Юрий Серов - Главные вещи Страница 6

Продуктов после праздников осталось немного: кусочек мяса, кефир, кругляш сыра, яйца, пакет с лавашами, пачка макарон, да килограмм картофеля.

– Здорово, потушим мясо с картошкой, сказала мама.

– Мясо с картошкой? – возмутился я. – Всего лишь? Сам Гуру снизошёл на кухонные просторы, а тут мясо с картошкой! Нет, извольте! Я использую все ингредиенты.

Вооружившись ножами, приправами и воображением, я прикинул, что может получиться, и приступил к делу. Нарезал мясо кубиками, обжарил на сковороде, добавив тёртой моркови, лука и чайную ложку томатной пасты. Полученную зажарку измельчил в комбайне до состояния фарша, остывший фарш перемешал с тёртым сыром и зеленью. Два лаваша устроил в форме с нахлёстом на бортики и высыпал смесь в форму. Кефир перемешал с яйцом, посолил, порвал оставшиеся лаваши в чашку, смочил и положил сверху на фарш. Закрыл пирог последними двумя лавашами, смазал маслом и закинул в разогретую духовку. Мама, наблюдавшая за спектаклем, только ахнула. Я, вытерев руки о фартук, поклонился.

Вечером вся семья собралась за столом. Папа, мама и я ели пирог, запивали горячим зелёным чаем и разговаривали. Главной темой дня был возможный переезд в Оренбург.

– Сегодня разговаривал с Николаем, это дедов крестник, если не помните. – Отец взял паузу на расправу с пирогом. – Он работает в госструктуре: то ли в администрации, то ли у губернатора, не важно. Весной запускается проект, строительство которого шло последние пять лет.

– Ракетная база?

– Всё верно… Так вот, мне предложили перевестись туда, без увольнения из армии, да ещё и с повышением. Обещают полковника, если контракт подпишу. Но не в этом суть. Николаю нужен помощник для проекта. Угадайте, кого он хочет видеть?

– Кого? – хором спросили мы.

– Дед сосватал ему тебя, Сашок. Они пробили в твоей компании, там дали рекомендации и положительные отзывы, в итоге Коля решил вернуть блудного родственника на родину.

– Как-то неожиданно, – сказал я. – А как же Москва?

– Да плюнь ты на неё! Тебе упал с неба шанс, повторно звать никто не станет. Николай на пенсию скоро уйдет.

– И правда, Саш, – сказала мама. – Ты подумай, никто не наседает, но это достойная работа. Москва Москвой, но пора задуматься о будущем. Не всю же жизнь клиентов искать и лизинг втюхивать?

Позже, когда родители устроились у телевизора, я мыл посуду и размышлял о перспективах жить дома и стать помощником дедова крестника. Я ни черта не мыслил в ракетной индустрии и военных делах, но несколько лет назад не разбирался в лизинговых сделках, что не помешало переступить порог нынешней работы.

Москва манила и завлекала, но неудачи и реальность остудили пыл, и вера, которая раньше била через край, закончилась. Остались мечты, а одними ими сыт не будешь. Новый Уральск загибался: заводы закрывались, объявляя себя банкротами; предприятия перекупались, год-два барахтались на плаву на старом выхлопе, а затем уезжали в неизвестном направлении. Так, к примеру, перевезли куда-то на Дальний Восток крупнейшую кондитерскую фабрику, оставив без хлеба и пищи тысячи специалистов. Возвращаться сюда означало только одно – поставить жирную точку в делах карьеры и личностного роста. Оренбург был интереснее. Областной центр забирал и забирает лучшие местные умы, переманивает спортсменов и талантливых учеников и студентов, в него вкладывают и развивают, а мы в лучшем случае превратимся в свалку для отходов ракетного комплекса. Президент подписал соответствующий указ в конце десятых, местные власти, получив откат, согласились. Мнение обычных горожан никого не интересовало.

Отец понял, что жизнь в любимом и родном городе подошла к концу. Для меня с переездом в Москву, для них с мамой в ближайшем будущем. Возможно, это произошло и раньше, и он ждал, когда позвонят с переводом. Не исключено, что предложение было до начала строительства. Всё-таки больше папы в Оренбургской области никто не служил. В детстве кадетский класс и школа ЦСКА, затем лейтенантские значки и звание мастера спорта, сборы и командировки, и как итог подписание контракта. Отец женился на армии, говорила всегда мама. Про него писали в газетах, принимали с почестями в мэрии, подарив звание почётного гражданина города, но папа ценил только казармы и солдат. Он воспитал стольких «дедов» из «салаг» и «черпаков», сколько и не снилось врагам государства. Его уважали и побаивались генералы, воспринимая советы как должное, и прислушиваясь к ним, словно к сладостным речам оратора, обещающего манну небесную. Перевод в Оренбург он заслужил как никто другой.

