Александр Дьяченко - В круге света (сборник) Страница 62

– У нас трактора в Оптиной прямо в храмах стояли, и учебные классы там были. Кладбищенские памятники посносили, и мы на могилках тамошних монахов с пацанами в футбол гоняли.

Вот такая беда. Иван с нами еще некоторое время поработал, а потом ему небольшое наследство досталось, и решил он пойти в торговлю. Накупит мелким оптом масла сливочного, тушенки, печенья и торгует с земли. А холодно, он полдня простоит, потом – за бутылкой, и жена, ему помогая, тоже потихоньку втянулась. Под вечер, пьяные, отдадут товар за гроши и снова пить. Через год такой торговли мой Ваня перебрался на одну большую помойку под Москвой. Все спустили – и квартиру, и гараж. Бедные дети, у них были мальчик и девочка. Вот так подумаешь, сколько таких Вань в свое время через опоганенные святыни пропустили, многое становится из сегодняшней жизни понятно. Кто уцелел, а кого-то, как Ваню, зацепило.

Был у нас еще один очень интересный работник. Работал он хорошо, надежно, но и пил тоже славно.

Короче, надоели жене его постоянные пьянки и уговорила она его – нет, не кодироваться. Повезла в Москву к корейцам лечиться иглоукалыванием. Он нам потом рассказывал:

– Лежишь себе, а тебя такая маленькая кореяночка всего иглами истычет и музыку тебе включает. Вот ты и слушаешь с полчаса. Несколько раз так ездили. И что ты думаешь, однажды утром просыпаюсь, выходной день, у меня по расписанию – выпить, а я не хочу. Представляешь, я даже испугался. Наливаю стопарик, пробую его в себя залить, а он не льется. Я весь день промучился, а утром на работу. Надеялся, что к вечеру после смены эта беда пройдет и я с ребятами, как нормальный мужик, после напряженного трудового дня, а оно не лезет. Жена-то как рада, и теща рада, а мне тяжело, мне же делать нечего. Книжек я не читаю, гаража у меня нет, телевизор не люблю. Раньше домой пришел, стакашок пропустил и спать, как хорошо, а теперь брожу по квартире, как привидение. Жена мне удочку купила и спровадила на зимнюю рыбалку. Там рыбаков на речке полно и все со своим подогревом. Через это дело и общение между людьми завязывается, а я не пью и везде один, прямо как прокаженный какой. Скорее бы весна – и на дачу. Там есть чем заняться. Слушай-ка, мы вот тогда про патриарха с ребятами говорили, он же, как ты говоришь, семьи не имеет, водку не пьет, работать ему не надо. Чем же он-то занимается? Я хоть только эту зиму мучаюсь, а он, получается, всю жизнь страдает. Может, он тоже весну ждет, картошку там у себя на даче посадить?

Смотрит он на меня, а я уже откровенно смеюсь, не могу сдержаться.

– А чего тут такого, – обижается мой собеседник, – пару ведерок картошечки в день посадил, как славно, сам размялся и время убил.

Незадолго до того, как мне закончить институт, в бригаду к путейцам прислали с другого участка нового работника. Молчаливый, небольшого роста, неказистый человечек. Вперед никогда не лезет и, что самое удивительное, не пьет. Ребята расспрашивали, что, мол, за причина, кодировался или баптист? А оказалось, что Вова, так звали нового члена бригады, просто деньги копит. И нужны они ему, чтобы купить мебель. Знакомый его подтвердил, что мебель у них в доме действительно вся какая-то колченогая, и от парня отстали, каждый имеет право на своих тараканов.

Вова работал хорошо, и заработки у ребят были неплохие. К концу года он купил домой кухню. Хороший набор, с женой выбирали. Установили и решили отметить. Выпили и стали смотреть телевизор. И как раз в это время по ящику выступал наш замечательный певец Николай Басков, и Вовина жена, забыв о ревнивом характере мужа, имела неосторожность лестно отозваться и о самом певце, и о его внешнем виде и замечательном голосе. У Вовы включилось что-то в голове, он опрокинул еще пару рюмок и пошел в сарай за топором. Потом вернулся в дом и, невзирая ни на какие протесты супруги, с криком: «Вот пускай твой Басков тебе новую мебель и покупает!» – набросился на обеденный стол. Через несколько минут вся кухня, доставшаяся непосильным трудом, превратилась в щепки.

А со следующего рабочего дня Вова, протрезвевший и терзаемый раскаянием, вновь принялся копить на новую кухню, и ведь накопил. Снова поход по магазинам и снова приятные хлопоты по доставке новой мебели, установка и подгонка столов и ящичков, пахнущих дурманящим запахом свежего мебельного лака.

