

– Разумеется, мужчина ищет подвига.

Она улыбнулась в ответ – и я увидел сразу все, что последует за этой улыбкой. Увидел наши встречи в гостиницах, увидел ее снимающей чулки, увидел смятые простыни, кольца и серьги на ночном столике. Прелесть отношений с замужней женщиной – с такой твердой и сильной женщиной – заключается в том, что не придется тратить время и деньги на ухаживание. Она хочет наслаждения – это понятно. Кривляться и кокетничать не станет.

– Собственно, герои, которыми увлекается ваш сын, – сказал я ее мужу, – имеют много общего. Я не вижу противоречий в пристрастиях молодого человека. Ему нравятся страстные натуры. Это так понятно. Интересуетесь искусством? – спросил я у молодого человека.

– В Мюнхене есть значительные мастера, – ответил он.

– Есть кое-что и в Швейцарии, – заметил я. Люблю говорить с молодыми людьми: по натуре я воспитатель.

– «Да-Да», не правда ли? Сюрреалисты?

– И в Англии есть любопытные образцы. – Я чувствовал, что мне попался благодарный слушатель, он ловил каждое слово. – Со времен Блейка в этом народе тяга к грандиозным мистериям. Уильям Блейк, – повторил я, обращаясь не только к нему, но ко всем в гостиной, – вот мастер, которому наш век обязан своими идеями.

– Я люблю мистерии, – сказала фрау Виттрок.

Каждую реплику она преподносила торжественно, слушатели невольно задумывались над ее словами. Это очень важно, что она любит мистерии, это меняет многое. Разговор на мгновение замер, муж растерянно оглянулся на жену, фрау Виттрок высокомерно подняла бровь, потом обратила взгляд ко мне.

– Я люблю мистерии, – повторила она и благосклонно кивнула.

Я смотрел на ее полную грудь и представлял, как будет выглядеть эта грудь, если расстегнуть платье. Позже, когда я увидел фрау Виттрок обнаженной, мои представления полностью подтвердились – грудь была высокая, с большими темными сосками. Должен сознаться: несмотря на любовь к героической античности и флорентийской изысканности, в отношении женских грудей мои вкусы скорее барочные. Я не поклонник грудей a` la «Ночь» Микеланджело – то есть грудей, торчащих в разные стороны, наподобие бортовых орудий фрегата. Меня привлекает рубенсовский вариант. При том что я осуждаю излишнюю слащавость его образов, именно в этом пункте я с Рубенсом солидарен. Да, полные, плотно прижатые друг к другу высокие груди – вот что делает женщину поистине привлекательной.

– Нам есть чему поучиться у англичан, – снова сказал Гитлер, – не правда ли, Ханфштангль? Но только не живописи! – Как обычно, Гитлер отмел в сторону то, чего не знал, отмел – не разбирая, пригодится ему новое знание или нет. – Искусству у англичан учиться бесполезно. Италия – вот образец в искусстве, нет так ли? У англичан нам следует перенять их патриотизм, их спортивный характер. Но у русских? Чему же учиться у русских? – улыбка скользнула под его усами, – разве русские умеют рисовать?

– Именно это я и твержу своему сыну!

– Они вообще-то немцы, – защитил своих кумиров юноша. – Приехали из России, но сами – этнические немцы. Кандинский, фон Веревкина, Явленский. Вернулись на родину.

– Фон Веревкина?

– Фон Веревкина, – презрительно повторил отец семейства. – Я, как и вы, не слышал о такой немецкой фамилии.

– Забавное имя.

– И картинки дурацкие. Но сын относится к этой мазне серьезно.

– Почему же они уехали из России, – спросил Гитлер, – только теперь? Раньше не вспоминали о своих корнях?

– Ах, вы не знаете, что творится в Москве! Великие художники не нужны марксистам!

– У евреев не может быть ничего великого, – спокойно заметил Адольф. Он культивировал в себе антисемитизм. Если в разговоре можно было вставить слово о евреях, он непременно это слово произносил. – Поскольку Россией управляют евреи – можно забыть о русском искусстве. Впрочем, оно и не было значительным.

– Ах, дело не в евреях!

– Заблуждаетесь, молодой человек. В еврействе все дело. Если Россия преодолеет еврейство, у страны появится шанс.

– Ах нет! Рассказывают, что там диктатура и террор коммунистов!

Юноша пересказал нам содержание газеты, которую мы сами издавали, – как это бывает с молодыми людьми, ему казалось, он знает такое, чего не знает никто. Адольф слушал его, склонив голову.

