Наталья Волнистая - Девять дней в июле (сборник) Страница 55

Вот так. Это была последняя Юля – потом директор Мякишева неожиданно для всех и даже для себя уехала в дальние страны. Жизнь ее в краю палящего солнца и синих морей сложилась неплохо, грех жаловаться. Ритм другой – рваный, жесткий, Мякишева напряглась и встроилась. Но иногда она с удовольствием вспоминает неспешное течение времени в конторе, вздыхает и очень надеется, что муж Юли Четвертой за эти годы разлюбил мультики.

Ксения Голуб

БОРЩ

Вот, например, он и говорит:

«Ходил в булочную. Встретил бывшую. Постояли, покурили. Хлебушка подай?»

Вот. Он это сказал. И дальше ест борщ. А тебе теперь с этим жить. То есть вроде ничего страшного не произошло. Ну, встретил, ну, покурили… Но оно уже в тебе! Вот он сидит и ест твой борщ как ни в чем не бывало. Да, с капусткой молоденькой, перчиком сладким, помидорками – сама все с рынка тащила. Отличный борщ, чего уж! С ребрышками, между прочим. Сидит и ест. Вкусно ему. Вон и хлеба еще подай. Который он купил в булочной этой…

Вот и зачем он тебе сейчас это сказал?

Ел бы и ел. Со сметаной даже. И всем – хорошо. И что он вообще имел в виду? И хлеб такой свежий купил… Нет, и не думай, никакого хлеба! Ты и так поправилась за последний год. Но эти три-четыре килограмма вполне можно сбросить, при желании. Вот в эти же выходные и пойдешь в тренажерку. А еще в бассейн. Ведь давно же хотела, так чего тянуть? Спорт – это вообще хорошо. Такая легкость потом – сразу молодеешь вся. И в джинсы свои наконец влезешь. Только с чем их носить?..

Ну пусть не идет тебе это пальто, что на рынке впопыхах схватила. Так ведь скидки какие там были! И ему еще свитер тот, турецкий, серый, с косами – и тепло, и нарядно. А он сидит и ест свой борщ. Ну и черт с ним, с пальто! Купишь себе плащ. Такой приталенный, с широким поясом, бежевый, к примеру. А что? Беж – это классика. Никогда из моды не выходит. И всегда освежает. А еще перчатки к нему, замшевые. Сумочку и сапоги! Точно, с ближайшего же аванса. Ну хоть плащ, для начала. А то ведь у него туфли совсем заношенные уже. А чуть дождь какой – моментально промокают. А он как походит в мокрых носках, сразу насморк. А там и кашель. Иммунитет ни к черту: все сигареты эти, чтоб их. Вот говоришь, говоришь ему: «Бросай! Ну сколько можно-то?» А что толку? Да, плащ, с ближайшего же аванса!

Нет, ну, может, он, конечно, не специально! В конце концов, откуда он мог знать, что его бывшая там окажется? Он про нее вообще ведь не вспоминал ни разу. Ну практически. Да и ты не спрашивала. Тебе-то это знать зачем? Ты даже в лицо ее не видела. Красивая, наверно. Конечно, красивая, а как иначе! А у тебя вон морщинки возле глаз. Не то чтобы сильно заметно, но ты-то о них знаешь! Как бы уже разориться на крем этот, что Ленка по каталогу себе заказывает. Говорит: «Пару применений – и лицо как у младенца!» Надо же за собой следить, правильно?

Нет, ты следишь, конечно. Даже ногти вчера накрасила розовым – так по-летнему получилось, здорово: самой радостно! И к парикмахеру ходишь раз в два месяца. Очень удобно: прямо через дорогу. Кстати, корни можно бы уже и подкрасить. Депиляцию вот, правда, не делаешь. Как-то все с духом не соберешься. Ой, как представить: горячим воском, а потом отдирать – жуть! Аж мурашки по коже… Но можно и попробовать. Женщина ведь, да? Вот и потерпишь. А то бритвы эти – вчерашний день. И раздражение потом от них бывает. Особенно в области бикини: прямо прыщики такие. Конечно, воском лучше: один раз потерпела – и ходи красивая, и ничего из купальника не торчит. Надо у Алки телефон взять. Она там хвалила какую-то. Машу. Или Наташу…

Вот интересно, а она ему готовила борщи? Вот он сейчас сидит и ест. Твой борщ. А ведь он, может, сравнивает! Вот ты привыкла на ребрышках. В крайнем случае, с куриной грудкой. Как-то привыкла и не задумываешься. А если ему больше с телятиной нравится, или чтобы свинина, но большим таким куском и без сала? Как она готовила. И еще, к примеру, фасоль добавляла. Или приправу какую особенную. Такую, вкус которой не забывается даже спустя годы. И он понимает: твой борщ – так себе борщ. Но ведь он об этом никогда-никогда тебе не скажет. А просто подумает. Хлебом свежим зажует – и вроде ничего так. Но ведь НЕ ТО! А ты об этом не знаешь! Он даже добавки еще попросит. Из жалости. Кошмар какой-то…

А если она вообще готовить не умеет? И все хорошо. Он сидит и ест. И ему так нравится. Что это ты, своими руками, для него. Душу всю вложила. Приправу добавить каждый может, а чтобы вот так, с любовью… Конечно, он не может этого не чувствовать! Но ведь они о чем-то там разговаривали…

Нет, конечно, они могли просто покурить. Как это у них там происходит? Он достает пачку, протягивает: мол, будешь? Она угрюмо кивает: давай. Берет двумя пальцами, чтоб не вывалилась. А то грязно. Да и вообще, поднимать, наверно, сигареты не принято. Он зажигалкой чиркает, подносит тихонечко. Она затягивается. Тьфу. Как этим можно затягиваться? В общем, стоят и курят. Обычно так. И ни о чем вообще не говорят. Разве что о погоде. Ну о чем им говорить? «Вот я купил хлеб домой свежий. А ты?» Бред какой-то… Ну зачем он тебе это сказал?

