Евгений Сивков - Чувства Страница 58

Начиная со средних классов, Андрюшу Коптюхина одолевали эротические фантазии, терзали сновидения сексуального содержания, дико возбуждали абсолютно все женщины и девушки в возрасте от двенадцати до шестидесяти лет. Тайком от родителей он бегал смотреть в полулегальный видеосалон порнографические фильмы, персонажи которых изъяснялись на примитивном немецком языке: «Йа, йа, либлинг, дас ист фантастиш!» Невинность он потерял в пятнадцать лет с соседкой тётей Варей: Андрюшу к ней послала мать, соли попросить для консервации огурцов. Варвара Ивановна в этот самый момент была занята оплакиванием своей горькой бабьей доли: сорок пять, её бросил очередной муж, новых на горизонте не наблюдается, пора пить горькую. И тут звонок в дверь – на пороге мальчуган с прыщавым лобиком и стеклянными от неудовлетворённой похоти глазищами.

От тёти Вари Андрей был в восторге целых четыре месяца. Пока не попробовал другую соседку, обитавшую в том же подъезде многоквартирного панельного дома, где проживала семья Коптюхиных. Лариска Галкина давала пацанам за пять рублей. Двоим – за восемь, троим секс с Лариской обходился в десятку. Андрей быстро ощутил разницу между обвисшими прелестями тёти Вари и упругими округлостями двадцатидвухлетней Лариски. Карманных денег на секс не хватало: Андрей копил на магнитофон. Но смышлёный мальчуган довольно быстро нашёл решение: он стал брать с тёти Вари деньги за утоление дамского одиночества и оплачивать ими Ларискины услуги. Иногда он приводил с собой одноклассников. Поскольку те не имели представления о системе коллективных скидок, практиковавшихся неутомимой в постельных утехах девахой, Андрей заранее собирал с парней по пятёрке, а Лариске платил по установленной для сведущих клиентов таксе. Так Андрей обнаружил в себе талант бизнесмена. И тогда же в сознании Андрея сформировался устойчивый стереотип: секс связан с деньгами. За него надо или платить, или получать за него деньги. Бесплатного секса не существует. Любовь – байки для лохов. Чем качественнее станок для удовлетворения половых потребностей, тем больше стоит его эксплуатация. Но в принципе его использование можно оптимизировать, например, сдавать в аренду или субаренду. Но самый надёжный и качественный секс-прибор необходимо иметь в полном своём распоряжении, на праве законной собственности. Андрею явно пора было жениться.

К тому времени он уже учился на втором курсе политехнического института. У него был свой магнитофон, отец отдал ему старенький «Москвич». А у его приятеля Костяна имелся собственный видик. Так ребята замутили свой первый бизнес: разъезжали вечером по пригородным деревням и показывали в сельских клубах фильмы. Последний сеанс, на который не допускались несовершеннолетние, оглашал окрестности немецкими фразами: «…Дас ист фантастиш, либлинг, нохайнмаль, битте!» Возвращаясь однажды из очередного Сукино-Собакино, юный бизнесмен притормозил у ночного бара – он вполне заслужил, чтобы потратить пару-тройку мятых рублёвок, которыми были набиты его карманы, на банку холодненького пива. И тут у барной стойки он увидел её… Всё, парень пропал. А что самое удивительное, это неземное создание снизошло до знакомства с ним. Вероника была чудо как хороша, настоящая королева в этом скопище провинциальных простушек. Горделивая осанка, безупречные манеры, томный взгляд. Андрюха сразу смекнул, что эта девушка явно не его круга, но он уже принял решение: «Она станет моей женой. За это стоит заплатить, и заплатить дорого».

Свой социальный статус Коптюхин определял абсолютно трезво. «Да, я колхозник», – спокойно соглашался он с приятелями, которые попрекали его равнодушием к модной одежде, отсутствием интереса к серьёзной литературе и кинематографу. Так же безразлично Андрей относился и к престижному импортному алкоголю. «Русский напиток – водка. На фига мне эта шотландская самогонка?» – говорил Андрей, когда друзья соблазняли его каким-нибудь односолодовым напитком. Он ни капельки не стеснялся своих родителей. Те много лет проработали на одном предприятии: отец – технологом, а мать – монтажницей радиоэлектронной аппаратуры. Выходцы из деревни, Коптюхины-старшие, несмотря на то, что уже насколько десятков лет прожили в большом городе, сохранили свои сельские привычки: рано ложились спать и рано вставали; мылись не чаще одного раза в неделю, по субботам; сморкались в ладонь; чай пили с хлюпаньем, от которого содрогались оконные стёкла на кухне. Вероника впоследствии заставила Андрея смириться с необходимостью использовать носовой платок, но вот бесшумно пить и есть было выше его сил.

