Феликс Шведовский - По миру с барабаном. Дневник буддийского монаха Страница 67

Из какой-то заповедной глубины сердца выплыл рассказ Льва Толстого «Корней Яковлев», который я прочитал три года назад, когда мы с Тэрасавой-сэнсэем были в Грозном, во время войны. Мы остановились на квартире у полурусского-получеченского телохранителя, на пятом этаже дома, в котором тоже, кстати, был разбит насос, как и в этом монастыре, и воду приходилось носить в ведрах со двора.

Рассказ – о купце Корнее. Он возвратился из дальней поездки и узнал, что жена ему изменяла. Корней со злости сломал ей бедро, малую дочку, подвернувшуюся под горячую руку, на всю жизнь сделал калекой – и ушел. Через много лет он вернулся стариком-нищим, думая как-нибудь отомстить за ту убогую жизнь странника, на которую его обрекла жена. Но когда он пришел к ней, то неожиданно для себя понял, что нет у него к ней никакой злобы, а что хочет он дожить с ней остаток лет. Жена его прогнала, и на следующий день Корней помер, но просил передать ей, что за все простил и сам у нее прощения просит.

Меня поразило, как точно Толстой указал, что человеческое начало у купца проявилось только благодаря нищете. Ум Корнея еще продолжал озлобляться на невзгоды, а сердце уже стало добрым…

24 декабря 1998 г., четверг. Сегодня в Покхаре, наводненной европейскими туристами и альпинистами, празднуют католическое Рождество. У нас на горе тоже праздник – пищи, принимаемой с особым наслаждением после поста. Хорошо идет молочный чай с ромом. А на обед к нему были еще и хлеб с джемом, салаты и сладкая зеленая картошка – бататы. Наконец-то мы ели не абы как, кто сидя на корточках, кто стоя, а расставили, как следует, столы и стулья. Пиршество на веранде с видом на Гималаи располагало к беседе.

Тэрасава-сэнсэй сказал, что туристы, поднимающиеся сюда, на смотровую площадку Pokhara View Point, чтобы полюбоваться видами, наверняка удивляются, что за люди живут в таком месте, которое, будь оно гостиницей где-нибудь в Альпах, стоило бы тысячу долларов за номер. Далеко не все знают, что здесь монастырь и что мы живем тут совершенно бесплатно.

Частые гости здесь – американцы. Один спросил, не из школы ли мы Нитирэн, «куда сколько ни приходи, только и слышишь» мантру «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё». Сэнсэй говорит, что японскую школу Нитирэн на Западе хорошо знают, но не уважают из-за того, что распространением учения Нитирэна в наши дни агрессивно занялась политизированная, наподобие комсомола, околорелигиозная организация Сока-гаккай. Разрушить созданный ими на Западе скандальный образ Нитирэна крайне сложно. Об этом мастере многие думают как о японском фанатике и непримиримом сектанте, хотя он вовсе не был таким.

Мы слушаем радиоприемник, который купили по дороге сюда, в городе Тансен. Передали, что Америка бомбила Ирак, но, как потом оказалось, это была личная инициатива какого-то военачальника, и бомбардировки прекратились.

Удалось поймать даже волну на русском языке, где говорили, что призывники в России толпами дезертируют из армии, потому что нечего есть. Чтобы вернуть их в армию, пошли на крайнюю меру – всем объявили амнистию. Ельцин очень плох.

Ужинать решили в храме – на веранде вечером слишком холодный ветер. После ужина вышли – и увидели разноцветно мерцающую звезду, она видна только здесь, благодаря чистому воздуху гор.

26 декабря 1998 г., суббота. Хотя монастырь в полном нашем распоряжении, тем не менее покоя здесь мало. Днем постоянно по ничем не огороженной территории гуляют галдящие туристы. Европейцы зачастую не понимают даже, что это не гостиница и не мастерская, как решил один турист, увидев, что я зашиваю свой кроссовок. Гиды специально заводят их на веранду прямо перед нашими комнатами, чтобы показать статую Будды, в одной из комнат дожидающуюся водружения на ступу, и туристы с любопытством заглядывают в другие окна тоже.

Обычно в монастырях Ниппондзан Мёходзи территория разделена на ту часть, куда посетителям можно заходить, и куда нельзя. Мы все возмущались тем, что японцы, дескать, своими заборами и калитками с табличками «No admission»[108] отделяют себя от простых индусов, которые не могут прийти запросто в гости к монахам. Но теперь мы поняли, что какая-то грань, дистанция должна быть.

Дошло до того, что прямо сейчас, когда я пишу эти строки, на веранде напротив окна нашей комнаты непальские девушки взяли наши столы и стулья, устроили пикник, включили магнитофон, да еще и вызвали меня к себе, чтобы я сфотографировал их на фоне Гималаев.