– Диктатура рабочих! – говорил молодой Йорг Виттрок. – Мы тоже хотим социальной справедливости! Но не такой ценой! – При этих словах отец мальчика изобразил ироническую улыбку, он стеснялся горячности сына. Мать же, напротив, – глядела гордо, ноздри ее трепетали, глаза сияли. Вечером отправлю ей письмо, подумал я. Приглашу на чай, скажем, послезавтра в отель «Четыре сезона». В шесть вечера? Вполне удачное время – к одиннадцати она вернется домой. Придет? Несомненно придет, хотя бы из любопытства.

– Поглядите, герр Гитлер, чем социальная справедливость оборачивается! Им не нужна культура! Гонения на науку, искусство, предпринимательство! Они преследуют любую инициативу!

В «Volkischer Beobachter» мы печатали подборку материалов по событиям в Советской России. Публичные судебные процессы в России только начинались в 1923 году. В те месяцы завели дело на ленинградских судебных работников, то был один из первых процессов прокурора Вышинского. Процесс вышел громким: судили судей, предавших свою профессию. Так называемые нэпманы (в России ввели «новую экономическую политику», и появились новые купцы и предприниматели) попытались купить революционную Фемиду. За крупные взятки судьи закрывали глаза на незаконные махинации. Купцы платили судьям, чтобы и дальше обманывать рабочих. Но долго обманывать государство трудно – арестовали и самих купцов, и тех судей, которые помогали им уклоняться от налогов. Выразительные фамилии обвиняемых (купцы Левинзон, Боришанский, Маркитант; судьи Гольдин и Менакер) газета «Volkischer Beobachter» воспроизвела без комментариев, но комментарии и не требовались. Даже в переводе речь Вышинского впечатляла. «Я требую беспощадного наказания, которое очистительной грозой и бурей пронесется над головами преступников. Я требую сурового наказания для пауков и скорпионов. Я требую расстрела всем. Товарищи, благо революции – высший закон, и да свершится удар этого закона».

В тех публикациях мы старались дать читателю обзор сталинских методов – коммунизм был реальной силой, и следовало быть готовым к войне. Юный Виттрок был прилежным читателем, и я порадовался – статья не пропала даром, не зря я искурил пачку сигарет, изображая страдания подсудимых.

Юноша пересказал нам наши собственные публикации, процитировал расстрельные приговоры, которые я сам представил к печати, – и ждал. Ждал и я. Я наблюдал, какую тактику выберет Адольф: обвинит евреев и защитит большевиков или скажет, что большевики – палачи и губят евреев?

Однако Гитлер выбрал иной метод.

– Вас пугает Сталин? – поинтересовался он.

– Московские казни всех пугают.

– Разве государство, карающее преступников, совершает преступление?

– Позвольте, герр Гитлер, коммунисты заманили купцов работать в Россию, а теперь их расстреливают! Это лицемерие! В газете я прочитал, что фальшивые налоговые декларации подают все – иначе производство бы стояло! Купцам приходится изворачиваться! Если отдавать прибыль государству – невозможно развивать промышленность! Государство требует развитой промышленности, но отбирает прибыль, на которую можно промышленность развивать! Где логика?

– Купцы ошиблись в расчетах – значит, были плохими купцами.

– Но государство, которое по прихоти прощает и убивает, это беззаконное государство!

Приятно было слышать, как юноша цитирует мой собственный текст. Действительно, элемент произвола в действиях сталинского аппарата присутствовал. Я постарался донести это до читателя. Помнится, я даже патетически воскликнул в заключительном пассаже: «Эти люди способствовали становлению молодого Российского государства, и вот как Россия платит за добро! Сатурн, пожирающий своих детей, – вот что такое коммунизм!»

– Сатурн, пожирающий своих детей, – вот что такое коммунизм! – воскликнул юноша.

– Да нет же, – сказал ему Гитлер. – Сатурн – это просто образ истории, только и всего. У истории может быть только один лидер, иначе наступает хаос. Заметьте, когда Зевс становится сильнее отца, он его тоже низвергает. Закон прост: тот, кто не может мириться с несправедливостью, – должен ее уничтожить. Историю делают люди, у которых есть на это силы. Вот и все.

– Но этих несчастных убили за то, что они не соответствуют коммунистическим доктринам.

– Плохой купец все равно обречен: в Америке его застрелит конкурент, в Англии разорит банкир, в коммунистической России его казнил народ. Не партия, заметьте. Народ! А народ всегда прав. Воровать – плохо, и вор должен быть наказан. Вор, который украл много, должен быть казнен. Разве это несправедливо?