Наконец вкручен в стену последний шуруп, и жена, наученная горьким опытом, уже не включает телевизор, более того, женщина говорит мужу множество приятных и лестных для мужского самолюбия слов. И после того как Вова выпил рюмку-другую, он вдруг с отчаянием понял, что жена ему врет. Он встал и подошел к зеркалу. Вова смотрел на свое маленькое тельце и некрасивое лицо. Он представил себе Колю Баскова, сравнил его с собой и снова убедился в том, что ему врут. Он выпил еще пару рюмок водки, пошел в сарай за топором. И несмотря на истошные вопли жены, с криком: «Я не люблю, когда мне врут!» – и дальше, все по отлаженному сценарию.

На следующий рабочий день Вова вновь приступил к своему нелегкому сизифову труду, а мне пришло время рукополагаться в священники.

Когда мы начинали восстанавливать храм, в котором сейчас служим, куда я только не обращался в поисках средств. Зашел и к начальству на прежнее место работы, а потом пошел навестить ребят на горку, рассказал о своих проблемах. Просто поделился с ними, а через неделю, перед самым Новым годом, ко мне приехали двое путейцев и привезли деньги, что собрали между собой. Я оторопел:

– Откуда так много?

– Да это в основном Вова тебе просил передать, говорит, мол, на новую кухню копил, но уже боится. Думает, что все одно их в пыль превратит, а у тебя хоть в дело пойдут. И потом, ты же, считай, из нашей бригады вышел, а раз мы своего священника вырастили, значит, мы за тебя и отвечаем. Короче, чтоб у нашего было не хуже, чем у людей.

И еще несколько лет мои ребята в одно и то же время присылали деньги, просто привозили и отдавали, и я их уже ни о чем не просил. Простые работяги, наивные и смешные, они первыми пришли мне на помощь, другие подтянулись потом, после того, как увидели, что храм стал восстанавливаться. Со временем я покрестил их детей, венчал их самих и отпевал близких. К кому они еще пойдут?

Про Вову рассказывают, что с ним произошло что-то непонятное. На удивление, парень перестал крушить мебель, наконец-то купил в дом кухню, детскую обставил, прихожую. Теперь собирается жене большую кровать купить, точно такую же, как у героев в бразильских сериалах.

– Поначалу она, когда он деньги на новую кухню тебе отдал, волосы на голове рвала, а теперь, когда такое чудо с мужем произошло, так и сама в церковь заходить стала, свечки ставит, все Бога за Вову благодарит.

Такая вот история почему-то вспомнилась под Новый год.

Сказка

Служба уже закончилась. Я стоял возле панихидного стола и снимал огарки свечей. Люблю заниматься горящими свечами. Есть в этом действии что-то завораживающее. Хотя свеча – это прежде всего материальная жертва человека. Его конкретная помощь храму для того, чтобы храм мог жить своей обычной жизнью и чтобы в нем не прекращалась молитва. А в свое время огонь свечей освещал тесные помещения катакомб, когда в них собирались на ночную молитву наши далекие предшественники, первые христиане. Конечно, существует и множество разных символических толкований об участии свечи в литургической жизни Церкви, особенно в наши дни, когда в храмы повсеместно подведено электричество.

А мне свеча иногда напоминает человеческую жизнь. Вот свечка еще только ставится на подсвечник – это все равно что молодой человек, только-только вступающий в самостоятельную, взрослую жизнь. Вот свеча прогорела на треть, а человек успел создать семью, родить детей. Свеча уменьшилась наполовину, и дети уже подросли, сами начинают оперяться и потихоньку покидать родительское гнездо. Свеча горит, и рождаются внуки, человек завершает свое рабочее дело и выходит на пенсию. Свеча догорает, а человек подводит итоги своей жизни. Рядом с его свечой догорают и гаснут другие свечи, уходят из земной жизни те, кого он знал, кого любил. Наступает время потерь, и через потери дорогих твоему сердцу людей ты сам смиряешься с мыслью, что настает и твой черед. Но подспудно ты понимаешь, что твой маленький оставшийся огарочек где-то там, куда ты должен прийти, подобно соединяющимся сосудам, не уменьшается, а, напротив, растет. И твой конец здесь есть только начало горения иной таинственной свечи там, где они горят, уже не сгорая.

Вдруг слышу просящий мужской голос, скорее шепот:

– Батюшка, можно поговорить с тобой?

Я и не заметил, как ко мне подошел этот человек, уже пожилой, но еще с полной копной волос на голове, правда, совсем седых.

– Я редко прихожу в храм и скорее больше не верю, чем верю. Но вот зашел. Жену я, батюшка, на днях схоронил. – И человек заплакал. Потом, сделав усилие над собой, он взял себя в руки и продолжил: – У нас было трое детей. Они, как и положено им, выросли, создали свои семьи, а мы с матерью радовались их успехам. И нам казалось, что так будет всегда и мы всегда будем счастливы. Но пришла беда, первым погиб в Питере наш старший сын. Он пропал без вести, и это сразило мою Верочку. Ее парализовало, но постепенно недуг отступил, и она стала вставать. Ноги плохо ее слушались, отказала и почти уже больше не работала правая рука, и еще я перестал понимать ее речь, она только могла издавать отдельные звуки.