Впрочем, Сэнсэй никого не прогоняет. Ведь тут редко бывают монахи, вот люди и привыкли, что это место непонятно чье. Надо просто показать им, что здесь постоянно молятся, и они изменят свое отношение. Поэтому, сфотографировав девушек, я пригласил их к алтарю, поклониться и послушать, как я бью в большой барабан. Непалки послушно засеменили следом и притихли в храме, повторяли за мной поклоны и учились произносить молитву. Однако, когда я дал им знак, что они могут идти, сразу стали шумно фотографироваться у алтаря, хотя я продолжал бить в барабан. Правда, эта нетактичность только оттенила их удивительную способность следовать за монахом как за учителем, авторитет которого не вызывает никаких сомнений.

Сэнсэй после церемонии поразил меня рассказом о том, как Нитирэн толкует сравнение 16-й главы Лотосовой сутры. Отец-врач, который уехал в далекие страны, оставив сыновьям лекарства, – это давно ушедший в нирвану Будда, живший до Будды Шакьямуни. Невероятно – хотя от ухода из мира одного будды до рождения другого проходят миллиарды лет, ступы предыдущих будд, Канакамуни и Кракуччханды, еще можно было раскопать при Будде Шакьямуни, и их стали почитать благодаря тому, что он указал холмы, внутри которых они находились. В Капилавасту есть колонна царя Ашоки на месте одной из таких ступ. Мы видели ее.

Может быть, что-то не так с нашим понятием времени?

В забывчивой Индии многие ступы с шарирой Будды Шакьямуни уже сейчас, по прошествии каких-то 2500 лет, превратились в холмы, заросшие травой и деревьями, в чем мы и убедились, пройдя пешком по последнему пути Будды.

Но вернусь к сравнению 16-й главы. Согласно пониманию Нитирэна, лекарства, оставленные отцом-врачом, это учения, изложенные предыдущим Буддой Канакамуни. После ухода того Будды люди стали практиковать их неправильным образом, как будто смешали лекарства не в тех пропорциях – и получился яд. Это соответствует началу сравнения: дети по глупости отравились.

Появление Будды Шакьямуни, по сути, есть лишь возвращение неумирающего Вечного Будды под одним из имен. И оно соответствует той части сравнения, где отец возвратился из далекого путешествия – и все дети обрадовались, приветствовали его и, встав на колени, просили вылечить их. Как толкует Нитирэн, Будда приготовил лекарство для отравившихся детей – Лотосовую сутру. Кто выпил лекарство сразу, то есть принял учение Лотосовой сутры, те смогли полностью излечиться и в следующих жизнях стать буддами. Те же, кто испугался лекарства, предложенного отцом, это как раз люди, родившиеся сейчас. Поскольку они не приняли лекарство тогда, их болезнь продолжилась, злая карма усилилась и привела их к новому перерождению в этом злом мире, в этом веке, который в буддизме называется худшим из времен, полным безверия и страха.

Сравнение 16-й главы продолжается: отец уехал снова в далекую страну и прислал гонца сказать, что он умер. «Гонец» – это тот, кто помогает осознать, что наш век – век без Будды, во всех смыслах. И только ощутив свое полнейшее одиночество и оставленность, дети решаются принять лекарство. Так люди современности начинают верить в Лотосовую сутру лишь тогда, когда осознают свою духовную осиротелость. Мы с нашими барабанами и есть такие гонцы с этим ницшеанским известием: «Бог умер».

Последняя часть сравнения – самая впечатляющая. Бог на самом деле не умер. Узнав, что дети приняли лекарство и выздоровели, отец возвращается к ним. Можно толковать эту метафору по-разному: от происходящего в наши дни возвращения буддизма в Индию до грядущего в неизвестном будущем прихода нового Будды – Майтрейи.

27 декабря 1998 г., воскресенье. За завтраком кто-то спросил Сэнсэя, как вышло, что Индира Ганди в 70-х годах выгнала из Индии орден Ниппондзан Мёходзи. Однофамилица Махатмы Ганди продолжала линию его соратника – Джавахарлала Неру, а тот очень уважительно относился к Ниппондзан Мёходзи. Именно благодаря его поддержке орден смог так развернуться в Индии и за короткий срок построить несколько Ступ Мира. Неужели Индиру Ганди так задела критика ее правительства со стороны ордена за проведение ядерных испытаний?

Тэрасава-сэнсэй ответил, что монахи ордена сами дали повод, допустив в сангху хиппи, куривших марихуану. И в любом случае Индира Ганди, пускай и через десять лет, но поняла свою ошибку, извинилась перед орденом и пригласила Ниппондзан Мёходзи обратно в Индию.