И тут ты каааак не выдержишь и спросишь его: «Ну?!» Он от неожиданности даже чуть не поперхнется. «И как она?» – скажешь так вроде спокойно, но руки уже немного трясутся. И непонятно отчего. Ведь ничего не произошло. Он сидит здесь, рядом. Ест твой борщ. ТВОЙ, понимаешь? А ты тут ни с того ни с сего вскакиваешь, как дура. И руки еще трясутся. Господи, да что ж это? «И как она?» – спросишь. А он сейчас должен наконец все-все про нее рассказать. Потому что даже имени ее не знаешь. Не говоря уже о борщах. Пусть все расскажет. И как они сегодня встретились, и вообще. Какие у нее волосы, глаза там эти. Ты не хотела, не хотела, не хотела знать. Но ты УЖЕ знаешь. И никуда теперь от этого не деться.«Кто?..» – спросит он, глядя непонимающим взглядом. А потом вытрет губы салфеткой. И добавит: «Кстати, изумительный борщ. Что ты туда сегодня такого добавила?» И ты просто расплачешься. Он обнимет тебя: «Ты чего? Что с тобой, моя хорошая?» И будет гладить теплой рукой по спине. А ты будешь плакать. Но уже от счастья. Ведь дура-то какая, а! А борщ, к слову, правда неплохой получился. И чего распереживалась-то?

Ольга Савенкова

ДЕВЯТЬ ДНЕЙ В ИЮЛЕ

Тридцатого июля Мара Кротова вышла из сумасшедшего дома города Подкомары. Постояла на выщербленном крыльце, глядя на оплывающее от жары солнце. Правая рука ее висела на перевязи, а в левой она держала большую птичью клетку с котом. Он был толстый и выпирал из ячеек клетки, как колбаса, перевязанная веревочкой. Хотелось курить, но рук больше не было.

«Надо решать вопрос с котом», – подумала Мара и поняла, что лучше бы она все-таки осталась в дурдоме. Помимо кота надо было немедленно что-то делать с работой, мужчиной, здоровьем и обратной дорогой. Кот был дело пятое.

– Кому бы его отдать? – спросила Мара в пространство.

– Мнеее, – ответил кот.

– Ах, так? Вылазь! – Мара отцепила дно клетки, кот плюхнулся на асфальт мягким тестом, встряхнулся. Поднял хвост трубой и приглашающе боднул Мару под коленку. Мара повесила клетку на ветку березы и побрела вниз по улице. Кот вальяжно пошел следом. Через пару часов их видели на вокзале. Они брали билеты – один взрослый, один собачий. Говорят, что кот был брезглив, но доволен.

Уезжая домой – в Москву, в Москву, – Мара бормотала:

– А все-таки они были – Ляля и младенец Петр… И я была!

Кот кивал и ухмылялся в пшеничные усы. По документам он был собакой и страшно этим гордился.

«Однако теперь ни в чем нельзя быть уверенным, – думал кот, косясь на пакет, в котором лежала еда с шокирующим названием „Мяу – мясо“. – И был ли мальчик?»

Первого июля Мара стояла в московском супермаркете с бутылкой кетчупа в одной руке и телефоном в другой.

– Что за идиотизм! – Мара изо всех сил сжимала трубку. – Ты же не бомжа убил, в самом-то деле, а учительницу, заслуженного педагога! Расчленяй теперь. Значит, так, тащишь в ванну, режешь болгаркой на мелкие кусочки, а потом, уж не поленись, пожалуйста, поезди по городу и в очень разных местах оставь мусорные пакеты с частями тела. Сверху засыпь всякой дрянью, чтобы никто рыться не стал. Ну не знаю, прокладками, сильно тухлой селедкой. Что значит – нету? Купи селедку, положи у плиты, зажги на ночь горелки и – вуаля! А прокладки поищи в мусорных баках или просто купи и залей акварелью. Или кетчупом. С богом, давай.

Мара злобно запихнула телефон в сумку и стала бросать в тележку продукты. Преобладал кофе. Внезапно она обратила внимание на то, что вокруг стоят женщины со странными лицами, прижимая ее к стене тележками, а за локоть держит полицейский.

– Марианна Сергеевна. – Худенький участковый ощутимо клонился набок под тяжестью кобуры. – Вы поймите, нельзя кричать в магазине про трупы. Народ у нас бдительный. Вот я пришел вас задержать, а где-то, может, кого и впрямь убили. Я отвлекаюсь, мне это вредно.