Александр Холин - Осколки Русского зеркала Страница 58

Никон же, решив подмять под себя царство русское, стал насильственно вводить «щепотную» религию, где каждый прихожанин должен был креститься не двумя перстами, что обозначает человеческое и Божественное начало, а пальцами, сложёнными в щепоть. Причём, принявшие «новую» веру в Пасху должны были совершать крестный ход противусолонь – против солнца, против природы, против Бога. Естественно, такие нововведения почти никому не понравились, и православные принялись бунтовать. Вот тогда-то для бунтарей была придумана изуверская казнь: рубить два пальца на правой руке. А те деревни, которые и после этого не соглашались на «благословение» Никона, сжигали вместе с людьми. Живьём.

Фёдор Кузьмич и раньше слышал о чудачествах патриарха Никона, но никогда бы не подумал, что вторая половина семнадцатого века превратилась в резню людей. Народ только что избавился от нашествия поляков, католиков и другой нечисти Смутного времени, но тут появилась собственная сатанинская нечисть, от которой самым лучшим спасением было бегство в непроходимые Уральские и Алтайские горы. А некоторые из скрывающихся старообрядцев обосновали тайные пещерные скиты. Одним из таких скитов и оказалась глинисто-сланцевая пещера в одном из крутых оврагов, недалеко от села Поганки. Жизнь монахов-отшельников была несладкой, но где же на Руси настоящие молитвенники за русский народ жили припеваючи?

На прощанье старец подарил послушнику лестовку, просил передать письмо монахам-отшельникам и благословил на принятие монашества:

– Ты уж прости меня убогого Серафима, что отклонил твоё постижение в нашем монастыре, но сие можно и должно сделать молитвенникам, не предавшим Слово Божие и не поклоняющимся папе Римскому. Лестовку нам завещал Василий Великий, но совершают по ней молитвы только старообрядцы. Утром, после молитвенного правила, ступай себе с Богом, а я, убогий Серафим, как могу, помолюсь за тебя. Только никогда не забывай казаков, что помогли тебе справиться с супостатами…

Фёдору Кузьмичу не хотелось оставлять старца, но и ослушаться было нельзя. И после монастырского утреннего чтения послушник закинул на плечо котомку с краюхой хлеба, тремя луковицами и Псалтырью, перекрестился на храм Божий и отправился на поиски Наровчатской пещеры.

Долго ли, коротко ли, но разыскал-таки Фёдор Кузьмич Никольский скит, который назывался так потому, что надвратной иконой там был образ Николая Мир Ликийских Чудотворца. Хотя никаких врат у пещерного скита не было, но икона Чудотворца Николая всё же висела в глубине пещеры, вделанная в сланцевую стену, под которой проход по подземному коридору закрывала массивная дубовая дверь, укреплённая широкими металлическими полосами. Значит, врата всё же существовали, а грот перед ними, как сени в крестьянской избе.

Дверь была закрыта изнутри, но снаружи не ней висело большое металлическое кольцо. Видимо, чтобы дверь открылась, необходимо ударить кольцом, что Фёдор Кузьмич и сделал. Ему открыл крепкий бородатый мужик в застиранном подряснике и, узнав, откуда гость пожаловал, препроводил его к настоятелю старообрядческой общины отцу Рафаилу. Тот радушно принял гостя, а, прочитав письмо Серафима Саровского, и вовсе обрадовался.

– Мы, Фёдор Кузьмич, рады всем нашим молитвенникам, не старающимся исправить Божье Слово на свой человечий лад, не подгоняющим под себя религию, – объяснил настоятель. Поживи у нас пока, а потом у нас же и пострижение сотворим. На всё воля Божья. А сей же час братия покажет тебе келью и нашу церковь. Ну, с Богом!..

Вот так началась жизнь послушника Фёдора в скиту старообрядцев. Ранее, в той другой далёкой жизни, он бывал в монастырских пещерах Киевской Лавры. По внутреннему устройству Наровчатские пещеры, в свою очередь, очень походили на Лаврские. В пещерах находились келии для братии и церковь с нишами для престола и жертвенника. На стенах пещерных гротов в разных местах были вделаны хорошего письма иконы и выполнены надписи на старославянском языке.

Жизнь в подземном монастыре была строга, но не настолько, чтобы стать невыносимой. Про старообрядческий скит знали во всех окружных деревнях и люди приходили к монахам с одной лишь просьбой: помянуть их в молитвах Всевышнему. Также крестьяне жертвовали монахам одежду и продукты питания, поэтому скит пришлось расширить и организовать в подземельях нечто похожее на хозяйственный двор. Собственно, монахи не скрывали особо своего существования, но и не афишировали, поэтому о ските и живущих там с семнадцатого века молитвенниках Божьих знали только не болтливые люди.