«Так, к Бондаревым ты пойдёшь только в том случае, если откажешься от фуршета. Лучше дома перекуси, а то опозоришь меня, село неасфальтированное», – наставляла мужа Вероника даже спустя годы после свадьбы.

Вероника (для друзей – Никса) была дочерью непростых родителей. «У моих предков в голове тараканы – каждый величиной с носорога», – с гордостью рассказывала она школьным подругам. У девочки были все основания использовать столь смелые метафоры. Её мама играла в симфоническом оркестре на арфе, а папа служил дегустатором на ликёро-водочном заводе. В молодые годы будущие родители Никсы от души хипповали: ездили на джазовые фестивали в Прибалтику и Коктебель, курили травку, сушили мухоморы, обсуждали творчество Музиля и Кортасара временами практиковали групповой секс. А однажды мать умудрилась и вовсе шокировать Веронику: после рюмашки коньяка на домашнем застолье (рюмашка на мамином языке означала граммов триста) она намекнула пятнадцатилетней дочери, что ей очень понравился секс с датским догом. «Скандинавы – они все классные парни. Я вообще-то мечтала поиметь какого-нибудь принца датского, но подвернулся датский пёс. И знаешь, очень даже ничего», – мать пьяно подмигнула Веронике и затянулась сигаретой. «А где был папа?» – изумилась девушка.

– На балконе сидел, его туда пёсик загнал, чтобы под ногами не путался… То есть под лапами.

– И он стерпел? Не вмешался?

– Да ты на папины зубы посмотри: сплошные мосты и пломбы. А у пёсика клыки были размером с когти аллозавра.

Вероника вместе с матерью на днях смотрела по телевизору научно-популярный фильм про юрский период, поэтому она смогла простить отца.

– Так что если тебя кто-нибудь назовёт сукиной дочерью – ты уж, красава, не обижайся. Это будет тривиальная до сблёва констатация факта.

Вероника мамино чувство юмора всегда считала слегка жестковатым. Родителей она не очень любила, но слегка побаивалась. Особенно матери.

– Я себя чувствовала тогда настоящей героиней сексуального эпоса: Леда и лебедь, Пасифая и бык, Екатерина Вторая и жеребец…

– Дюймовочка и крот, – небрежно обронил отец Вероники, направлявшийся за новой порцией конька, – ты, доча, лапшу-то с ушей стряхивай, мамочка у тебя такое иногда нафантазирует, что хоть в общество защиты животных жалуйся.

Несмотря на столь явную разницу в воспитании, на очевидные расхождения во вкусах, мечта Андрея о женитьбе на столь оригинальной особе сбылась. После короткого периода ухаживания (буквально пара месяцев) они сыграли скромную свадьбу и укатили в недорогое свадебное путешествие в Анапу, где остановились у дальней родственницы Коптюхиных.

– Слушай, Никса, ну что ты в нём нашла? Чувак простой, как сапог кирзовый. Сама видела – сопли рукавом подтирает… Б-р-р-р.

После возвращения из поездки Вероника встретилась со школьной подругой, с которой любила вести долгие задушевные беседы.

– Понимаешь, рыбка моя, я чувствую в нём большую перспективу. Ты на внешность и манеры не смотри, он у меня со временем обтешется. Джентльменом я его, конечно, не сделаю, но менять носки и рубашки каждый день он у меня будет. И парфюм ему подберу, с галстуками познакомлю. Самое главное в нём есть. Знаешь, что в мужиках главное?

– Ой, Никса, только не заводи снова разговоры на тему «размер имеет значение»!

– Дура ты, Варька, сексуально озабоченная. Жалко мне тебя, с таким подходом тебя мужчины всю жизнь будут юзать. Причём на халяву.

– Зато по любви!

– Зато – на халяву. Главный инструмент у мужчины – мозг. Андрюшкас (Вероника почему-то называла мужа на прибалтийский манер) очень даже не дурак.

– Скажешь тоже. Я с ним как-то пообщаться пыталась, так он Шпенглера от Шопенгауэра не отличает.

– Ты не путай ум с образованием. Он, конечно, никакой не интеллектуал. Твоего Шопенгауэра считает немецким ругательством. А мне такого добра, как интеллигентик сраный, даром не надо. Насмотрелась на своих – хватит. До старости уже, считай, дожили – и что? Ютятся в позорной хрущобе, ездят на троллейбусе. Унитаз протекать начал – так они полгода деньги откладывали новый купить. Зато коньячище хлещут каждый день. Под разговоры про Шопенгауэра. Баста, у меня по-другому будет. При умелом управлении мой Андрюшкас горы свернёт.