Я переводов не заслуживал, но судьба распоряжалась иначе. Я запутался в ощущениях и не знал, соглашаться или отказываться. Оренбург сулил новый виток в совершенно разных направлениях. Были вопросы, но они отпали. Никто на переезде не настаивал (кроме родителей), и разобраться хотелось самому. Я метался, втайне лелея столичные мечты, и надеялся на чудо. Русские любят верить в чудеса, это повелось со времён царя Гороха, когда добродушные крестьяне махали рукой и приговаривали: «Авось, пронесёт!» Я жил в России и ничем не отличался от древних соплеменников. Разве что отсутствием бороды и современными технологиями, а во всём остальном разница в тысячелетие нивелировалась.

– Размышляешь? – Вошедший на кухню отец вывел меня из задумчивости.

Я дёрнулся и понял, что несколько минут мою одну и туже тарелку. Вожу губкой по фарфоровой поверхности и тереблю душу. Папа включил чайник и хлопнул меня по плечу.

– Любое решение окажется правильным, – сказал он. – Это твоя жизнь, и ошибки, которые совершишь, тоже твои. Это твое счастье, и твои разочарования. Ни я, ни мама не проживем жизнь за тебя. Не мучайся, до конца праздников определишься. Захочешь, поедешь в Москву, захочешь – в Оренбург. Сейчас выходные и не надо заморачиваться.

– Хорошо, – ответил я.

Я заварил китайского улуна и пошёл в кабинет. Мы просидели до рассвета, но тему переезда не затрагивали. Разговаривали об охоте, о сибирской тайге и медведях, о выживании в экстремальных условиях и закаливании организма.

В шесть утра разгневанная мама выгнала нас с насиженных мест, и прокуренный кабинет опустел.

На Рождество в гости позвал дед. Мама согласилась, но в её душе сохранился осадок. Глядя на сияющего улыбкой деда, она видела в нём горе-гуляку, на старость лет крутанувшегося головой в ненужную сторону.

Женщина по имени Мария, которую дед выбрал для сожительства (так выразились родители, и определение весьма точное) была некрасива, нестройна и напоминала манерами мужика. Её муж служил в лётных войсках и разбился в начале войны с Афганистаном, оставив троих детей на попечение жены. Мария ношу приняла с достоинством. Вкалывала на двух работах, а по выходным подрабатывала посудомойщицей в ресторане. Платили немного, но оставалась еда, которую поровну делили между сотрудниками. Дети, лишенные материнского воспитания, росли самостоятельными и своенравными трудными подростками, и по достижению совершеннолетия разъехались по Матушке-России, да так и потерялись. Писем и телеграмм от них Мария не получала. Говорили всякое, народ горазд на сплетни: старшая дочь якобы вышла замуж за африканца и попала в рабство; младшая стала наркоманкой и доживает дни в больнице; сын отсидел в тюрьме, алкоголик и крышует коммерсантов. Мария не верила в чужие россказни и знала, что с детьми всё хорошо. Материнское сердце чувствует на любом расстоянии.

С дедом они познакомились после похорон бабушки. Он ходил на рынок через дворы и наткнулся на одинокую пожилую женщину, что-то спросил, та ответила, и завязался разговор. Выяснилось, что оба родом из соседних сел: Ивановки и Халилово. Дед рассказал о случившемся горе, Мария его поддержала и поведала о потере мужа. День за днём они встречались во дворе, садились на лавочку и говорили. Она о своей жизни, он о своей. Привыкали друг к другу и притирались.

Мама восприняла чужую женщину в штыки. С похорон бабушки прошли считанные месяцы, а дед крутил хвостом, будто кобель перед сучкой, и считал подобное поведение в порядке вещей. Называл Марию женой, вгоняя в краску от стыда, смеялся и вёл себя не по-джентльменски. Его окрыляло, как в рекламе энергетического напитка. Дед порхал бабочкой по Новому Уральску и забывал звонить мне и маме. Его подменили, подсунув чужого старика.

– Правильно бабушка говорила, – злилась мама. – Как только меня не станет, он сразу бабу в дом приведёт! Так и вышло. Все вы, мужики, из одного теста слеплены.

– Что ты всегда всех под одну гребенку чешешь? – парировал отец доводы. – Люди разные, и среди женщин подлецов хватает, и среди мужчин. И дети неподарками бывают.

– Ничего. – Мама обиделась и ушла в спальню.

– Женщины, – развел руками папа. – Никогда их не поймешь.

Мы шли к деду в молчании. Мама – демонстративно отвернувшись, а я и отец следом, как верные оруженосцы. Гулким эхом разносились шаги по подъезду, сообщая о прибытии, и на пятом этаже гостей встречала Мария.