Фёдор Кузьмич не отказывался от выполнения послушания и с радостью принимал всё, что ему уготовила новая жизнь. Собственно, первые шаги неофита прошли в Дивеевой пустыни у Серафима Саровского, там послушник научился безропотно принимать все тяготы жизни. Но и здесь он по завету отца Серафима не забывал годы, когда русская армия гнала французов до самого Парижа. Вот и сейчас, закончив чтение канона перед мистерией пострижения, он вспомнил прошлое.

Русские войска шаг за шагом продвигались вглубь Германии. Оставленные в тылу на немецкой земле французские полки не могли противостоять русским и беспорядочно отступали. Однако Наполеон затребовал подкреплений из Франции и собирал войска, готовясь перейти в наступление на русских, чтобы одним ударом покончить с русскими и немецкими войсками. К осени 1813 года ему снова удалось собрать громадную армию. Под городом Лейпцигом Император Франции решил атаковать союзные войска.

Утром 4-го октября русско-немецкие соединения пытались атаковать французов, но Наполеон отбросил атакующих и пустил в контратаку сто эскадронов закованной в латы кавалерии. Под волной бронированной конницы погиб до последнего человека целый батальон Кременчугского пехотного полка, а в артиллерийской роте графа Аракчеева вся прислуга была изрублена тяжёлыми палашами и орудия захвачены французами. Стремительным потоком, всё сокрушая на пути ударами сабель и палашей, неслась французская конница. Она без труда прорвала фронтовые линии Второго пехотного корпуса и внезапно появилась у селения Госсы.

Император отлично помнил страшный момент нападения французской конницы, потому что возле этого поселения находился его штаб. Но, несмотря на страшную опасность, у Государя хватило сил не пуститься наутёк, не отступить под бронированной конницей. С холма он смотрел на опрокинутые русские войска и на поддержку, спешащую к ним. Между тем, неприятельская конница была совсем близко. Ещё мгновение-другое и русский царь мог оказаться в плену. Но с другой стороны, если бы царь отступил и поддался панике, то окончательное поражение Наполеона вряд ли произошло бы так быстро.

Выручили Государя Императора, заслонили своей грудью русские лейб-казаки. Да мало того, что защитили, но обратили в бегство и уничтожили всю конницу французскую. Лейб-гвардии Казачий полк стоял тут же у подошвы холма, на котором размещалась ставка Александра I. Во всех походах лейб-казаки сопровождали своего Государя, составляя его почётный конвой.

Дозорным Казачьего полка из-за холма не было видно поле сражения, но поднявшаяся в ставке суматоха могла означать только одно: непредвиденный прорыв французов. Так оно и вышло. Государь подозвал к себе стоявшего поодаль командира лейб-казаков графа Орлова-Денисова и отдал ему приказание срочно вызвать подмогу. Граф немедленно ускакал, а Император обернулся к казачьему полковнику Ефремову, который был самым старшим из командующих после Орлова-Денисова.

– Подымай казаков, полковник! – скомандовал царь, – Сегодня нам нельзя отступать. Выручай! Справишься?..

– Да мы за вас, Государь, головы положим!

Ефремов развернул коня и галопом поскакал к казакам и на ходу закричал:

– По-о-олк! Отделениями по четыре направо! Заезжай, рысью – марш!

Он пронёсся мимо полка, не дожидаясь казаков. Те мгновенно последовали за полковником, пуская коней с места в карьер. Но впереди был небольшой, но болотистый ручей, а по плотине проехать можно было только цепочкой.

Александр наблюдал сверху, как эскадроны рассыпались по берегу и вдруг все кинулись напрямик. Большинство казаков быстро выбрались из болота и полковник, вытащив саблю, перекрестил ей казаков и крикнул:

– Эскадрон! Благословляю!

Казаки ринулись наперерез закованным в медь и сталь французам, а лейб-вахмистр Казачьего полка оказался как раз напротив французского генерала, не новичка в сражениях. Русский царь видел, как опытный француз, обнажив палаш, ринулся на прорыв казачьего строя, но вахмистр не испугался мчащееся забронированное существо. Казаку пригодилось то, что водится только среди донцов: они с конём так хорошо понимали друг друга, что когда француз уже занёс палаш над преградившей ему путь фигуркой, конь казака на всём скаку вдруг остановился и сделал прыжок в сторону, что позволило седоку вонзить пику меж пластинами брони. Пика пронзила бронированного француза насквозь и выбила из седла. А вахмистр, как ни в чём не бывало, стряхнул труп с копья и дал шпоры коню.